— Кое-кто считает, что он не слишком прилежно относился к своей работе. Для вас это представляло проблему? — Кажется, я догадываюсь, кто мог вам об этом сказать. Снежная Королева — вот кто. Да, он, случалось, оставлял решение той или иной проблемы другим, но подразумевалось, что это дело добровольное. За это на него нельзя было сердиться. — У него имелись здесь близкие друзья? — Не сказала бы. Он любил компании. Но в Лондоне друзья у него были. Он, правда, встречался здесь с одной девушкой с кухни — в самом начале, когда сюда приехал. Но долго это не продлилось. — Эта девушка все еще здесь работает? — Нет. Месяц назад уволилась. Говорят, уехала куда-то на север. — Расскажите мне в таком случае о его лондонских друзьях. — По большому счету, я ничего о них не знаю. И никогда ни с кем из них не встречалась. У меня сложилось впечатление, что все они греки. Время от времени он ездил в город. Но не думаю, чтобы ему составлял компанию кто-либо из наших. — Существует мнение, что он был геем. — Нет, это невозможно! — Казалось, она была шокирована услышанным, но быстро пришла в себя и даже рассмеялась. — Но кто мог вам сказать такую глупость? Готова спорить, это брякнула какая-нибудь старуха, которая считает, что хвостик или сережка у мужчины свидетельствуют о его гомосексуальности. Так было дело, да? — В вашем интервью вы сказали, что видели его в последний раз в субботу вечером. Можете рассказать мне об этом поподробнее? — Да. Мы, девушки то есть — в коттедже при клинике нас живет четверо, — в субботу вечером отправились на прогулку. Просто для того, чтобы развеяться и на пару часов сменить обстановку. Ничего особенного мы не планировали. Сели в машину Труди и поехали в паб в Кроубридже, что рядом с Эденхэмом. Когда мы приехали, то наткнулись на Алекса. Он сидел там с парнем по имени Эррол. — Она наморщила носик. — Он старше Алекса. Такой, знаете ли, унылый, невыразительный тип. Он довольно скоро ушел, а Алекс остался с нами. Мы какое-то время посидели за столиком, а потом все вместе двинулись в ночной клуб в Кроубридже, куда, как выяснилось, Алекс и раньше захаживал. Ушли оттуда после полуночи и вернулись в поместье. — Вы точно знаете, что Алекс вернулся в тот вечер домой? — Да… — Она заколебалась. — Уж коли ка то пошло, я возвращалась в его компании. Три другие девушки выразили желание уйти раньше, и я сказала им, чтобы они за меня не беспокоились и что Алекс подвезет меня на своем мотоцикле. Он и подвез. Мы уехали вскоре после того, как ушли девочки. Может быть, в двадцать минут или в половине первого. Я знаю: мне не следовало с ним ехать. У меня и шлема-то не было. — Она посмотрела на Кэти и виновато ей улыбнулась. — Когда мы добрались до клиники, был час ночи. Доктор Бимиш-Невилл не любит, когда обслуживающий персонал возвращается в главное здание после одиннадцати, так как поздние приходы, по его мнению, могут обеспокоить пациентов. Поэтому Алекс переночевал у нас в коттедже на диване и ушел еще до того, как кто-либо из нас проснулся. Больше я его не видела. — Ее глаза вновь стали медленно наполняться слезами. — Значит, вы не встречались тогда с мистером Парсонсом? Ведь вы с ним обручены, не так ли? — Дело в том, что Джеффри учится на заочных курсах по менеджменту. В последнее время ему присылали много заданий, и для прогулок у него просто не оставалось времени. Последнее задание он должен был закончить в воскресенье, чтобы успеть отправить его по почте в понедельник утром. Он не возражал против моих вылазок в город с подругами, если по причине занятости не мог поехать со мной. — Выходит, в воскресенье вы мистера Парсонса тоже почти не видели? — Совершенно верно. Как я уже говорила офицеру, который вчера со мной беседовал, в воскресенье мы встали позже обычного и привычная жизнь в нашем коттедже началась только после одиннадцати часов. Две девушки поехали навестить своих родителей, но Труди осталась, и мы вместе с ней и Джеффри позавтракали омлетом. Было примерно полвторого дня. Джеффри большую часть утра провел на территории поместья — прочищал возникший в системе канализации засор, поэтому заявился ко мне немного озабоченный: волновался, что не успеет выполнить к сроку присланное ему с курсов задание. Где-то после двух он ушел — заканчивать работу над заданием. Я же посвятила вторую половину дня глаженью белья и написанию писем. Джеффри заглянул в коттедж во второй раз в пять тридцать вечера и сказал, что работа над заданием, слава Богу, близится к завершению. Я пожарила ему бифштекс, он поел и около семи часов вернулся к себе дописывать работу. Мы с Труди никуда не пошли и оставшуюся часть вечера провели у телевизора. — Скажите, Рози, у вас есть хоть какие-то мысли о том, что произошло с Алексом? Как вышло, что в воскресенье он оказался один среди ночи в храме? Она медленно покачала головой, после чего снова потянулась за бумажным платочком. Довольно скоро, впрочем, она перестала всхлипывать, овладела собой и тихим голосом произнесла: — Я никак не могу взять в толк, что тогда произошло. Просто теряюсь в догадках. Он был таким милым человеком. И привычки предаваться мрачным мыслям не имел. Должно быть, решение покончить с собой пришло к нему внезапно. Кто знает — вдруг он получил какое-нибудь ужасное известие из дома? От своей семьи в Греции? — Мы пытаемся связаться с его близкими, но пока безуспешно. И все-таки: почему храм? Он когда-нибудь проявлял к нему интерес, говорил об этом? Она покачала головой. — Это ужасное место! И вдвойне ужасное для такого дела. Он был там совсем один, посреди ночи… бедняжка. Возвращаясь в «игровую комнату», Кэти чувствовала, что здорово выдохлась и что новых идей у нее нет. Тем временем команды интервьюеров почти завершили свою работу, и в комнате находились только двое потенциальных свидетелей — пожилая пара, которую опрашивала констебль-женщина. Войдя в помещение, Кэти заметила, как старики чуть ли не в унисон вздрогнули от громового хохота стоявших поблизости детективов. Потом до нее донесся приглушенный грубоватый мужской голос: «…А надо вам сказать, что обе пожилые леди страдали от болезни Альцгеймера». Старики обменялись неодобрительными взглядами. Рассказчик между тем продолжал свое повествование: «Ну, посмотрели они, значит, по ящику танцевальную программу, а потом одна старая перечница говорит другой: „Ах, это прелесть что такое. Помнишь менуэт?“ А та отвечает: „Господь свидетель, не помню. Я даже не помню мужчин, с которыми трахалась“». Как только последнее слово было произнесено, на лицах у стариков появилось выражение ужаса. Они как по команде вскочили на ноги и выскользнули из комнаты. — Просто великолепно, Кенни, — язвительно сказала Кэти, усталая и донельзя раздраженная. — Не забудьте в следующий раз сопроводить свою историю соответствующими телодвижениями и жестами. Весельчаки замерли, заметив, как исказилось от гнева ее лицо, после чего быстро разошлись по углам. В следующее мгновение к ней подошел Гордон. — Хотите растворимого кофе, Кэти? — В его голосе проскальзывали виноватые нотки. — Мы принесли с собой баночку. Вы как пьете — с сахаром и молоком? Она вздохнула: — С молоком, но без сахара, Гордон. И скажите нашим людям, чтобы собрались вокруг стола. Он сделал, как ему было велено, после чего Кэти заговорила: — Итак, что же все-таки произошло с Петроу в воскресенье вечером? После того как мистер Лонг с ним распрощался, никто его не видел. Он просто исчез, а потом материализовался под утро повешенный за шею в крипте храма. Ни у кого из местных не закралось даже мысли, что он мог замышлять самоубийство. Что дальше будем делать? Кое-кто из полицейских зевнул, кое-кто потянулся. Они устали. Первая стадия операции завершилась, и они не испытывали особого желания приступать к следующей. Первым заговорил Гордон, высказав то, о чем все они думали. — Полагаю, пришло время высунуть нос за ограду клиники, сержант. Попытаться разыскать его лондонских друзей, установить, какие места он посещал в Кроубридже и Эденхэме. — Если у него в тот вечер был посетитель, люди могли принять его за одного из участников концерта и вследствие этого позабыть о нем упомянуть, — сказала Кэти. — Но коли так, то где они встретились? Парсонс сказал, что все то время, пока он сидел у себя в комнате и работал, из комнаты Петроу, которая находится рядом, не доносилось ни звука. В любом другом месте Петроу, конечно, заметили бы. — А что, если в храме? — В абсолютной темноте, что ли? — возразил кто-то из присутствующих. — С другой стороны, он мог уехать с территории клиники, чтобы встретиться с гостем за ее пределами. Машины гостей и посетителей клиники подъезжали и уезжали начиная примерно с шести сорока пяти. Однако никто не слышал звука мотора отъезжавшего мотоцикла Петроу, но этот вариант нельзя полностью исключать. — Когда в понедельник утром мы осмотрели мотоцикл, у него был полный бак, — сказал Гордон. — Между тем он пользовался мотоциклом в субботу вечером, — добавила Кэти. — Побыть может, Петроу заправил его в воскресенье? Это, кстати сказать, можно проверить — навести справки на ближайших заправках и в гаражах. Остаются еще паб и клуб в Кроубридже, о которых упоминала Рози. Нужно выяснить, не заезжал ли он туда. И еще необходимо найти Эррола. — Между прочим, в Эденхэме есть гей-паб, — промолвил кто-то из полицейских. Кэти заметила, что это был Кенни, комедиант. — Это правда? — Правда. Мне мои информаторы сообщили. — Одни из сидевших сзади офицеров хихикнул. — Называется «Веселый Роджер». — Смешки стали громче. Кэти сощурила глаза и посмотрела на Кенни, задаваясь вопросом, уж не придумал ли он все это, чтобы лишний раз позубоскалить. — Да хватит вам ржать. Есть такой паб, есть. Находится на Хай-стрит, в противоположной стороне от «Возрожденного сердца», в боковой аллее. — Так это боковая аллея или задний проход, Кенни? — осведомился чей-то голос. — Думаю, всем вам нужно срочно глотнуть свежего воздуха, — сказала Кэти. Потом они с Гордоном уселись за стол и стали разрабатывать план оперативных мероприятий. Было уже начало седьмого, когда Кэти покинула клинику. Перед этим она отправила по факсу последние рапорты Белли, хотя и не была уверена, что в этот час на противоположном конце провода есть хоть один человек, который мог бы их принять. Возвращая ключи от «игровой комнаты» женщине, сидевшей за конторкой приемного отделения, Кэти видела, как потянулись на ужин в столовую пациенты, чей привычный распорядок дня наконец был восстановлен. Один из мужчин одарил ее скользящим взглядом и нахмурился, как если бы ее присутствие в этих стенах было ему в тягость и он хотел, чтобы она побыстрее ушла. Дождь на улице прекратился, но дул пронизывающий ветер, придававший осенним запахам горький привкус недалекой уже зимы. Кэти заторопилась к машине, забралась в салон, включила двигатель, фары и отопление, после чего выехала с парковки. Свет фар ее автомобиля заметался по окружавшим поместье темным лугам, а потом переместился к реке и выхватил из темноты силуэт каменного моста. Добравшись до Эденхэма, она медленно покатила по Хай-стрит и в том месте, где эта улица делала поворот вправо, и впрямь увидела паб «Веселый Роджер». Прежде это заведение именовалась «Плуг». Владелец, стремясь увеличить свой скромный доход, переоборудован его, превратив из захудалой деревенской пивной в тематический паб. По какой-то неведомой причине — никто уже не мог вспомнить, по какой, — владелец решил отделать интерьер паба в морском духе. Теперь заведение изнутри было обшито темными деревянными панелями с прорезанными в них окаймленными латунью фальшивыми иллюминаторами. На стенах висели светильники, имитировавшие красные и зеленые навигационные огни, морские лоции, заключенные в рамы, и закопченные рыбацкие сети. Вход в отгороженный от главного зала бар, именовавшийся ныне «Полуютом», защищали две пушки «под старину», о которые невнимательные посетители пребольно ушибали ноги. Кэти направилась в бар, привлеченная тем обстоятельством, что он в этот вечерний час пустовал. — Что вам подать? — осведомился молодой симпатичный бармен, носивший белую рубашку без воротничка и черный фартук, повязанный на талии. Он смотрел на посетительницу со строгим выражением лица, вопросительно выгнув бровь. Кэти обычно пива не пила, но душная и во всех смыслах накаленная атмосфера клиники, где сильно топили, иссушила ее, вытянула из нее все соки. — Маленькую кружку светлого, пожалуйста. — «Стелла» вас устроит? — Устроит. Кстати, не могли бы вы мне помочь? Дело в том, что я ищу одного человека… — Разве не все мы его ищем, детка? — Хм… Возможно… Скажите, вы видели здесь темноволосого иностранца под тридцать с таким же, как у вас, телосложением? У меня есть его фотография… Наливая ей пиво, бармен через плечо бросил взгляд на снимок. — Миляга. Ну и что он такого натворил? Подрался с кем-нибудь? — Он жертва инцидента, и я пытаюсь найти его друзей. Его зовут Алекс, Алекс Петроу. Это имя вам что-нибудь говорит? Бармен раздумчиво покачал головой. — А почему, собственно, вы пришли со всем этим к нам? — Он работал в Стенхоупской клинике, что находится выше по дороге. Вот я и подумала, что он мог сюда заходить, чтобы пропустить стаканчик. Бармен пристально посмотрел на Кэти. — Если хотите, я наведу о нем справки у наших постоянных клиентов. Можете оставить мне эту фотографию? — Берите. На всякий случай я напишу на обороте свой номер телефона. Кэти передала бармену снимок и присела на высокий стул в дальнем конце бара. На плетеной из соломки салфетке лежала вечерняя газета. Обозначенной в заголовках главной темой номера было убийство в пригородном поезде. До сих пор случай с Петроу не привлекал пристального внимания газетчиков, и Кэти это радовало. С другой стороны, возможно, настало время для более широкого освещения этого события в прессе. Это могло бы помочь проследить перемещения Петроу в воскресный вечер в том случае, если он выезжал за пределы клиники. Размышляя над всем этим, Кэти не заметила нового посетителя бара и подняла на него глаза лишь после того, когда он заказал себе виски. Его голос, акцент и повелительные интонации не оставили у нее никаких сомнений — в бар заявился Таннер собственной персоной. — Здравствуйте, Кэти, — сказал он, стоя к ней спиной и пряча в карман бумажник. Потом повернулся и одарил ее улыбкой, в которой сквозило нечто странное, и это смутило ее даже больше, нежели его обычная враждебность. — Идете, так сказать, по горячему следу? Он подошел к ней и присел на стул рядом.