Дальше — больше. Фактически подобная трактовка событий позволяет ответить на все или почти все возникшие у экспертизы в процессе исследования вопросы. Пью сделал паузу и с задумчивым видом отхлебнул из своей чашки горячего шоколада. — Что-то я не замечаю в вас особой радости по этому поводу, — немного подождав, сказала Кэти. — К сожалению, меня смущают именно те вещи, о которых нельзя судить с абсолютной уверенностью. К примеру, если Петроу умер около двух часов ночи — а в соответствии с данной трактовкой раньше это случиться не могло, иначе окоченение наступило бы прежде, чем его положили на пол, — то, выходит, я измерил у него температуру спустя восемь часов после того, как это произошло. При этом показатель температуры тела слишком сблизился с показателем температуры помещения, чего по истечении восьми часов по идее не должно было произойти. С другой стороны… — тут он пожал плечами, — температура тела всегда считалась плохим советчиком при установлении точного времени смерти. Теперь рассмотрим спортивные туфли, которые показались нам подозрительно чистыми. Мы нашли на них частицы каменной пыли, но в этом, в общем, нет ничего удивительного, так как они всю ночь простояли на каменном полу в храме. Но на них не было ни грязи, ни пятен от травы и грунта, которые позволили бы нам утверждать, что в них разгуливали по улице. С другой стороны, отсутствие такого рода свидетельств в данном случае тоже ничего не доказывает со стопроцентной достоверностью. Инспектор Таннер заявил, что в храм можно пройти и по гравийной дорожке. И хотя мы не обнаружили на подошвах частиц гравия, это по крайней мере объясняет отсутствие других пятен. Сказав это, Пью погрузился в молчание. Обдумав сказанное, Кэти произнесла: — Есть и другие моменты. В прошлый раз вы говорили, что нашли в его организме следы «экстази». Из этих слов трудно заключить, что доза была чрезмерно велика. Пью кивнул: — Увы, и в этом случае я ничего не могу утверждать со всей уверенностью. Через десять или двенадцать часов после приема МДМА в теле почти не остается наркотика, тем более невозможно судить о его количестве. Помнится, я пытался получить точные данные после одного фатального автомобильного инцидента, в котором погибли несколько наркоманов, но даже при таких условиях, когда варьировались время приема, количество наркотика, вес тела… — Здесь ни тот ни другой вариант не проходит, — перебивая его, бросила Кэти. — Если бы он принял небольшую дозу, холод и связанные с ночной вылазкой неудобства наверняка отпугнули бы его от похода в храм. Большая доза, напротив, могла заставить его забыть обо всех этих трудностях, но сомнительно, чтобы ему удалось в состоянии сильного наркотического опьянения добраться до цели, не перебудив при этом половину клиники. Только представьте себе: ему пришлось бы проникнуть в офис, взять ключи от храма, затем выскользнуть из большого дома, пересечь лужайку, добыть где-то веревку, открыть храм и спуститься по винтовой лестнице в крипту. И заметьте: он должен был сделать все это в кромешной тьме, без какого-либо освещения. Помните? У него ведь даже фонаря с собой не было… Пью согласно кивнул: — Ну, если вы так ставите вопрос… — Таки никак иначе. Это говорит о присутствии еще одного человека — с секреторной группой «АВ» или еще кого-то, — добавила Кэти. — Не важно, сознательное это деяние или несчастный случай, но с Петроу обязательно должен был находиться другой человек. Кстати, а что вы можете сказать относительно пятен спермы у него на ногах? — Не могу дать точную привязку по времени. Он мог заполучить их когда угодно в течение всего вечера. — Патолог покачал головой. — Люди подчас совершают очень странные поступки, Кэти. Чем дольше живешь, тем меньше удивляешься чему бы то ни было. Особенно при такой, как у нас, работе. — Да, похоже, эти ребята основательно вас прижали. — Брок поднялся на ноги и медленно разогнул спину. — А может, они правы? — предположила Кэти. — Может, я и в самом деле перегнула палку? Возможно, я с самого начала внушила себе, что это убийство, и не желала замечать ничего другого. Но как бы то ни было, после того как Таннер жестоко меня высмеял, а потом еще и обвинил в гомофобии… я, когда все это обдумала, впала в такую ужасную депрессию, что месяц, наверное, не могла нормально спать. — Но ведь вы наверняка догадывались, что он пытался вас запугать. Так что он просто делал свою работу. — Вы так думаете? — Вы знаете об этом, Кэти. Там, в глубине души. В противном случае вы бы сюда не приехали. — Это правда. — А зачем, в самом деле, вы сюда приехали? — Брок присел за стол и, сложив перед собой на столешнице большие руки, с любопытством на нее посмотрел. — Позже, в ноябре, проводилось еще одно расследование, — ответила Кэти. — Вердикт гласил: «Случайная смерть по причине злоупотребления наркотиками». Мне в расследовании участвовать не предложили, да я особенно к этому и не стремилась. Признаться, меня от всего этого просто тошнило. Мне хотелось побыстрей обо всем забыть. Потом, уже на Рождество, я получила письмо из клиники от Рози Дугган, невесты Парсонса. Той самой девушки, которая сидела с Петроу в баре в субботу вечером. Кэти протянула Броку два листочка голубоватой писчей бумаги. Письмо живо напомнило Броку о начальной школе и черной доске, на которой учитель выводил мелом округлые буковки «а», «б» и «о». В почерке Рози Дугган прослеживалась та же замечательная округлость, которую не смогли вытравить ни бешеные ритмы современной жизни, ни нынешняя тяга к упрощению. «Дорогая сержант Колла. Надеюсь, это послание дойдет до вас в целости и сохранности. Сейчас все заняты написанием рождественских писем и открыток, и я решила написать вам, тем более что я неоднократно об этом подумывала в течение последнего месяца. Люди болтают на все лады о том, что выплыло наружу и суде коронера, а также обсуждают вердикт, вынесенный по делу бедняги Алекса. Полагаю, вы представляете себе, какие чудовищные слухи в этой связи получили распространение в таком месте, как наша клиника. И это повергает меня в глубокую печаль. Я постоянно думаю о том, что его нет с нами и что даже память о нем подвергается надругательству и глумлению. Между тем я знала его лучше, нежели кто-либо другой в этой клинике. Он был светлым человеком, любил радости жизни и умел ими наслаждаться. Но он никогда не сделал бы того, что ему приписывают, если, конечно, его не принудили к этому люди с положением, которым есть что скрывать. Я умоляю вас приложить все усилия к тому, чтобы очистить от клеветы и грязи светлое имя этого милого человека. Искренне ваша Рози Дугган». — И что же вы после этого сделали? — А ничего. Если помните, Рози Дугган — та самая особа, у которой даже мысль о том, что Петроу может быть геем, вызывала смех. И потому я решила, что она знала его далеко не так хорошо, как ей кажется. Я не могу отделаться от ощущения, что она испытывала к нему нежные чувства. Кроме того, что я могла сделать? — Что дальше? — Дальше? Дальше… мне надоело сидеть сложа руки. Я все время возвращалась мыслями к этому письму. Оно словно обвиняло меня в том, что я сдалась и забросила это дело. Тем не менее я бездельничала бы и дальше, если бы в начале этой недели до меня не дошел слух о Лонге. Его секретарша — подруга сестры Пенни Эллиот. И она ей сказала, что Лонг подал документы на соискание одной из высших должностей в Скотланд-Ярде — пост заместителя комиссара. Сначала я в это не верила, а потом вдруг подумала: что, если это правда? Я не забыла, сколь бесцеремонно он вмешался в дело Петроу. А еще я вспомнила фразу из письма Рози: «…люди с положением, которым есть что скрывать», — и задалась вопросом: уж не его ли она имела в виду? После этого я могла думать только о том, как бы поскорее с вами увидеться. Хотела с вашей помощью выяснить, точно ли Лонг подал документы о переходе в полицию метрополии. — Я уже слышал эту сплетню о Лонге, Кэти, — отозвался Брок. — Кстати, меня нисколько не удивило бы, если бы он и впрямь изъявил желание занять этот пост. Конечно, хочется верить, что все это не более чем пустые бредни, но кто знает?.. Полагаю, однако, что определенность в этом вопросе стоит телефонного звонка. Он поднялся на ноги и подошел к телефону, стоявшему на его похожем на верстак рабочем столе рядом с компьютерами. Пока он пролистывал телефонную книжку, Кэти и Гордон собрали оставшуюся после ленча посуду, отнесли ее на кухню и помыли. Они не спешили и не разговаривали: не хотели отвлекать Брока от телефонных переговоров с его коллегами и друзьями. Когда они, покончив с делами, вернулись с кухни, Брок с мрачным выражением лица сидел в кресле в состоянии глубокой задумчивости. — Он получил это место, — через некоторое время произнес Брок, подняв на них глаза. — Этот мерзавец добился-таки своего. Судя по всему, процесс восхождения Лонга к вершинам власти продолжается вот уже несколько месяцев. Теперь его сторонники обсуждают вопрос, как лучше обставить его вступление в должность. Полагаю, они будут требовать для него рыцарского звания. Но поскольку на этот пост назначают только по прямому распоряжению суверена, новость о его назначении, вероятно, не будет обнародована еще несколько недель. — О Господи! — У Кэти от щек отхлынула кровь. — Я не в силах в это поверить. По-видимому, у него есть очень влиятельные друзья в высших сферах. Тем не менее этот Лонг такой… такая… — так и не сумев подобрать нужный эпитет, Брок вскочил с места и, качая головой, начал расхаживать по комнате. — Мы вместе учились в полицейском колледже в Брамшилле в начале шестидесятых, — наконец сказал Брок. — Помнится, на меня произвел немалое впечатление тот факт, что этот человек заранее распланировал всю свою жизнь, хотя ему в то время было, если мне не изменяет память, всего двадцать пять или двадцать шесть лет. Скажу прямо: таких парней мне еще встречать не приходилось. Магистерскую диссертацию он писал в Манчестере, а на стажировку ездил в Америку, обставив в этом смысле всех своих сокурсников. Его никогда не интересовало то, чем занимаются правоохранительные органы. Полиция как таковая представляла для него лишь некую абстрактную структуру, своего рода иерархическую лестницу, вверх по которой он и карабкался, реализуя свои жизненные планы. На месте полицейского управления с тем же успехом могли оказаться министерство иностранных дел или Департамент по налогам и сборам — для него это не имело ровно никакого значения. Он выбрал полицию после того, как где-то прочитал, что там возобладал новый подход и офицеры старой школы, выслужившиеся из рядовых констеблей, больше не в моде. Новый подход означал также внедрение в полицейские структуры новой субкультуры и новых людей — молодых, высокообразованных управленцев, которым предоставлялась возможность быстрого продвижения по службе для обеспечения скорейшей модернизации системы в целом. Ну… вы знаете, как это делается. Я уже устал обо всем этом думать. Как бы то ни было, он, сделав ставку на полицию, оказался прав. В том смысле, что начал быстро продвигаться по служебной лестнице вопреки протестам одного или двух старых реакционеров, которые продолжали считать, что офицер полиции должен хоть как-то разбираться в деле раскрытия преступлений. Когда он стал заместителем главного констебля пять или шесть лет назад, я полагал, что он при своей некомпетентности достиг предела. Но получается, что я заблуждался. — Не он один продвигается по служебной лестнице, — сказала Кэти. — Таннера, к примеру, в прошлом месяце сделали старшим инспектором. — Похоже, теперь они оба преуспевают, не так ли? Я только удивляюсь Таннеру. Не могу понять, как он стерпел вмешательство Лонга. Но возможно, он просто держал нос по ветру, догадывался, что грядут перемены, и в этом-то все и дело. Брок вновь сосредоточился на проблеме и заговорил деловым голосом: — В любом случае корень всей проблемы в смерти Петроу. Если вы, почуяв в этом деле крысу, ошиблись, тогда ничего уже не попишешь. Но если вы правы… Кэти кивнула. — Но я ни при каких обстоятельствах не могу снова открыть это дело, Брок. И никто не сможет этого сделать, пока не обнаружатся новые свидетельства по убийству Петроу. — Если таковые и существуют, то они спрятаны в Стенхоупской клинике. Брок неуклюже поднялся на ноги и потер затекшую спину. Когда он заговорил снова, казалось, что он решил радикально изменить направление разговора. — Что-то я в последнее время чувствую себя не в форме. И плечо все сильнее ноет. Этой зимой оно совершенно не давало мне покоя. Я вот все думаю может, мне акупунктура поможет? Кэти и Гордон уставились на него во все глаза. — Вы серьезно? — после секундного замешательства спросила Кэти. Брок расплылся в улыбке: — Знаете что, Кэти? Последние два месяца я то и дело задаюсь вопросом, уж не становлюсь ли я похожим на тех занудных стариков, которые, сидя в креслах, лелеют свои воспоминания о прошлом и поругивают современную молодежь. И мне представляется, что вы меня от всего этого спасли. В любом случае я могу взять с собой лэптоп и готовить доклад для конференции, пока тамошние эскулапы будут выводить из моего организма токсины. У вас есть телефон клиники? Я могу выехать гуда завтра же утром. Часть вторая 10 В понедельник Брок отправился в путь ближе к полудню с переполнявшим его восхитительным чувством свободы и предощущения праздника. До сих пор он не понимал, какое это блаженство — снова вернуться к своей любимой деятельности — расследованию преступлений. То, что работать ему предстоит на себя, а значит, составлять рапорта или что-либо организовывать не нужно, радовало. Когда он вырвался из города на простор, солнце, словно для того, чтобы внушить ему еще больше оптимизма, вышло из-за облаков и осветило покрытые снегом поля, отчего они заискрились так, что стало больно глазам. Проезжая на своем автомобиле по окраинным дорогам Кента, он опустил стекло, чтобы втянуть в себя пряный деревенский воздух и послушать, как галдят грачи, носившиеся над верхушками деревьев. Он остановился у тихого деревенского паба, чтобы съесть легкий полдник из хлеба с сыром и выпить кружку пива. Эта пища, несомненно, отличалась от простой здоровой диеты, на которой, по его мнению, ему предстояло сидеть последующие две недели пребывания в клинике.