Парсонс: — Она это остановит. Она не позволит причинить мне вред». — Создается впечатление, будто он бредит, вспоминая детство, — заметил Брок. — Вроде: «Моя старшая сестра не позволит вам меня обижать». — А может, это означает следующее: «Она знает, кто это сделал. И остановит все это, если дело зайдет слишком далеко». — А почему не остановить все это прямо сейчас? — Потому что она одновременно пытается защитить человека, который это сделал, — своего мужа. Брок запустил пальцы в бороду и поскреб подбородок. — Вы сказали, что убеждены в невиновности Парсонса. Вы что обрели подобную уверенность, читая расшифровки? — А вы это посмотрите. — Кэти вытащила из пачки на столе еще один бумажный лист и протянула Броку. — Это выжимки из его последнего воскресного интервью. «Старший инспектор-детектив Таннер: — Теперь, Джеффри, вы просто обязаны разговориться. Мы нашли оставшуюся часть веревки, посредством которой вы задушили Петроу. И нашли ее в таком месте, которое указывает прямо на вас. Вы помните об этом? Хотите что-нибудь в этой связи нам сообщить? (Парсонс бормочет нечто неразборчивое.) Таннер: — Неужели я слышу ваш голос? Неужели вы наконец решили сообщить нам нечто важное, Джеффри?.. Позвольте в таком случае вам напомнить, где вы ее спрятали. В хозяйственном корпусе, в ящике для инструментов под верстаком. Вспомнили? В запирающемся на замок ящике для инструментов с вашими инициалами на крышке и со старым зеленым свитером внутри, который лежит поверх инструментов. Кусок свернутой кольцом идентичной красной веревки находился там между свитером и инструментами. На означенной веревке обнаружены принадлежащие вам волоски и частички кожи. Кроме того, срез у нее на конце совпадает со срезом на веревке, которой задушили Петроу. Ну, что вы на это скажете? Парсонс: — Нет… Нет…» — Очень любезно было с его стороны оставить веревку в столь подозрительном месте, — пробормотал Брок. — О да. Если не считать того, что не он ее туда положил. — Вероятно, ваша поисковая команда тоже порылась в этом ящике, когда вы расследовали смерть Петроу. — Нет, не порылась. Я помню, что Даулинг спрашивал меня, как быть с ящиком. Он был заперт на замок и имел инициалы на крышке. Но мы не имели ордера на обыск, и я сказала Даулингу, чтобы он с этим подождал, пока Парсонс не даст на это разрешения. Но мы так до этого и не дошли. — А дальше? — А дальше я сама в него заглянула. Так сказать, в порядке частной инициативы. Уж очень мне было любопытно. Там мог оказаться нож, которым обрезали веревку, найденную в храме, или дубликат ключа к храму — кто знает, что еще там могло лежать? На той стадии расследования мы отчаянно нуждались в дополнительных уликах. Но в ящике ничего не оказалось, кроме джемпера Парсонса и набора старых инструментов, которые имели такой замшелый вид, что, казалось, к ним не прикасались в течение многих лет. Из этого следует, что веревку в ящик подложили. — Очень интересно. И как вы предлагаете использовать это знание? — Как средство для торговли с Таннером, — сказала Кэти. — Я готова помочь ему распутать это дело, если он предаст забвению свои планы относительно нашей с вами дискредитации. Брок некоторое время обдумывал это предложение, потом покачал головой: — Не пойдет. Со стороны это будет выглядеть так, будто вы очень уж вовремя вспомнили об этой детали — как раз тогда, когда вам нужно спасать свой бекон. Кроме того, это означает подставить под удар Пенни, которая снабдила вас всеми этими материалами. Кэти вздохнула: — Да, не пойдет. Вы правы. Что нам в таком случае делать? — Продолжать расследование. Но хочу сказать сразу: единственное свидетельство, которое сейчас будет чего-то стоить, — это правдивые показания самого убийцы. — Тогда давайте сейчас к нему и отправимся. — Сейчас? К тому времени как мы туда приедем, там все уже будут лежать в постелях. — В прошлый раз, когда я отложила визит к Бимиш-Невиллу, на следующее утро выяснилось, что я опоздала. Полагаю, нам надо ехать прямо сейчас. 23 Было почти десять часов, когда они переехали через каменный мост и свернули на гравийную дорожку, которая вела к Стенхоупской клинике. Стоял ясный холодный весенний вечер, и огни большого дома ярко светили ка фоне черного ковра окружавших его лугов. Кэти миновала парковочную площадку и медленно покатила по аллее, делавшей изгиб у коттеджей обслуживающего персонала, полагая, что в этот час директор, вероятно, уже находится дома. Но в директорском коттедже окна не горели, и его кирпичные стены в слабом свечении луны отливали тусклым серебром. Достигнув конца аллеи, Кэти развернулась и вернулась к парковке. Когда они с Броком вылезли из машины и направились к дому, Кэти ткнула пальцем в окно на первом этаже: — Это его кабинет, не так ли? Там, где горит свет? — Очень может быть… Передняя дверь все еще оставалась открытой, но в холле уже не было ни души. Они секунду постояли там, втягивая в себя привычный застарелый запах стряпни, после чего пересекли холл и двинулись по коридору в направлении западного крыла. Когда они остановились у офиса Бимиш-Невилла, Кэти, легонько стукнув в панельную дверь, вошла в комнату. Бимиш-Невилл поднял на нее глаза, по его лицу медленно разлилось удивление. — Не ожидал… Вы-то что здесь делаете? — Я подумала, доктор, что сейчас самое время взять у вас показания, которые мне так и не удалось получить в ноябре, — сказала Кэти. — Те самые, что позволили бы нам установить истину. Бимиш-Невилл, казалось, смутился. — Вот уж не думал, что разговаривать об этом со мной будете вы. — Он повернулся и озадаченно посмотрел на Брока. — Главный инспектор-детектив Брок не связан напрямую С этим делом, сэр. Тем не менее он помогал мне вести расследование и собирается доложить о его результатах в Скотланд-Ярд. — Помогал вам? А я-то думал… — Бимиш-Невилл замолчал, не закончив фразы. В его голосе не чувствовалось агрессии — одно только замешательство, словно доктор к чему-то готовился, но вдруг осознал, что все будет происходить совершенно по-другому. Кэти почувствовала себя как актриса, вышедшая на сцену в неурочное время и нарушившая тем самым плавное течение спектакля. Интересно, чего он ожидал, задалась она вопросом и всмотрелась в его глаза, стремясь расшифровать их выражение. Они, казалось, стали еще пронзительнее, а глазницы, как и щеки, запали глубже, чем прежде. На лбу у доктора выступили капельки пота, а голос вдруг охрип и огрубел. — Так что вы думали, доктор? — Я думал… — Бимиш-Невилл постепенно приходил в себя. — И думаю, что было бы очень неплохо, если бы правомочность ваших действий подтвердил заместитель главного констебля. — Он протянул руку к телефону. — Возможно, сэр, вам следовало бы сначала выслушать то, что мы хотим вам сообщить, а уже потом звонить заместителю главного констебля. Как знать, вдруг после этого вы измените свое первоначальное намерение? Бимиш-Невилл заколебался, но очень скоро желание получить неизвестную ему информацию возобладало. Он убрал руку и выжидающе посмотрел на Кэти. Она не торопясь достала из сумочки свой рабочий блокнот и ручку. — Вы помните пациентку вашей клиники по имени Грейс Кэррингтон? На лице у Бимиш-Невилла проступило удивление. Казалось, это было последнее, что он ожидал от нее услышать. — Конечно, помню. И что с того? — Вы знаете, что в прошлое воскресенье она умерла? — Я слышал об этом. И мне очень жаль, что я не смог поехать на похороны. — Перед смертью она написала письмо главному инспектору-детективу Броку. И попросила мужа отослать его после своих похорон. Бимиш-Невилл замер и вонзил свой темный гипнотический взгляд в лицо Кэти. — Это было прощальное послание самоубийцы. — Боже мой, — едва слышно прошептал он. Потом, немного помолчав, пробормотал: — Нет. Этого не может быть. Просто она была очень больна, неизлечимо больна. — Протест был слабый. Голосу доктора явно недоставало былой силы и проникновенности. — В своей записке она призналась, что ей помогли умереть. Кэти сделала паузу. Доктор ничего не сказал и продолжал гипнотизировать ее взглядом. Она продолжила: — Нас также заинтересовала смерть еще одной особы, которой вы помогали, — матери Эррола Бейтса. — Она снова сделала паузу и, в свою очередь, пристально посмотрела на Бимиш-Невилла. Доктор не сказал ни слова и не пошевелился. Ждал продолжения. Поскольку Кэти тоже хранила молчание, через некоторое время он нарушил тишину и пробормотал: — Мне нечего сказать по этому поводу.