Парсонс, который к тому времени уже пришел в себя, благополучно завершил свой рассказ об обнаружении трупа. После этого он поведал о том, как побежал в большой дом, чтобы сообщить о страшной находке руководству клиники, и вернулся к храму с Бимиш-Невиллом, чтобы последний мог собственными глазами увидеть тело. Потом директор отправился в главное здание звонить в полицию, а он присел на ступени храма и стал ждать прибытия патруля. Он все еще повествовал о случившемся, когда пришел Даулинг и, встав с ним рядом, показал Кэти большой палец правой руки. — Хорошо, мистер Парсонс, — сказала Кэти. — Думаю, я смогу позволить вам отлучиться и попить чаю. Но перед этим я хотела бы кое-что узнать о вашей лечебнице. О том, к примеру, велика ли она, сколько люден в ней лечится и работает, ну, и все такое прочее. — Точные цифры знает только директор, но я и без него могу вам сказать, что территория поместья, где располагается клиника, имеет общую площадь до сотни акров. Раньше поместье было значительно больше, но владельцы продали почти все земельные угодья. Оставшиеся земли и луга арендует местный фермер. Большой дом и хозяйственные постройки с парками и садом занимают около двадцати акров. — Парсонс, рассказывая о клинике, оживился. Без сомнения, то обстоятельство, что Кэти сменила тему, пошло ему на пользу. — У нас шестьдесят две гостевые комнаты на верхнем этаже большого дома и в западном крыле. Кроме того, в клинике имеются лечебные кабинеты, хозяйственные помещения, офисы и кухни. Они располагаются в цокольном этаже и в подвале. На чердаке оборудовано шесть комнат дня обслуживающего персонала. Для него также выстроены четыре отдельных коттеджа. Один из них занимает директор, другой — семья женатого сотрудника из руководства. В третьем и четвертом живет персонал — по четыре человека одного пола на коттедж. — Все это Парсонс выпалил единым духом, после чего внезапно замолчал и, чтобы отдышаться, несколько раз с шумом втянул в себя воздух. — Значит, в лечебнице шестьдесят два пациента? — Я назвал лишь число комнат. Некоторые из них двойные. Всего клиника может принять до семидесяти четырех человек, но в это время года больных меньше. Полагаю, в настоящее время у нас находится от пятидесяти до шестидесяти пациентов. — А сколько обслуживающего персонала? — В рекламной брошюре говорится, что у нас на каждого пациента приходится по сотруднику, — осторожно сказал Парсонс. — Что? Неужели ваш штат насчитывает семьдесят четыре человека? — Что ж… если взять в расчет всех временно работающих или частично занятых уборщиков, поваров, садовников и тому подобных типов, то… — Бросьте, Парсонс. Я никогда в это не поверю. Назовите мне реальную цифру. Меня, в частности, вот что интересует: сколько людей из обслуживающего персонала вошли в ворота клиники и вышли из них за последние двадцать четыре часа? Парсонс пожал плечами: — Трудно сказать… Тридцать? Сорок? Думаю, директор или бизнес-менеджер смогут дать вам исчерпывающие сведения по этому вопросу. — Не сомневаюсь и обязательно их об этом спрошу. Но мне прежде всего нужно было определить порядок цифр. Итак, насколько я понимаю, более дюжины сотрудников обитают на территории поместья. Это верно? Парсонс подсчитал что-то в уме и произнес: — Да. Шестеро на чердаке большого дома и девять или десять в коттеджах. Плюс директор и его супруга. — А вы, Парсонс? Где вы живете? — На чердаке. — А Петроу? — Он тоже жил в комнате на чердаке. — Скажите в таком случае, когда вы в последний раз видели его живым? На лице у Парсонса снова появилось озабоченное выражение. — Даже и не знаю… Попробую вспомнить… Вчера вечером многие сотрудники, как это обычно бывает по воскресеньям, выходили на прогулку. Кроме того, по воскресеньям в большом доме устраиваются для гостей разные сборища вроде домашних концертов. Но я во всем этом не участвовал, так как мне пришлось посвятить все свободное время чтению учебников и подготовке работы по теме курсов, на которые я записался. Другими словами, не припомню, чтобы я вчера видел Алекса. Ни вечером, низа обедом, ни в течение дня… Ну а до того… Нет, не припомню… У меня, знаете ли, в голове какой-то туман… Ничего не помню. — Не волнуйтесь, расслабьтесь, память обязательно к вам вернется. Мы собираемся задавать этот вопрос всем и каждому, так что у вас еще будет достаточно времени, чтобы об этом подумать и все вспомнить. Ну а пока скажите, какой он был? — Алекс? Э… признаться, мы не были близкими друзьями и тесно не общались. Кроме того, он пробыл у нас не так долго. — Директор мне сказал, что он проработал у вас около полугода. Иначе говоря, вы жили с ним дверь в дверь в течение шести месяцев. Два одиноких человека… Вы ведь оба холостяки, не так ли? Парсонс вспыхнул: — Да, но я обручен. Поэтому я старался проводить свое свободное время с Рози… за исключением последнего месяца, когда мне пришлось налечь на учебу. Разумеется, когда он поступил к нам на работу, мы часто болтали. Но как только он обжился… Полагаю, у нас с ним было мало общего. — Скажите, у него имелись друзья среди сотрудников? Он был общительным? — Да… он любил… хм… общество. Часто отправлялся на прогулки. Несколько девушек из обслуживающего персонала проявляли к нему интерес… Он в своем роде был парнем весьма привлекательным, я бы даже сказал, гламурным… Ну, знаете, средиземноморский тип, акцент и все такое. — Он что, иностранец? — Да. Он родом из Греции. Кэти бросила взгляд на входную дверь и увидела сквозь стекло несколько облаченных в флуоресцентные лимонно-желтые жилеты людей, поднимавшихся по дорожке к храму. Повернувшись к Парсонсу, она сказала: — На этом пока и остановимся. Вы весьма меня обяжете, если сейчас вернетесь в большой дом и скажете доктору Бимиш-Невиллу, что я, вероятно, на час или два задержусь. Попросите его от моего имени, чтобы он, если это возможно, приступил к составлению списка всех тех людей, которые находились на территории лечебницы последние двадцать четыре часа, по следующим категориям — сотрудники, пациенты, все остальные… Договорились? — Хорошо… — Парсонс заколебался. — Скажите, это нормально? — смущенно спросил он. — Я имею в виду все эти процедуры… Так всегда делается в случае самоубийства? — Обстоятельства любой внезапной смерти должны быть тщательно расследованы. Но не волнуйтесь, все это займет не так много времени, как вы, возможно, думаете. Они вышли из храма и ступили в колоннаду портика. Опустив голову и ссутулив плечи, Парсонс спустился по лестнице и зашагал по пожухлой траве по направлению к большому дому. На улице накрапывал дождь, и листья рододендронов влажно блестели от воды. Двое мужчин тащили вверх по тропе электрогенератор. На некотором удалении от них к храму пробирались через заросли еще двое. Кэти узнала доктора, показывавшего дорогу высокому худому джентльмену с ястребиным лицом. Доктору стоило немалых трудов поспевать за широким, размашистым шагом этого человека. Кэти перевела взгляд на Стенхоуп-Хаус. Удивительное дело, подумала она, сто человек, девяносто девять из которых еще не знают в деталях о разыгравшейся здесь драме, через какую-нибудь минуту начнут все разом взахлеб говорить о том, что произошло с гламурным парнем по имени Алекс Петроу. 3 Пожимая Кэти руку, профессор Пью пристально на нее смотрел. При этом он слегка щурил глаза, словно от сдерживаемого смеха, а в его голосе временами прорывалось неподдельное веселье, оставшееся от мальчишеских лет, проведенных в Уэльсе. — Говорят, вы приготовили для меня кое-что интересное, сержант… — Надеюсь, — ответила Кэти и повела его в нижний зал, где у висевшего в петле мертвого тела уже стояли детектив-констебль Даулинг и патрульные констебли в униформе. Даулинг был явно не в себе. Кэти отослала его и патрульных наверх — помогать рабочим, тянувшим кабель и устанавливавшим дополнительное освещение, необходимое для работы экспертов. Пока укрепляли галогенные лампы, Кэти светила фонариком на голову и шею трупа, которые рассматривал сквозь очки в роговой оправе главный патологоанатом, не прикасаясь пока к объекту исследования даже пальцем. Когда вспыхнули лампы, стала хорошо видна правая сторона лица повешенного, отчасти скрытая его черными блестящими волосами. Она была деформирована, возможно, даже размозжена. Теперь в этом лице не оставалось и следа пресловутой «гламурности», завораживавшей девушек из обслуживающего персонала. Пью сделал шаг в сторону, сложил очки и, легонько постукивая их оправой по передним зубам, погрузился в размышления. — А здесь теплее, чем я ожидал, — произнес он, — учитывая влажность этого места. — Очевидно, в органной нише за рабочей консолью инструмента размещается электрический обогреватель, позволяющий системе трубок органа нормально функционировать. — Ах да. У них есть орган, — кивнул Пью. — Это восхитительно. Но меня вот что интересует: тело фотографировали? — Нет, сэр. Но фотограф должен прибыть с минуты на минуту. — Прежде всего надо сделать снимки. — Пью повернулся и прошел в дальний конец комнаты со своим саквояжем, где извлек из него нечто вроде накидки из прозрачного голубого пластика и пакет с хирургическими перчатками. Минутой позже появился фотограф, которому, принимая во внимание находившийся при нем кофр с фотооборудованием, стоило немалого труда спуститься на нижний ярус по узкой и крутой винтовой лестнице. Фотограф поприветствовал кивком патологоанатома, который, взглядом призвав Кэти к вниманию, проинструктировал его на предмет необходимых ему снимков. Кэти прибавила к этому перечню свои требования. В частности, попросила сфотографировать объекты на полу и сделать несколько снимков с общими планами нижнего зала. Пока фотограф работал, Кэти осмотрела помещение при ярком свете галогенных ламп. Теперь можно было взглянуть на дверь для прислуги, о которой упоминал Парсонс. Она находилась в боковой стене неподалеку от винтовой лестницы; оба засова на ней были задвинуты. Висевшая в дальнем конце нижнего зала картина явно нуждалась в заботе: полотно было плохо натянуто и провисало в раме. Помимо картины, стены нижнего зала ничего не украшало — разве что влажные пятна и разводы. В углу из пола выступала небольших размеров белая мраморная плита, напоминавшая крышку миниатюрного надгробия, однако на ее полированной поверхности не было никаких надписей или знаков, которые могли бы объяснить ее назначение. — Теперь, — сказал Пью, когда фотограф закончил свою работу, — давайте еще раз взглянем на тело. Он надел очки и приступил к более детальному осмотру трупа, с силой оттягивая пальцами в резиновых перчатках воротник спортивного костюма повешенного, чтобы лучше видеть шею и плечи. Потянув затем за эластичный пояс брюк жертвы, он спустил их с него и сосредоточил внимание на его ногах, уделив особое внимание правому бедру. Осмотрев и ощупав нижние конечности несчастного, профессор Пью сделал шаг назад и удовлетворенно кивнул. — Окоченение наступило, — произнес он, — скажем так, в промежутке между десятью и четырнадцатью часами. — Он повернулся к Кэти: — Кто-нибудь видел его вчера? — Еще не установлено, сэр. — Мм-м… не хотелось бы лишиться всего этого, видите ли… — Казалось, он говорил, обращаясь в значительной степени к самому себе или к воображаемой аудитории, состоявшей из студентов-медиков. — Лишиться чего, сэр? — осведомилась Кэти. Он повернулся к ней, улыбнулся и, сверкнув глазами, сказал: — Картины мышечной компрессии. Видите? По всей правой стороне, насколько я могу сейчас судить, — на лице, правом плече, бедре и так далее. Компрессия и как результат этого уплощение мышечной ткани были зафиксированы трупным окоченением, начиная с лица, нижней челюсти, затем на верхних конечностях и, наконец, на бедрах и голенях. В том же порядке окоченение начинает отходить. Между тем мне бы хотелось как можно лучше представлять себе общую картину процесса. Вас ведь именно это беспокоит, не так ли, Энтони? — Пью повернулся к молодому доктору. — Да, это. И еще синюшность покровов, — ответил тот, выступая вперед. — Да, да, синюшность. Разумеется, — профессор Пью, поджав губы, бросил еще один взгляд налицо повешенного. — Вы синяки имеете в виду? — спросила Кэти. — Ну, это, строго говоря, никакие не синяки. Когда сердце перестает работать, кровь постепенно концентрируется в сосудах нижней части тела. Как, к примеру, масло концентрируется в поддоне картера, когда вы выключаете двигатель автомобиля. Из-за этого возникают темные пятна, которые вы видите. Их еще называют гипостатической, или конгестивной, синюшностью. Но если на плоть надавить, кровь в этом месте из тканей вытесняется, в результате чего образуются белые пятна.