— Наша Мария не Ла Йорона… — Тереза промокнула глаза платком, который ей подал муж. — Мы столько лет не разговаривали с семьей Виктора! — Она покачала головой. — Очень уж было горько. — Чуть позже мы сходим к ним, — пообещала Нина. — Спасибо за помощь. — Все взгляды обратились к Софии, матери Терезы. — Словно камень с души свалился! Сердце Герреры сжалось от боли. Похоже, София ответственно воспитывала детей и все эти годы терзалась стыдом — напрасным стыдом, бремя которого пришлось нести всем ее близким. — Вы поймали убийцу? Кто он? — продолжила пожилая дама. — Пока не удалось определить подозреваемого. — Нина от души надеялась: коллеги уже связались с Кэйхиллом. София прижала морщинистую руку с груди. — Так он на свободе? — Да. И потому прошу вас ни с кем не обсуждать расследование. Понимаете? — Если хотите наказать преступника, помогите нам избежать огласки, — подчеркнул Перес серьезным тоном. — И скрыть нашу осведомленность от убийцы, — добавила Нина. — Пожалуйста, держите происходящее в тайне, пока мы сами не сделаем публичное заявление. — Она вспомнила Снида и подытожила: — А если с вами свяжутся репортеры, не рассказывайте о нашем визите. В глазах Софии блеснула сталь. — Клянусь, ни слова не скажем. — Женщина строго оглядела присутствующих, и Нина поняла: никто не посмеет ее ослушаться. Глава 36 Нине пришло сообщение от Переса. Он смог найти Кэйхилла, и тот согласился через час прийти в штаб ФБР. А пока им с детективом поручили передать новости родителям Виктора. За двадцать минут тягостного разговора в гостиной Аны и Луиса Нина подметила удивительный контраст между этим мрачным полупустым домом и ярким, шумным жилищем Терезы. Луис и Ана были родом из Сан-Хуана, столицы Пуэрто-Рико, потом родители перевезли их в Бронкс в Нью-Йорке — оттуда и взялся легкий нью-йоркский акцент. Они познакомились в старшей школе и поженились сразу после выпускного. Когда Ана забеременела первым ребенком, супруги переехали на запад, в более просторный и тихий город. В Финиксе начался строительный бум. Луис быстро обучился ремеслу, получил лицензию подрядчика и открыл свое дело. Он надеялся передать растущее предприятие сыновьям, но, увы, оба погибли, не дожив и до тридцати. Над камином висели два портрета в одинаковых черных рамках. Нина узнала Виктора по снимкам из новостей и другим фотографиям. Ана встала с дивана и подошла к Нине. — Это Самуэль, — объяснила женщина, показав на второй портрет. Едва заметный акцент придавал ее голосу певучесть. — На год старше Виктора. Они были не разлей вода. Нина вгляделась в снимок привлекательного юноши в военной форме. Рядом с фотографией висело застекленное панно — память о погибшем сыне. В левом углу панно располагался свернутый американский флаг, верхнюю часть занимала горсть медалей, включая почетное «Пурпурное сердце», а в центре висела золотая пятиконечная звезда на голубой ленте с тринадцатью звездами посередине. Медаль соединял с колодкой золотой орел. — Мы с Луисом пришли в Белый дом, и нам ее вручил президент, — сказала Ана. — Мы забрали Медаль Почета и «Пурпурное сердце» нашего сына. Он погиб в сражении в Могадишо. — Он служил в первом оперативном подразделении спецназа, — добавил Луис. — В подразделении «Дельта»[31]. Значит, элитные войска. Будь Самуэль Вега жив, Нина звала бы его «дядей Сэмом». А еще героем. — Виктор умер в девяносто втором, а Самуэль погиб в бою в девяносто третьем, — дрожащим голосом рассказывала Ана. — Теперь у нас ни детей, ни внуков. — Она судорожно сжала руки. — Вся наша родня на востоке. Тут мы совсем одни. Вега так и не оправились от горя. Нина отчаянно хотела обнять и утешить их. По всей гостиной висели фотографии сыновей, от младенчества до последних лет жизни. Снимков со свадьбы Виктора не было, и только на каминной полке стоял его портрет с новорожденной дочерью. Нина взяла фото, еле скрывая предательскую дрожь. Последняя память о ее отце… — Когда это сняли? — Где-то через час после рождения внучки, — ответил Луис. — Мы только-только ее увидели. Ана всхлипнула. — Такая лапонька… Мы обожали нашу принцессу. — Она обессиленно прислонилась к плечу мужа. — А это… м-м-м… наша внучка или та, другая девочка? Нина поставила фотографию на место. — Трудно сказать. Она пощадила чувства супругов. Вполне вероятно, они вообще не видели родной внучки. До ее приезда. — Чем больше узнаем, тем хуже, — вздохнул Луис. Худшего они еще не слышали: сын и его семья погибли от рук серийного убийцы. СМИ в конце концов пронюхают об этой части истории и распишут каждую чудовищную деталь во всех подробностях. Старые раны вскроются и закровоточат с новой силой. И вот отец Виктора задал самый пугающий вопрос: — А что случилось с нашей внучкой? Где Виктория? — Виктория? — удивилась Нина. — Ее назвали Виктория Мария Вега, — кивнул Луис, и его взгляд смягчился. — Викторией в честь моего сына, а Марией — в честь матери. Нина застыла. Вот оно, ее имя. Не от социальных работников, а от любящих родителей. Имя, которое она могла носить с гордостью. Она уже видела его на копиях свидетельств о рождении и смерти в документах детектива О’Мэлли, но тогда оно не произвело такого впечатления. Теперь же она утратила дар речи. — Мистер Вега, мы не знаем, — отозвался Перес. — Делаем все возможное. — Она жива? — с надеждой спросила Ана. Нина отвернулась проглотить комок в горле. Ей страстно хотелось сказать этим людям — бабушке и дедушке! — что их потерянная внучка не просто жива, а стоит перед ними. Хотелось их успокоить. Не как профессионал, а по-родственному. Однако ее желание мало что значило. Работа есть работа, и чувства тут ни при чем. Лучший подарок погибшим родителям и их близким — отправить за решетку убийцу, который разрушил им жизнь. Не дать мучить другие семьи. — Мы так злились на родных Марии… — Луис покачал головой. — Во всем винили их… А она, получается, невиновна! — Понимаю, вам трудно, — наконец собралась с силами Нина. Увы, ничего больше она сказать не могла. — Не просто трудно, агент Геррера, — поправила Ана. — Я заново переживаю худший день в жизни. Луис приобнял жену. — Зато теперь появилась надежда! — Он ласково сжал ее плечи. — У нас есть внучка! Перес бросил на Нину опечаленный взгляд, но думали напарники о разном. Детектив считал, что девочка умерла в Мэриленде двадцать восемь лет назад, а Геррера знала правду. — Вы сможете ее найти? — допытывалась Ана. — Постараемся, — пообещал Перес. — Нужно время. Непрошеный вопрос сорвался у Нины с языка: — Будь она здесь, что бы вы ей сказали? Перес задумчиво нахмурился: интерес напарницы никак не вязался с расследованием. — Как сильно ее любим, — мгновенно ответил Луис. — Как ее любил отец. Он дни считал до ее рождения! Они с Марией копили деньги, переехали в чудесный дом с двориком. Уж как Виктор гордился дочкой! Она была такая красавица… Мы ее обожали. Нина всю жизнь мечтала об этих словах. Жаждала услышать mi’ja — «доченька». Дети дразнили ее «дурой с помойки» — никому не нужной, нелюбимой девчонкой из мусорного бака. Слезы жгли ей глаза, но она их сморгнула. Вот она, расплата за глупость! — Извините, — выдавила Нина. — Нужно кое-что взять в машине. Она развернулась на каблуках и выскочила из дома к черному «Шевроле» на въездной дорожке. Уперевшись в забор дрожащей рукой, запрокинула голову и закрыла глаза, судорожно вдыхая воздух. Дом давил на нее многолетним грузом горя и утраты. — Надо поговорить, — раздался низкий мужской голос за спиной. Перес. — Я закончил разговор и попрощался за двоих. — Мне нужен свежий воздух, — прохрипела она. — Внутри очень душно. — Это что сейчас было, Геррера? — Детектив прищурился.