— Довольно тебе сидеть, — сказала мама, — пора спать ложиться. У тебя глаза уже сами собой закрываются, а ты все сидишь! — Что же я, с несделанной задачей завтра в школу приду? — скачал я. — Днем надо заниматься, — ответила мама. — Нечего приучаться по ночам сидеть! От таких занятий никакого толку не будет. Ты все равно уже ничего не соображаешь. — Вот и пусть сидит, — сказал папа. — Будет знать в другой раз, как уроки на ночь откладывать. И вот я сидел и перечитывал задачу до тех пор, пока буквы в задачнике не стали кивать, и кланяться, и прятаться друг за дружку, словно играли в жмурки. Я протер глаза, снова стал перечитывать задачу, но буквы не успокоились, а даже почему-то стали подпрыгивать, будто затеяли игру в чехарду. — Ну, что там у тебя не получается? — спросила мама. — Да вот, — говорю, — задача попалась какая-то скверная. — Скверных задач не бывает. Это ученики бывают скверные. Мама прочитала задачу и принялась объяснять, но я почему-то ничего не мог понять. — Неужели вам в школе не объясняли, как делать такие задачи? — спросил папа. — Нет, — говорю, — не объясняли. — Удивительно! Когда я учился, нам учительница всегда объясняла сначала в классе, а потом задавала на дом. — Так то, — говорю, — когда ты учился, а нам Ольга Николаевна ничего не объясняет. Все только спрашивает и спрашивает. — Не понимаю, как это вас учат! — Вот так. — говорю, — и учат. — А что вам рассказывала Ольга Николаевна в классе? — Ничего не рассказывала. Мы решали на доске задачу. — Ну-ка, покажи, какую задачу. Я показал задачу, которую списал в тетрадь. — Ну вот, а ты тут еще на учительницу наговариваешь! — воскликнул пала. — Это ведь такая же задача, как на дом задана! Значит, учительница объясняла, как решать такие задачи. — Где же, — говорю, — такая? Там про плотников, которые строили дом, а здесь про каких-то жестянщиков, которые делали ведра. — Эх, ты! — говорит папа. — В той задаче нужно было узнать, во сколько дней двадцать пять плотников построят восемь домов, а в этой нужно узнать, во сколько шесть жестянщиков сделают тридцать шесть ведер. Обе задачи решаются одинаково. Папа принялся объяснять, как нужно сделать задачу, но у меня уже все в голове спуталось, и я совсем ничего не понимал. — Экий ты бестолковый! — рассердился наконец папа. — Ну разве можно таким бестолковым быть! Мой папа совсем не умеет объяснять задачи. Мама говорит, что у него нет никаких педагогических способностей, то есть он не годится в учителя. Первые полчаса он объясняет спокойно, а потом начинает нервничать, а как только он начинает нервничать, я совсем перестаю соображать и сижу на стуле, как деревянный чурбан. — Но что же тут непонятного? — говорит папа. — Кажется, все понятно. Когда папа видит, что на словах никак не может объяснить, он берет лист бумаги и начинает писать. — Вот, — сказал он. — Ведь это все просто. Смотри, какой будет первый вопрос. Он записал вопрос на бумажке и сделал решение. — Это понятно тебе? По правде сказать, мне совсем ничего не было понятно, но я до смерти уже хотел спать и поэтому сказал: — Понятно. — Ну вот, наконец-то! — обрадовался папа — Думать надо как следует, тогда все будет попятно. Он решил на бумажке второй вопрос: — Понятно? — Понятно, — говорю я. — Ты скажи, если непонятно, я еще объясню. — Нет, понятно, понятно. Наконец он сделал последний вопрос. Я списал задачу начисто в тетрадку и спрятал в сумку. — Кончил дело — гуляй смело, — сказала Лика. — Ладно, я с тобой завтра поговорю! — проворчал я и пошел спать. ГЛАВА ТРЕТЬЯ За лето нашу школу отремонтировали. Стены в классах за ново побелили, и были они такие чистенькие, свежие, без единого пятнышка, просто любо посмотреть. Все было как новенькое. Приятно все-таки заниматься в таком классе! И светлей кажется, и привольней, и даже, как бы это сказать, на душе веселей. И вот на следующий день, когда я пришел в класс, то увидел, что на стене рядом с доской нарисован углем морячок. Он был в полосатой тельняшке, брюки клеш развевались по ветру, на голове — бескозырка, во рту — трубка, и дым из нее кольцами поднимался кверху, как из пароходной трубы. У морячка был такой залихватский вид, что на него нельзя было без смеха смотреть. — Это Игорь Грачев нарисовал, — сообщил мне Вася Ерохин. — Только, чур, не выдавать! — Зачем же мне выдавать? — говорю я. Ребята сидели за партами, любовались морячком, посмеивались и отпускали разные шуточки: — Морячок с нами будет учиться! Вот здорово! Перед самым звонком прибежал в класс Шишкин. — Видел морячка? — говорю я и показываю на стену. Он взглянул на него. — Это Игорь Грачев нарисовал, — сказал я. — Только не выдавать. — Ну ладно, сам знаю! Ты по русскому упражнение сделал? — Конечно, сделал, — ответил я. — Что же я, с несделанными уроками буду в класс приходить? — А я, понимаешь, не сделал. Не успел, понимаешь. Дай списать. — Когда же ты будешь списывать? — говорю я. — Скоро урок начнется. — Ничего. Я во время урока спишу. Я дал ему тетрадку по русскому языку, и он начал списывать. — Послушай, — говорит. — А зачем ты в слове «светлячок» приставку одной чертой подчеркнул? Корень одной чертой надо подчеркивать. — Много ты понимаешь! — говорю я. — Это и есть корень! — Что ты! «Свет» — корень? Разве корень бывает впереди слова? Где тогда, по-твоему, приставка? — А приставки нет в этом слове. — Разве так бывает, чтобы приставки не было? — Конечно, бывает. — То-то я ломал вчера голову: приставка есть, корень есть, а окончания не получается. — Эх, ты! — говорю я. — Мы ведь это еще в третьем классе проходили. — Да я уж не помню. Значит, у тебя тут все правильно? Я так и спишу. Я хотел рассказать ему, что такое корень, приставка и окончание, но тут прозвонил звонок и в класс вошла Ольга Николаевна. Она сразу увидела на стене морячка, и лицо у нее сделалось строгое. — Это что еще за художества? — спросила она и обвела весь класс взглядом. — Кто это нарисовал на стене? Все ребята молчали. — Тот, кто испортил стену, должен встать и признаться, — сказала Ольга Николаевна.