Все сидели молча. Никто не вставал и не признавался. Брови у Ольги Николаевны нахмурились. — Разве вы не знаете, что класс надо в чистоте держать? Что будет, если каждый станет рисовать на стенах? Самим ведь неприятно в грязи сидеть. Или, может быть, вам приятно? — Нет, нет! — раздалось несколько нерешительных голосов. — Кто же это сделал? Все молчали. — Глеб Скамейкин, ты староста класса и должен знать, кто это сделал. — Я не знаю, Ольга Николаевна. Когда я пришел, морячок уже был на стене. — Удивительно! — сказала Ольга Николаевна. — Кто-нибудь да нарисовал же его. Вчера стена была чистая, я последней уходила из класса. Кто сегодня пришел в класс первым? Никто из ребят не признавался. Каждый говорил, что он пришел, когда в классе было уже много ребят. Пока шел разговор об этом, Шишкин старательно списывал упражнение в свою тетрадь. Кончил он тем, что посадил в моей тетради кляксу и отдал тетрадь мне. — Что же это такое? — говорю я. — Брал тетрадь без кляксы, а отдаешь с кляксой! — Я ведь не нарочно посадил кляксу. — Какое мне дело, нарочно или не нарочно! Зачем мне в тетради клякса? — Как же я отдам тебе тетрадь без кляксы, когда уже есть клякса? В другой раз будет без кляксы. — В какой, — говорю, — другой раз? — Ну, в другой раз, когда буду списывать. — Так ты что, — говорю, — каждый раз у меня собираешься списывать? — Зачем каждый раз? Иногда только. На этом разговор кончился, потому что как раз в это время Ольга Николаевна вызвала Шишкина к доске и велела решать задачу про маляров, которые красили в школе стены, и нужно было узнать, сколько школа израсходовала денег на окраску всех классов и коридоров. «Ну, — думаю, — пропал бедный Шишкин! На доске задачу решать — это тебе не с чужой тетрадки списывать!» К моему удивлению, Шишкин очень хорошо справился с задачей. Правда, решал он ее долго, до конца урока, потому что задача была длинная и довольно трудная. Мы все, конечно, догадались, что Ольга Николаевна нарочно задала нам такую задачу, и чувствовали, что на этом дело не кончится. На последнем уроке к нам в класс пришел директор школы Игорь Александрович. С виду Игорь Александрович совсем не сердитый. Лицо у него всегда спокойное, голос тихий и даже какой-то добрый, но я лично всегда побаиваюсь Игоря Александровича, потому что он очень большой. Ростом он с моего папу, только еще повыше, пиджак у него широкий, просторный, застегивается на три пуговицы, а на носу очки. Я думал, что Игорь Александрович раскричится па нас, но он спокойно рассказал нам, сколько государство тратит денег на обучение каждого ученика и как важно хорошо учиться и беречь школьное имущество и самоё школу. Он сказал, что тот, кто портит школьное имущество и стены, наносит ущерб народу, потому что все средства на школы дает народ. Под конец Игорь Александрович сказал: — Тот, кто нарисовал на стенке, наверно, не хотел нанести ущерб школе. Если он чистосердечно признается, то докажет, что он человек честный и сделал это не подумавши. На меня очень подействовало все, что сказал Игорь Александрович, и я думал, что Игорь Грачев тут же встанет и признается, что это сделал он, но Игорю, видно, вовсе не хотелось доказывать, что он честный человек, и он молча сидел за своей партой. Тогда Игорь Александрович сказал, что тому, кто разрисовал стену, наверно, стыдно признаться сейчас, но пусть он подумает над своим поступком, а потом наберется смелости и придет к нему в кабинет. После уроков председатель совета нашего пионеротряда Толя Дёжкин подошел к Грачеву и сказал: — Эх, ты! Кто тебя просил стену портить? Видишь, что вышло! Игорь развел руками: — Да я что? Я разве хотел? — Зачем же нарисовал? — Сам не знаю. Взял и нарисовал не подумавши. — «Не подумавши»! Из-за тебя пятно на всем классе. — Почему на всем классе? — Потому что на каждого могут подумать. — А может, это кто-нибудь из другого класса к нам забежал и нарисовал. — Смотри, чтоб этого больше не было, — сказал Толя. — Ладно, ребята, я больше не буду, я ведь так только — хотел попробовать, — оправдывался Игорь. Он взял тряпку и принялся стирать морячка со стены, но от этого получилось только хуже. Морячок все-таки был виден, а вокруг него образовалось большущее грязное пятно. Тогда ребята отняли у Игоря тряпку и не позволили больше размазывать грязь по стене. После школы мы снова пошли играть в футбол и играли опять до темноты, а когда пошли домой, Шишкин затащил меня к себе. Оказалось, что он живет на той же улице, что и я, в небольшом деревянном двухэтажном домике, совсем недалеко от нас. На нашей улице псе дома большие, четырехэтажные и пятиэтажные, как наш. Я давно уже думал: что это за люди, которые живут в таком маленьком деревянном доме? А вот теперь, оказывается, здесь жил как раз Шишкин. Мне не хотелось идти к нему, потому что уже было поздно, по он сказал: — Понимаешь, меня дома станут ругать за то, что я так долго играл, а если ты придешь, меня не так будут ругать. — Меня ведь тоже будут ругать, — говорю я. — Ничего. Если хочешь, зайдем сначала ко мне, а потом вместе зайдем к тебе, вот и тебя не будут ругать и меня тоже. — Ну хорошо, — согласился я. Мы вошли в парадное, поднялись по скрипучей деревянной лестнице с щербатыми перилами, и Шишкин постучал в дверь, обитую черной клеенкой, из-под которой в некоторых местах виднелись клочья рыжего войлока. — Что же это такое, Костя! Где ты пропадаешь так поздно? — спросила его мать, открывая нам дверь. — Вот познакомься, мама, это мой школьный товарищ, Малеев. Мы с ним за одной партой сидим. — Ну заходите, заходите, — сказала мать уже не таким строгим голосом. Мы вошли в коридор. — Батюшки! Где же вы извозились так? Вы только на себя посмотрите! Я посмотрел на Шишкина. Лицо у него было все красное. По щекам и по лбу шли какие-то грязные разводы. Кончик носа был черный. Наверно, и я был не лучше, потому что мне попало мячом в лицо. Шишкин толкнул меня локтем: — Пойдем умоемся, а то тебе достанется, если ты в таком виде домой явишься. Мы вошли в комнату, и он познакомил меня со своей тетей: — Тетя Зина, вот это мой школьный товарищ, Малеев. Мы в одном классе учимся. Тетя Зина была совсем молодая, и я сначала даже принял ее за старшую сестру Шишкина, но она оказалась не сестра вовсе, а тетя. Она смотрела на меня с усмешкой. Наверно, я очень смешной был, потому что грязный. Шишкин толкнул меня в бок. Мы пошли к умывальнику и принялись умываться. — Ты зверей любишь? — спрашивал меня Шишкин, пока я намыливал лицо мылом. — Смотря каких, — говорю я. — Если таких, как тигры или крокодилы, то не люблю. Они кусаются. — Да я не про таких зверей спрашиваю. Мышей любишь? — Мышей, — говорю, — тоже не люблю. Они портят вещи: грызут все, что ни попадется. — И ничего они не грызут. Что ты выдумываешь? — Как — не грызут? Один раз они у меня даже книжку на полке изгрызли. — Так ты, наверно, не кормил их? — Вот еще! Стану я мышей кормить! — А как же! Я каждый день их кормлю. Даже дом им выстроил. — С ума, — говорю, — сошел! Кто же мышам дома строит? — Надо же им где-нибудь жить. Вот пойдем посмотрим мышиный дом. Мы кончили умываться и пошли на кухню. Там под столом стоял домик, склеенный из пустых спичечных коробков, со множеством окон и дверей. Какие-то маленькие белые зверушки то и дело вылезали из окон и дверей, ловко карабкались по стенам и снова залезали обратно в домик. На крыше домика была труба, а из трубы выглядывала точно такая же белая зверушка. Я удивился. — Что это за зверушки? — спрашиваю. — Ну, мыши. — Так мыши ведь серые, а эти какие-то белые. — Ну, это и есть белые мыши. Что ты, никогда белых мышей не видел?