Возвращаться несолоно хлебавши к машине не хотелось. Я решила пройти вдоль изгороди, осмотреть пейзаж. Правда, сначала пришло в голову перелезть через забор и тайком побывать там, куда не пускают. Но гладкие, покрытые лаком колья, колючая проволока и камеры, которые не пытались замаскировать, остудили пыл. Даже если сумею пробраться на территорию, меня сразу схватят. Решив отказаться от штурма забора, я медленно обошла весь большой участок и увидела еще одну калитку. Конечно же, на ней висели домофон и камера. Выйдя через эту дверь, хозяева сразу окажутся в лесу, но войти здесь посторонний не сумеет. Завершив променад, я встала около джипа и глянула на часы. Обход территории занял полчаса. А я не узнала ничего интересного. И как поступить? Что делать? Я прислонилась к машине в растерянности. Так долго добиралась сюда и получила от ворот поворот. По какой причине хозяева боятся посторонних? Хотя они живут в лесу, никого рядом нет, мало ли, кто забредет сюда. Я опять глянула на часы. Обидно, что потеряла много времени зря. Уже почти сорок минут прошло, надо уезжать. И тут раздался голос: – Пригорюнилась? Я повернулась на звук. Из леса на опушку медленно вышел дряхлый дедушка. Он нес корзину, в которой лежали какие-то растения. – Здравствуй, ягода-малина, – улыбнулся он, – чего нос повесила? – Хотела поговорить с хозяйкой дома и ее сыном, а меня прогнали, – пожаловалась я. – О! Позвали, потом не пустили! – покачал головой дедушка. – Нет, приехала без договоренности, – объяснила я. – Так чего разнюнилась? – не понял пенсионер. – Незваный гость хуже татарина. Поговорку народ сложил задолго до моего рождения. Я тоже всяких-разных с дороги не впущу. Ты кто? – Евлампия, – представилась я. Дедушка попятился. – Сбылось! Пришла! А встретил плохо! Уж не серчай. Смолоду-то я дурак, а сегодня вовсе без ума. В гости зайдешь? Расскажешь, как там? Выглядишь хорошо! Помолодела. Крылья там дают? – Где? – в полной растерянности спросила я. – Где, где, – передразнил меня старичок, – там, откуда явилась. Расскажи скорее про ту жизнь! Покушать предлагают? Винцом угощают? На этой стадии странного разговора до меня дошло, что дедуля не совсем адекватный. А он говорил без умолку: – Уважь мужа, зайди в избу, чайку хлебнем. Вопросы к тебе есть. Машина чья? – Моя, – коротко ответила я. – Ух ты! – ахнул дедуля. – Там каждому машину дают? А здесь на ней проехать можно? – Да, – кивнула я. – Пойдем, пожалуйста, – вдруг заплакал старичок. – Один совсем! Никого рядом! Так тебя ждал, помнил, что ты обещала вернуться, мне помочь! Не следовало бросать в лесу рыдающего дедушку, определенно не совсем психически здорового. Возможно, он удрал от того, кто за ним ухаживает, заблудился. Родственники, небось, уже ищут безумного мужчину. Надо пойти вместе с ним к его родному дому. – Ладно, – согласилась я, – садитесь в машину, поедем, куда велите. – Пешком быстрее, – заметил дедушка, – по тропке близенько. Оставь шарабан здесь, никто его не тронет. Старик поманил меня рукой и потопал по узкой дорожке вглубь мрачно-зеленого ельника. Я двинулась следом. Интернета здесь нет, мобильная связь отсутствует, но это не удивляет. Вскоре мы добрались до небольшой полянки. Дедушка сел на поваленное дерево, вытащил из одной корзинки закрытую бутылку воды и пакет, в котором оказалось три куска белого хлеба, и скомандовал: – Привал! Угощайся, Ева. По твоему рецепту пеку. Вроде ничего булка получается, но до твоей буханки ей – как до Африки пешком! Помнишь, как мы познакомились, поженились? Ты мне сразу понравилась. Имя «Евлампия» как музыка прозвучало. Девки все – кто Маша, кто Оля, кто Катя! А моя невеста – Евлампия! О как! Стало понятно, что старик любил свою супругу, мою тезку. До сих пор мне не встречалась женщина, которая бы тоже откликалась на «Евлампию». Но, учитывая, что дедушка, судя по виду, родился в год основания Москвы, вероятность его знакомства с такой женщиной велика. Тогда новорожденных крестили по святцам. Следовательно, все девочки, которые появлялись на свет двадцать третьего октября, в день Святой Евлампии, попадали под ее покровительство. Лет десять назад мне стала интересна история имени «Евлампия», и я узнала о брате и сестре из Никодимии. Его звали Евлампий, ее – Евлампия. Оба мученики, погибли в начале четвертого века, когда император Максимилиан велел убить каждого христианина. – Угощайся, – гудел дедушка, – не побрезгуй. Если не голодная, хоть попей. Сейчас открою. Старичок открутил пробку, протянул мне бутылку. – Не волнуйся, никто до тебя воду не трогал. А мне очень хотелось пить, поэтому я сделала несколько больших глотков, посмотрела на дедушку и лишний раз убедилась, что он не в себе, живет один. Почему так решила? Вряд ли найдется женщина, которая позволит своему пожилому папе или деду выйти из дома в старых, местами порванных трениках. И, похоже, штаны владельцу малы – брючины задрались, видны носки… Я уставилась на ступни деда, потом перевела взгляд на его куртку. Пенсионер нахмурился, протянул мне ломтик хлеба. – Попробуй. Ну хоть разок кусни. И водичку допей. Сумасшедшего не следует злить, а старик, похоже, начал выходить из себя. Он поднял руку с угощеньем и почти ткнул мне кусок в нос. Я ощутила запах табака, посмотрела на бутылку с водой, машинально прочитала этикетку «Эвиан» на латинице, быстро встала с дерева и старательно изобразила смущение. – Мне в кустики надо! – Зачем? – не понял мой собеседник. – На пару минуток. – Живот прихватило, – засмеялся дед. – Ступай с богом. Никуда не тороплюсь. Я быстрым шагом двинулась к зеленым зарослям. – Эй, сумку оставь! – потребовал дед. – Там носовые бумажные платки, – улыбнулась я, – вместо бумаги. – А-а-а, – протянул пенсионер. – На землю не клади, испачкаешь, на ветку повесь! – Спасибо! – крикнула я, углубилась в кусты и потом помчалась что есть сил куда глаза глядят. Ноги задевали за корни, которые торчали из земли. Два-три раза я шлепнулась, но живо вскакивала и неслась дальше. Потом остановилась, перевела дыхание и продолжила дорогу шагом. Я неоднократно пыталась воспользоваться телефоном, но наивно было надеяться, что в этом лесу есть сотовая связь. Вот часы работали исправно, мне стало понятно, что скоро стемнеет, придется ночевать на природе. Кто первым решит полакомиться мной? Волк? Лиса? Медведь? Говорят, даже милые с виду зайцы агрессивны! Нет, надо идти! Куда? Не знаю, просто шагать, авось дойду до какого-то села, где много жителей. Я брела, бормоча про себя: «Шевелись, не останавливайся. Никто сейчас не поможет, помогай себе сама». Потом уши уловили гул, я ускорила шаг и заликовала – выбралась на поляну, где стоит моя машина, а неподалеку гудит шоссе! Мне несказанно повезло! Глава пятнадцатая – Боже! – ахнула Роза Леопольдовна, когда я вошла в дом. – Почему вы в чужой одежде? Вы похожи на бездомного кота, который дрался с собаками! – И кот победил! – сказал Макс, появляясь в прихожей. – Моя жена уже помылась в офисе. Шмотки ее оказались такие грязные, что я их выкинул. Хорошо, что Киса уехала в лагерь с гимназией, она бы сейчас испугалась, узнав, что Лампуша заблудилась в лесу. Но в конце концов ей повезло, вышла к своей машине. – Боже! – закатила глаза Краузе. – Зачем вы полезли в чащу? – За грибами, – с самым серьезным видом сообщил мой муж. – Чем дальше в лес, тем жирнее боровички. Роза Леопольдовна, заварите нам чаю! Краузе удалилась. – Пошли в кабинет, – скомандовал Макс. Мы быстро поднялись по лестнице на второй этаж, я села в кресло, и Вульф задал вопрос: – Как ты догадалась, что старик не простой деревенский житель? – Сначала поверила ему, – призналась я, – выглядел дедушка соответствующим образом. Очень обрадовался, что увидел женщину по имени Евлампия. В процессе беседы стало ясно, что у него была супруга, моя тезка, она умерла, но обещала непременно явиться к мужу. Вот бедняга и решил, что я – это она. Зрение у него, скорее всего, слабое. Может, покойная фигурой на меня была похожа. Не знаю. Но дедуля вел себя ласково, поэтому пошла с ним. – По какой причине сразу не села в машину, не уехала? – чуть сердито осведомился Макс. – Бросить явно больного старика одного? – задала я свой вопрос в ответ. – И он так просил зайти к нему в гости, чуть не плакал. Пожалела его, подумала, наверное, где-то рядом деревенька, провожу его до избы, позвоню тебе. Если не совсем адекватный старик живет один, надо ему помочь. Ну и он местный, может рассказать, кто в доме за забором обитает. – Доверять информации от такого источника не следует, – заметил Макс. – Верно, – согласилась я. – Но в селе живут люди, или у старика есть семья. Вдруг соседи или родные что-то знают. Учитывая, что привела дедушку в село, все со мной по-хорошему побеседовали бы. Двух зайцев одним выстрелом уложила бы. И дедушке помогла бы, и кой-чего разузнала. Но когда он вытащил хлеб, бутылку… Я замолчала. – Так и не понял, что тебя взбудоражило? – сдвинул брови муж. – Я сделала несколько глотков, а потом увидела этикетку, «Эвиан». Понимаешь? – Нет, – честно ответил муж. – Это вода из Франции. Когда ее поставляют в Россию, название не меняют, но все сведения на таре исключительно на русском языке. На тех бутылках, которые продаются у нас, название «Эвиан» написано кириллицей. На той же этикетке латинские буквы. Да, в Москве можно найти вариант прямо из Парижа. Продается он в дьюти-фри, в магазинах «Гурман Москвы», подается в самолетах на рейсах из Франции. Кто-то мог взять бутылку, положить в портфель, привезти домой. Но! «Эвиан» в России стоит дорого. Выбор питьевой воды в Москве огромен. Вряд ли больной бедный старик позволит себе отдать гору денег за воду из Парижа! И где ему найти французский «Эвиан»? Посетить дорогущий «Гурман Москвы»? Это уж совсем нереальное предположение. – Если пенсионер обитает не один, то кто-то из его родных мог принести домой воду, – сказал Макс.