— Вот это мы и проверим. Давайте-давайте, расписывайтесь. Оксана поставила закорючку и швырнула ему бумагу. — Ну? Теперь все? Когда за оперативниками закрылась дверь, Оксана рухнула в кресло и с облегчением вздохнула. Все нормально. Сейчас они все проверят, поговорят с гаишниками, которые подтвердят, что видели ее, и наверняка оставят ее в покое. А подписка о невыезде… Черт с ней, с подпиской. Если с Игорьком все обойдется, она слиняет на Кипр и там ее не достанет ни одна собака. Да и не станут они ее искать — что ж они, дураки? Проверят и убедятся, что она тут ни при чем. Уфф! Ну и дела! И дернуло же этого Семена вляпаться именно сейчас? И кому это, интересно, понадобилось его убивать? И что это за убийства, о которых они ее спрашивали? Впрочем, плевать. Какое счастье, что Игорек будет только завтра! Женя уже давно перестала ждать звонка от похитителя, когда как-то ночью вдруг заверещал ее мобильный. Это случилось в тот момент, когда Женя, которая давно забыла, что такое нормальный сон, на минуту, вконец измучившись, провалилась в тяжелое забытье. Почти ничего не соображая, она схватила трубку и дрожащей рукой поднесла ее к уху: — Да, я слушаю! Никто не ответил. — Говорите же! Алло! — выкрикнула она. Телефон молчал. Она вскочила, зажгла свет и заметалась по комнате, пытаясь сообразить, что делать дальше — ждать еще или перезвонить самой. Она ни минуты не сомневалась, что это похититель, и вдруг с ужасом подумала, что совершенно не готова к тому, что у нее сейчас потребуют выкуп. «Что я наделала? Чего я ждала все эти дни? Почему не начала искать деньги сразу? И что я скажу, если он назначит встречу? Надо звонить… Надо попытаться уговорить его… Звонить или отправить sms… К телефону он может не подойти, а sms прочтет в любом случае… Но что писать?.. Что я согласна на любые условия?.. Или просить два дня подождать?.. Господи, два! Это долго… Один… до завтра… Почему я до сих пор не собрала деньги?..» Когда спустя несколько минут Женя перезвонила на высветившийся на ее дисплее номер, телефон был отключен. Остаток ночи Женя провела без сна, лихорадочно соображая, у кого из клиентов ей проще всего попросить денег. Она взяла записную книжку и, открыв ее, неожиданно увидела визитную карточку Гришакова, которую на днях ей всучила Эмма Сапрыкина. Женя вспомнила, что им нужен фитодизайнер, и подумала, что, раз он такой благотворитель, стоит познакомиться с ним или с его женой… и что ей гораздо легче говорить при личной встрече, чем по телефону. К тому времени, как Гулин установил, что это был лишь случайный звонок, договоренность уже состоялась, и на следующий день Ирина Гришакова водила Женю по роскошным апартаментам, обволакивая ее светским трепом. — Вы, вероятно, хотите сначала посмотреть квартиру?.. Ведь фитодизайн зависит от стиля интерьера, я правильно понимаю? Что ж, пойдемте, я покажу… Ирина легкой походкой устремилась вперед, демонстрируя Жене жилые пространства, которые лишь условно можно было назвать комнатами. Гостиная плавно перетекала в столовую, просторный холл, украшенный затейливыми светильниками и витринами с фарфором, раздваиваясь, вел к спальням и кабинету хозяина. Над ухом у Жени тихо журчал голос хозяйки: — Это гостиная… Здесь еще не все закончено, но в принципе общий стиль вам понятен… Мне кажется, тут достаточно одного красивого растения где-нибудь здесь, в простенке между окнами… Знаете, есть такие цветы — к сожалению, не помню, как они называются, — такие оранжевые, похожие на птичьи клювы, на длинных стеблях… Стрелиция?.. Мне они ужасно нравятся… Здесь муж хочет повесить несколько картин — я их вам потом покажу… Только не знаю, впишутся они сюда или нет? Одну он купил в Лондоне, на «Сотбис». Вы бывали в Лондоне?.. М-м… Я обожаю Англию и все английское. Муж говорит, что я настоящая англоманка. Я вообще мечтала обставить квартиру в английском стиле, но муж предпочитает свой дурацкий хай-тек. Мы чуть не поссорились, когда выбирали дизайнера… Это столовая. Здесь я, честно говоря, не очень представляю себе цветы, но не знаю, как скажете… Может быть, где-то тут, ближе к окнам? И что-нибудь неяркое?.. Какие-нибудь темно-зеленые листья… большие… блестящие… Только не фикус — я его терпеть не могу… Идем дальше?.. Ванная мужа… Как видите, тоже хай-тек, поэтому цветы здесь, видимо, смотреться не будут, как вам кажется? Впрочем, он особенно и не любит… А это моя. Вот тут мне хочется побольше зелени, разной, и чтобы обязательно по потолку — какой-нибудь филодендрон или плющ… Не уверена, что на этом фоне будет хорошо, но, если нужно, мы поменяем кафель… Света хватает? Если нет, можно установить искусственный… Ну вот, теперь спальня. В спальне — не знаю… — Ирина с сомнением покачала головой. — Говорят, это опасно — спать в одной комнате с цветами? Нет? Вообще я где-то читала, что есть растения, от которых… Ой, простите, телефон… — Она вытащила из кармана крошечный мобильник и нежно проворковала: — Да? Я слушаю. Ой, Ленка, привет… Нет, я дома… Нет, сейчас не могу… Ну?.. Тоже мне, новость — я знаю… Ну мало ли, всякое бывает. Брось… — Ирина прикрыла телефон ладонью и прошептала, обращаясь к Жене: — Пойдемте на кухню! — и вернулась к прерванному разговору: — Странно, не странно… спроси сама… Что?.. Нет, пока не видела, но Ксанка говорит — прелесть… Да… Нет… А я ей завидую… Лен, ты прости, но я не могу сейчас трепаться — у меня дизайнер… Да, да… Хорошо. Пока. Они вошли в просторную кухню, тускло посверкивающую хромированными поверхностями. — Ну как? — спросила Ирина. — Честно говоря, я бы предпочла что-нибудь другое — более теплое, уютное. И поменьше металла. Но мужу нравится, и потом это, конечно, очень удобно. Здесь потрясающая встроенная техника. Немецкая. Знаете что? Давайте-ка я приготовлю кофейку! Или, может, хотите сока? Сейчас сделаю свежевыжатый, в два счета! Кофе? Как скажете. Эспрессо, капучино?.. Я быстро… Женя подошла к окну. С седьмого этажа гришаковской квартиры были видны мокрые от дождя крыши соседних домов. «Напрасно я сюда пришла, — думала Женя. — Разве я смогу о чем-нибудь попросить этих людей? И разве могут эти люди, которые так заняты собой, своими спальнями, ванными, зимними садами, интересоваться чужими проблемами?» — Ну вот, все готово. Ирина поставила на стол фарфоровый кофейник и две крошечные почти прозрачные чашечки. — Вы пьете с сахаром? Нет? Я тоже. Мне вообще-то кофе нельзя, но иногда так хочется чем-нибудь себя побаловать… — Вам, наверное, многого нельзя? — спросила Женя, чтоб что-нибудь сказать. — В смысле еды? Как раз нет. Я ем, сколько хочу, и у меня все быстро сгорает. Господи, только бы не сглазить! У моих подруг — моделей — почти у всех проблемы. Травят себя таблетками, чтобы убить аппетит. Это так вредно… А вы? Вы ведь тоже худенькая. — Это генетика — я в отца. Он всегда был таким, до глубокой старости. Ирина насторожилась. — Что вы называете «глубокой старостью»? — Моему отцу восемьдесят четыре. — Восемьдесят четы-ыре, — протянула Ира. — Да, это возраст. А вам сколько? Если не секрет. — Тридцать один. Когда я родилась, ему было под шестьдесят. — Ну, для мужчины это не много. Моему дяде шестьдесят два, а у него только что родился сын, чудесный мальчик. И сама я тоже собираюсь… года через три-четыре… А моему мужу, между прочим, уже… в общем, он старше меня. Конечно, не будь я моделью, все было бы проще… но что делать?.. Профессия требует жертв… У меня есть подруга, тоже модель, Оксана Кульбида, слышали, наверное? Женя рассеянно кивнула: — Кажется, слышала… — Ну что вы! Она одна из самых известных российских моделей. Вы наверняка много раз видели ее по телевизору. Так вот, представляете, родила ребенка и три года скрывала его ото всех… — Зачем? — Если бы вы знали, какая у моделей жизнь, вы бы не спрашивали! Постоянно зависеть… ото всех… На меня вы не смотрите. Мне повезло. Я вышла замуж за богатого человека и теперь делаю что хочу. Хочется сниматься — снимаюсь. Нет — не снимаюсь. Это я к тому, что мне уже не нужно гоняться за мелкими заработками. Вообще-то я сейчас сама собираюсь заняться бизнесом — хочу открыть модельное агентство, только детское. Муж как-то не очень верит в это начинание, а мне ужасно хочется попробовать себя в чем-то новом. И потом — всю жизнь моделью не проработаешь. Так что пожелайте мне успеха. Если все пойдет хорошо, будете оформлять мне офис. У нас, правда, еще нет названия… вернее, нет подходящего. Хочется что-нибудь оригинальное, а не какие-нибудь там «Ромашки» или «Маргаритки». Вам ничего не приходит в голову?.. Нет? Если придет — скажите, хорошо? О чем это я? Ах, да… о Ксанке. Вот кому пришлось хлебнуть, не дай Бог… — Ирина покачала головой. — Ей так хотелось вырваться из своей среды, из кошмарной Балашихи. Приходилось браться за любые заработки, бегать по кастингам… Это ведь только кажется, что у моделей — красивая жизнь… Конкурсы, показы… А на самом деле… — Ирина махнула рукой, — сплошной кошмар! Ну ничего, — надеюсь, у нее сейчас все наладится… Мне почему-то кажется, что она уйдет из модельного бизнеса. Выйдет замуж, будет спокойно растить дочку… Все наши, конечно, переполошились, еще бы — такая новость и такой повод для сплетен. А каково пришлось Ксанке? Три года жить отдельно от собственного ребенка. Вы бы смогли? — Нет. Глаза у Жени потемнели, но она держалась. — Так хочется посмотреть на девочку! — воскликнула Ирина. — У нее дочка? — тускло проговорила Женя. — Сколько ей? — Я же говорю — три года. Уже большая. Все понимает. — Да… — тихо сказала Женя и поставила чашку на стол. 4 Сорокалетие Лобова пришлось на третий день после убийства Хинштама, и юбилей отмечался, что называется, символически, у Сурина в кабинете. «Убийцу найдете — будем пировать, — заявил Богданов, мрачно оглядев своих подчиненных по окончании утренней оперативки, — а пока и думать не смейте». Собрались накоротке после ухода начальства — не столько, чтобы праздновать, сколько немного расслабиться, или, как говорил Сурин, «уколоться и забыться». Впрочем, забыться толком не удавалось — как ни пытались они увести разговор в сторону, он все время возвращался на интересующие всех предметы. — Ты смотри, под это дело не замотай гуся, — сказал вечно голодный Марченко, закусывая печеньем, — а то я эти дела знаю. Стоит один раз перенести, как потом все, пиши пропало… — Не боись, — отозвался Лобов, — моя Татьяна этого не допустит. У нее уже и гусь закуплен, да и к гусю кое-что… — Эх-эх, — вздохнул Сурин, — когда это еще будет?.. — Тебе ж сказали — маньяка отловим, будем гулять. При слове «маньяк» все загрустили. Лобов поморщился, Марченко отвернулся к окну, а Гулин принялся сосредоточенно рассматривать кончик своей сигареты. — Может, ящик включить? — предложил Сурин. — Хоть музыку послушаем… — Какую музыку?! Будет тебе музыка… Сейчас девять — время новостей. Тебе сейчас расскажут, где раки зимуют… — Да ладно! Не каждый же день они будут талдычить про Хинштама! Ты, кстати, Эрденко нашел? — Найдешь его, как же… Этот Эрденко прожил по указанному адресу всего две недели, а потом скрылся в неизвестном направлении. — Шабашит, небось, где-нибудь, ясное дело… — Чего его искать? Он тут ни при чем — наш маньяк ему заплатил, чтобы он подключился по своему паспорту к сотовой компании, и все дела… — Это не более чем предположение, — сухо сказал Гулин. — Слушай, отстань, — отмахнулся Лобов. — Его хозяйка сказала, что у него сильнейший дефект речи, и вообще, по ее словам, он был слабоумный… Так что это ты брось… Телевизор все-таки включили. Это был старенький советский «Рубин», ловивший всего два канала, но он был единственный на весь отдел, если не считать японского, который стоял в кабинете Богданова. До программы «Время» оставалось несколько минут, и на ОРТ заканчивался документальный фильм о завсегдатаях столичных ночных клубов. На экране мелькали знаменитости — мужчины и женщины — в экстравагантных туалетах. — Ба, знакомые все лица!.. Юр, поди-ка посмотри! — позвал Сурин. — Что там еще? — Поди-поди! Глянь… Лобов подошел к телевизору и уставился на экран. — А-а… Понятно. — Кто это? — вяло поинтересовался Гулин. — Не знаешь Оксану Кульбиду? Ну ты даешь! — На кой она мне? А, впрочем… Гулин подошел ближе, глянул и отошел, ничего не сказав.