- Очень странное чувство, - признался он, глядя Анне в глаза. - Я... Понимаешь, я все еще не привык к мысли, что у меня есть родня. Семья... Род, - пожал он плечами. - Как-то это странно... Неправильно... Ломает стереотипы, если ты понимаешь, о чем я говорю. И ведь они приняли меня! - Что это означает для тебя на практике? - Анна сдержала эмоции, не стала охать или ахать, обниматься и "сопереживать". Напротив, она заговорила с ним так, как стала бы говорить с кем-нибудь из своей среды. Из тех, кого в империи называли золотой костью. - Каковы последствия? - Последствия, - кивнул Эрик. - Что ж, есть и последствия. Как не быть! - Вот, посмотри! - он активировал свой коммуникатор и поднял перед Анной голограмму с текстом официального заявления матриарха клана Вильф. Вернее, аутентичный перевод меморандума на ланг, подготовленный специально для пересылки в империю. Следует заметить, это был весьма содержательный документ, но при этом чрезвычайно лаконичный. Он излагал самую суть вопроса, высказанную при этом такими словами, что от них кровь в жилах стынет. Во всяком случае, у непривычного к такого рода документам Эрика при первом знакомстве с текстом меморандума, который будет позже приложен к дипломатической ноте, направленной императору, даже сердце екнуло. Не без этого. - Фюрст? - нахмурилась Анна, стремительно пробежав текст глазами. - Они требуют приравнять твой титул на Холоде к имперскому титулу члена правящей династии? Так все-таки, князь или принц? - Извини, Нин, но я в этом деле совсем не разбираюсь. Их специалист сказал, что затрудняется найти более подходящий термин. Старонемецкое "фюрст", по его мнению, лучше всего передает мой новый статус. Но сама понимаешь, этот вопрос обсуждать не нам с тобой. Посольство Холода в Метрополис отбывает через три дня. Они и будут говорить с нашими... - он осекся на слове "наши", но взял себя в руки и продолжил свою мысль до конца, - с нашими чиновниками. В том числе и по поводу моего титула. - Они не хотят, чтобы ты возвращался в империю? - Ну, что ж, в уме Анне не откажешь, ловит смыслы, что называется, на лету. - Не так, - покачал он головой. - Я свободен в своих решениях, если это то, о чем ты меня спросила. Но обстоятельства таковы, Нин, что вернуться домой прямо сейчас, я не смогу. А вот тебе придется! Ты улетаешь через три дня. - Меня высылают? - нахмурилась женщина. - Нет, разумеется, - усмехнулся в ответ Эрик. - Все не настолько плохо. Но тебе настоятельно рекомендуют вернуться домой, исходя из принципа целесообразности. - Объяснишь? - Разумеется! За тем и пришел. Так все, на самом деле, и обстояло. Им предстоял непростой разговор, и если бы только о политике и дипломатии! - Давай все-таки присядем, - предложил Эрик и кивнул в сторону кресла, в котором Анна сидела всего минуту назад. - Садись! Я тоже сяду, нам многое надо обсудить! Кофе, коньяк, что-нибудь еще? Сошлись на воде, коньяке и кофе, но слуг звать не стали. Разговор происходил в малой гостиной дома, который радушные хозяева предоставили посольству империи Торбенов. Помещение было звукоизолированное и плюс к тому оборудовано - этим занималась сама Анна - разнообразными глушилками и подавителями сигналов. С той же целью - избежать прослушивания - разговоры здесь велись тет-а-тет, а вместо слуг имелся автоматический буфет. Так что сварить кофе, наполнить водой стаканы и разлить по бокалам коньяк было делом несложным, и Эрик с ним справился сам. Даже Анне помогать не позволил. - Ну, вот, - сказал он, устраиваясь напротив женщины, - теперь можем и поговорить. - Слушаю тебя, - кивнула Анна, пригубив кофе. В принципе, он знал, что должен ей сказать. Что объяснить, о чем попросить. Но на данный момент это было абстрактное знание, которое еще только предстояло облечь в слова. - Видишь ли, Нин... Черт! Даже не знаю, с чего начать! - говорить оказалось куда труднее, чем он себе представлял, направляясь на эту встречу. Впрочем, Анна его не торопила. Пила кофе. Играла незажженной сигаретой, катая ее по полированной столешнице то одним, то другим пальцем. На Эрика сейчас не смотрела, но явным образом ждала продолжения. - Значит, так, - В конце концов, Эрик решил не искать обходных путей и вывалить правду, как есть, в сыром виде. - Десятый день Холод находится в состоянии войны. Атакован на дальних границах, но положение у них куда хуже, чем у нас в империи. Противник - их называют бёза - крайне силен, агрессивен и ведет войну на уничтожение. Это негуманоидные разумные, нуждающиеся в расширении территории. Им не нужны рабы или новые подданные, продовольствие или ресурсы. Они нуждаются лишь в планетах с кислородной атмосферой. Ни Холод, ни его союзники без боя сдаваться не намерены, в том смысле, что эвакуировать заселенные людьми планеты не будут. Будут оборонять их до последней возможности, эвакуируя лишь в крайнем случае и лишь при очевидной угрозе захвата. Но и в этом случае сдавать планеты не собираются. Миры, находящиеся в опасной близости от линии фронта, минируются ядерными зарядами. Идея в том, чтобы довести до противника простую идею: люди готовы уничтожить свои собственные планеты, сделать их непригодными для жизни, но противнику не отдадут. Возможно, если бёза поймут очевидную бессмысленность войны, они повернут вектор экспансии в другу сторону. Я рассказываю тебе об этом, чтобы ты поняла серьезность ситуации и ее неординарный характер. Речь идет ни много ни мало как о выживании человеческой расы. Во всяком случае, по эту сторону Пустоты. Это первое. - Все так плохо? - спросила Анна и наконец закурила свою многострадальную сигарету. - Они что не знали, что война может вспыхнуть с минуты на минуту? - Ты поймала самую суть проблемы, - подтвердил Эрик. - Исходя из данных разведки, холодяне полагали, что конфликт вспыхнет лет через восемь-десять. Чуть больше, чуть меньше, но примерно через десять лет. Собственно, исходя из этого предположения они - и их союзники из Трилистника - строили свою нынешнюю политику. Они выбрали нашу империю и несколько союзных нам миров в качестве своих контрагентов по нашу сторону Пустоты и стали налаживать с нами отношения, которые должны были в конце концов привести к военно-политическому союзу. То есть, они и сейчас преследуют ту же цель, только в силу резко обострившейся ситуации - нашествие бёза началось куда раньше ожидаемых сроков, - вынуждены форсировать переговоры. Отсюда изменение планов. В новых обстоятельствах мы с тобой - никакое не посольство. Здесь нужен кто-то с полномочиями графа Клингера и адмирала Севера. Статс-секретарь двора и уполномоченный верховного командования - вот кто должен вести сейчас полноформатные переговоры. Поэтому ты полетишь на Фронтир и далее на Эно вместе с полномочными посольствами Холода и Трилистника. Ну а сюда, получив соответствующие указания от императора двинется наше посольство. Холод готов оказать нам помощь в войне против Халифата, ну а им - я имею в виду Холод, Трилистник и прочие Миры Дальнего Космоса - лет через десять-пятнадцать, но скорее всего много раньше потребуется наша помощь. К тому же, на самый крайний случай мы их тыловая база, место, куда они смогут эвакуировать свое население, если все пойдет к чертям. Такова ситуация в кратком изложении. Теперь можешь спрашивать. - Ты остаешься, потому что здесь твоя семья? - Я пилот, - пожал плечами Эрик. - Возможно, я буду полезен... К сожалению, сейчас он не мог рассказать Анне всю правду. Возможно, сможет со временем, да и то только в том случае, если уцелеет. - А как же?.. - Ты повезешь императору не только официальное обращение правительства Холода, но и данные их разведки о бёза. Большой массив крайне важной информации. На основе этих данных император и его советники решат, принимать ли посольства Холода и Трилистника, и, если все-таки принимать, то на каком уровне. От этого же будет зависеть то, как скоро прибудут сюда статс-секретарь двора Клингер и вице-адмирал Север, и прибудут ли вообще. Может быть, пошлют кого-то другого или вообще никого не пошлют. Твой рассказ, твои комментарии будут в этом случае не менее ценны, чем официальные документы, которые ты передашь императору. Что же касается меня, ты передашь меморандум, который я тебе только что показал и дипломатическую ноту с просьбой правительства республики Холод узаконить мой статус в империи и разрешить мне, раз уж так вышло, "жить на два дома". "Жить на два дома? Серьезно? Ну, где-то так и есть. Два дома, две семьи..." Последняя фраза прозвучала более чем двусмысленно, особенно, имея в виду то, о чем он Анне пока не рассказал и вряд ли расскажет потом. - Твои комментарии, Нин, тоже не помешают. Документы документами, но живой свидетель, да еще такой свидетель, как княгиня Эгерланд дорогого стоит. Я на тебя рассчитываю. - Это понятно, - кивнула Анна. - Но ты так и не ответил на мой вопрос. - Я бы хотел, чтобы ты с ней встретилась, - тяжело вздохнул Эрик. - Я понимаю, о чем прошу, но больше мне обратиться не к кому. - Не расстраивайся, - остановила его Анна. - Мы оба знали, что наши отношения возможны только здесь и только сейчас. Я должна вернуться к Роберту, а у тебя есть Вера. И это сильнее нас, кто бы что ни говорил... - Да уж... - Ему было, нечего добавить. - Конечно, в свете вновь открывшихся обстоятельств, - не без горечи усмехнулась княгиня, - мой отец мог бы согласиться на разрыв помолвки. Император, пожалуй, был бы только рад. Ты ведь у нас теперь завидный жених, Эрик! Но это было бы подло по отношению к Вере. Ей-то твои титулы на фиг не сдались. Ни ей, ни ее брату, ни ее отцу. Я в этом смысле выгляжу не слишком хорошо. - Глупости! - попробовал остановить ее Эрик. Видит бог, она была ему не безразлична, но он с самого начала знал, что их отношения не имеют и не могут иметь будущего. - Не глупости, Эрик! - возразила Анна. - Все так и есть. Я тогда струсила. Самой себе побоялась признаться, что полюбила... А теперь слишком поздно. И все об этом! - подняла она руку, отметая возможные возражения. - Теперь все это останется строго между нами, и это хорошие воспоминания, так что я ни о чем не жалею. - Я тоже. - Ну вот и славно, - вымученно улыбнулась Анна. - Значит, я встречусь с Верой и попытаюсь дать разумные комментарии к твоему письму. Ты ведь напишешь ей письмо? - Напишу. - Значит, об этом можешь тоже не волноваться. Я все сделаю, как надо... 3. Второе апреля 2534 года, Холод Анна вместе с другими членами имперской миссии улетела в ночь с первого на второе апреля, присоединившись к посольству республики Холод на дредноуте "Рогир Куверманс". Если все пойдет так, как запланировано, посольство преодолеет расстояние от Холода до Фронтира очень быстро - всего за семнадцать стандартных суток, - так как дредноут и корабли сопровождения пойдут каким-то особым и совершенно секретным маршрутом. Насколько Эрик понял объяснения одного из сопровождавших его офицеров, такие маршруты проложены на случай чрезвычайных обстоятельств, и пройти по ним могут только специально обученные экипажи, пользующиеся к тому же совершенно секретными лоциями. Теоретически, Эрик себе такое представить мог, но как это должно выглядеть на практике, он не знал. Не хватало воображения, но, главное, недоставало знаний. Вот "вставят" ему в башку матрицу Олега Фокина, тогда, наверное, узнает и сможет себе это представить. Да и то, скорее всего, не сразу, а только после полного "абгрейда" под нынешний стандарт. Все-таки адмирал Фокин служил на холодянском флоте лет пятьдесят назад, если не больше, и с тех пор многое изменилось самым драматическим образом. Новые корабли, неизвестные Фокину тактические приемы, обновленные данные разведки. И все это ему тоже должны были, как здесь говорили, "поставить наново". Вообще, вся эта история с матрицами и обновлениями была, на взгляд Эрика, очень похожа на компьютерные программы, но в том-то и фокус, что речь шла не о машине, которую, если потребуется, можно и "перезагрузить", а о живом человеческом мозге, о сложнейшей биологической структуре, замысловатость которой сопоставима с одним лишь космосом. Впрочем, Эрика уверили, что опасаться нечего, поскольку сам он является человеком лишь условно, и мозг его, соответственно, сломать не так уж просто. И в этой связи не уставали напоминать, что, когда потребовалось, он с первой попытки справился со специальным шлемом со встроенным коммуникативно-адаптивным бесконтактным интерфейсом. А ведь управлять ракетоносцем через такой шлем могли немногие - процентов одиннадцать-двенадцать от общего количества пилотов - да и то только после довольно длительных тренировок в ослабленном режиме коммуникации. Эрик же, надев настоящий боевой шлем в первый раз - предназначенный для кадетов имитатор, который он "примерял" в звездной академии, не в счет, - сходу вступил в контакт с мощным диагностическим компьютером испытательного стенда систем управления на космической станции "Птицелов". Он тогда думал, что в худшем случае ляжет в госпиталь, но позже ему объяснили разницу между учебным и боевым интерфейсами, и Эрик осознал, что "шутка" группы идиотов с нижней палубы могла закончится для него много хуже, чем неделей постельного режима. Психушкой, например, или полным запретом на полеты. Однако он тогда выдержал, и уже через неделю-две стал полноценным пилотом ракетоносца, и с каждой новой попыткой работа со шлемом управления вызывала у него все меньше и меньше трудностей. Он и действие боевой нейрохимии переносил куда лучше многих других - из тех немногих, разумеется, кто вообще мог эту дрянь пережить, - и тактический прием "Оншор" применил, не потеряв сознание. Так что, по всему выходило, что нервная система Эрика отличается невероятной гибкостью и совершенно нереальной устойчивостью к внешним воздействиям. Вероятно, "виноват" в этом его необычный генотип, но теория остается всего лишь теорией, пока не испытаешь все эти "возможности" на собственной шкуре, вернее, на собственной голове. И вот время пришло. - Если вы готовы, коммодор, мы можем начинать. - Тогда начинайте. - Эрик бросил последний взгляд на нейрокорректора - немолодого сухощавого человека, одетого в белый стерильный комбинезон, и закрыл глаза. В принципе, он мог этого не делать: опустившийся на плечи шлем матричной нейрокоррекции в любом случае закрывал все поле зрения, и это, не говоря уже о том, что первым шагом на пути в новый дивный мир являлось обвальное отключение сознания. То есть, все происходило примерно так, как объяснил Эрику, зачем-то вырядившийся в хирургический комбинезон Дирк 'т Хоофт - единственный в клане на данный момент специалист по матричной редупликации. - Вы садитесь в медицинское кресло, коммодор, сверху вам на плечи опускается глухой шлем, и сразу после этого я запускаю программу нейрокоррекции. Первым делом она отключит ваше сознание, и сразу после этого начнется этап нейродиагностики. Продолжительность этого этапа чуть больше двух часов. В течение этого времени мы проверим стабильность вашей долговременной памяти и состояние нервной системы. Нам важно знать, насколько она обучаема, и каковы предельные нагрузки, которые она способна выдержать. Параллельно с диагностикой начинается синаптическое сканирование, целью которого является построение базовой матрицы, которую затем мы и будем использовать в качестве модели для проверки вносимых изменений. Сам процесс инкорпорации матрицы адмирала Фокина в вашу исходную матрицу - мы называем ее материнской матрицей - займет не менее двенадцати часов. Возможно несколько больше, но вряд ли более восемнадцати часов. Все это время вы, коммодор, будете находиться в бессознательном состоянии будучи зафиксированным в кресле в положении лежа. Основные функции вашего организма будут поддерживаться системой жизнеобеспечения, похожей на ту, что установлена в креслах пилотов космических кораблей. Ну, а проснетесь вы уже совсем другим человеком... *** Позже, доктор 'т Хоофт утверждал, что никаких собственных воспоминаний диагностика памяти активировать не должна и не может. Возможно, что в общем случае все так и обстоит. Однако Эрик, судя по всему, к общим случаям отношения не имел. Его личная память отреагировала на синоптическое зондирование активацией глубинных воспоминаний, большая часть из которых не то, что не должна была уцелеть по прошествии столь длительного периода времени, они - эти воспоминания - в принципе, не могли даже возникнуть. Все дело в том, что человеческое восприятие построено на предыдущем опыте и не в последнюю очередь зависит от возможности дать воспринимаемому объекту или событию вербальную интерпретацию. Человек видит стол, прежде всего, потому что, благодаря опыту, знает, что это такое - он видел его прежде и многократно пользовался им по назначению, - и, главное, знает, для чего этот объект нужен и как он называется. Незнакомые объекты и явления опознать сложнее, особенно если их не с чем сравнить. Но и в этом случае помогает предыдущий опыт. Человек, никогда не видевший снега и даже незнакомый с самой концепцией замерзшей от холода воды, все-таки может сказать, что снег белый и холодный, и падает откуда-то сверху, как дождь или как песок сразу после песчаной бури. Однако новорожденный еще не успел овладеть человеческим языком, и потому у него нет слов, чтобы обозначить то, что он видит, слышит или ощущает каким-либо другим способом. Его жизненный опыт крайне ограничен, и с чем бы он ни встретился, все для него ново, и это новое не с чем сравнить. Поэтому события, увиденные глазами младенца, не похожи сами на себя, в том смысле, что они и близко не напоминают то, какими их воспринимают взрослые люди. Соответственно, ребенку нечего запоминать, и это, в частности, объясняет, почему большинство людей не помнят своего раннего детства. Впрочем, кое-кто утверждает, что сохранил о том времени некие обрывочные воспоминания. Ничего определенного. Образ здесь, ощущение там. Эрик про такое читал, но сам он ничего о своем раннем детстве до сих пор не помнил. И вдруг это случилось. Он вспомнил лицо матери, интерпретировав с помощью информации, хранящейся в памяти взрослого человека, смутный образ, возникший в мозгу младенца. Вспомнил отца и некоторых других людей, незнакомых ему мужчин и женщин. Вспомнил запахи и звуки, ощущение тепла и холода, свет и тени. Каким-то непостижимым образом - возможно, это было связано с особенностями его нервной системы, - Эрик сохранил в темных глубинах своей памяти массу бессмысленных на первый взгляд образов. Никогда прежде он ничего подобного за собой не замечал, да и сейчас полагал, что случившееся с ним больше походит на магию, чем на достоверный психический феномен. "Вынырнув" из своего искусственного беспамятства и отлеживаясь на госпитальной койке, чтобы прейти в себя после пережитого вмешательства, он первым делом вспомнил не сражения, в которых участвовал адмирал Фокин, а совершенно другие, неожиданные и невероятные вещи. В памяти Эрика всплыли нечеткие и неопределенные - словно, окутанные туманом, - воспоминания, относящиеся, по-видимому, к его раннему детству. Феномен, однако, состоял в том, что они - эти зыбкие образы, которые и воспоминаниями-то назвать язык не повернется, - были "записаны" целиком и сохранились в закромах его памяти совершенно нетронутыми. Неосознанные, не интерпретированные и уж точно, что не осмысленные, они всплыли к границам сознания, и сейчас, когда они оказались в "открытом доступе", Эрику ничего не стоило произвести анализ "запечатленного" и интерпретировать представшие перед ним "факты" с помощью тех знаний, которыми он теперь обладал. Так он и поступил, и результат превзошел все его ожидания. Богатство, столь неожиданно оказавшееся в его распоряжении, было поистине безмерным. Во всяком случае для него самого. Оказывается, он запомнил не только лица и ситуации, не одни лишь пейзажи, предметы и поступки окружавших его людей, но и многое из того, что эти люди произносили вслух. Множество отдельных слов, коротких реплик и даже целых фраз на холодянском цуне, старорусском, дойче и ланге. Он вспомнил несколько песенок на цуне, которые пела ему мать, пару-другую разговоров, состоявшихся между нею и его отцом, и, наконец, последние слова прощания, произнесенные этой знакомой и одновременно совершенно незнакомой женщиной, когда мужчина по имени Федор Рус, приняв едва ли способного понять происходящее Эрика из ее рук, уже поднимался на борт старенького имперского шлюпа типа "корсар"... Множество разнообразных воспоминаний, объяснивших ему среди прочего и то, как он попал в Смоляной Городок и почему, в конце концов, оказался там один. Эрик лежал с закрытыми глазами, "дышал носом" и вспоминал. И чем больше он разбирался в своем прошлом, тем яснее становилось его будущее. Теперь ему стало очевидно, что без этих нежданных даров он никогда не стал бы настоящим Морицем Вильфом, но сейчас, вспомнив, как мать называла его Рици, и как отец, знавший, верно, что он делает и для чего, рассказывал несмышленому ребенку, что это такое быть Первым из Вильфов, Эрик, и в самом деле, стал тем, кем его хотели видеть отец и мать. Именно это, а не опыт и знания Олега Фокина, стало главным открытием Эрика, когда он вынырнул, наконец, из небытия. Он знал теперь ответы на многие очень важные для очень многих людей вопросы, но вот рассказывать об этом кому-нибудь еще, пока явно не стоило. Воспоминания - ценный ресурс, но принадлежат они ему одному, и делиться ими с другими людьми Эрик не хотел. Во всяком случае, пока... 4. Третье апреля 2534 года, Холод Ближе к вечеру рядом с Эриком из неоткуда и совершенно неожиданно возникла вдруг Катя бывшая ван дер Багге, и начала о нем заботиться. Если честно, это было ново для Эрика и в некотором смысле даже странно. Так уж вышло, что никто о нем никогда так не заботился, даже Вера, а уж ближе лейтенанта Мельник у него никого, по сути, не было. Анна не в счет, там все обстояло по-другому. Но с Верой они были по-настоящему близки. Однако заботиться она, похоже, не умела. Зато, как выяснилось, это умела делать его новоиспеченная жена, которая так о нем "озаботилась", что нечувствительно перешла от того к этому. И с энтузиазмом юности уже собралась, было, забраться к нему под одеяло, но тут, как всегда, не вовремя в комнате отдыха объявились врачи и, выпроводив Катю Вильф в коридор, снова взялись за Эрика. Согласно стандартному протоколу, доктор 'т Хоофт с ассистентом собирались сейчас проверить качество "переноса" и, что, пожалуй, важнее - состояние нервной системы Эрика после инкорпорирования "полноразмерной матрицы 3-его типа". Дело в том, что, в известной мере, Эрик представлял собой некий малоизученный научный феномен, и это вызывало у господина нейрокорректора нешуточную озабоченность, не говоря уже о научном интересе. - Видите ли, коммодор, - объяснил Эрику создавшуюся ситуацию Дирк 'т Хоофт, - ваш случай уникален, так как в прошлом матрицы такого уровня сложности ставились только тем Вильфам, которые родились и выросли под наблюдением наших специалистов. Для них инкорпорирование являлось обычным делом, так как их к этому специально готовили с раннего детства. Сначала матрицы 1-го уровня сложности. Что-нибудь вроде умения стрелять из лука или техники плавания стилем брас. Затем матрицы 2-го уровня. Вам мы их тоже поставим, но несколько позже. Адмирал Фокин был, разумеется, великим флотоводцем, но в те времена, когда он служил на флоте, пилотирование боевых кораблей несколько отличалось от того, с чем придется иметь дело вам. Умение управлять современным крейсером как раз и является примером матрицы 2-го уровня сложности, так как речь здесь идет не только о моторных или сенсорных навыках, но также о большом объеме информации, которой должен обладать пилот тяжелого корабля. Ну, а командующему эскадрой, кроме того, следует знать тактико-технические характеристики своих и чужих кораблей, современные тактические приемы, учитывающие мощность используемого вооружения и так далее. Все это и относится к матрицам 2-го уровня, только после установки которых, в обычном случае и переходят к матрицам 3-го уровня. Вы же всех этих ступеней подготовки не проходили, и в результате ваша нервная система перенесла серьезный стресс. Вот мы и хотим проверить, все ли прошло гладко. - Ну, и что со мной не так? - Эрик предположил, что есть в этой истории что-то еще, и, как тут же выяснилось, не ошибся. - Не то, чтобы не так, - поморщился доктор 'т Хоофт в ответ на его вопрос, - но ваш мозг, коммодор, необычайно активен, и я пока не знаю, хорошо это или плохо. Просто, знаете ли, светится весь! Не должен, по идее, но факты упрямая вещь, он светится! - То есть, мой мозг весь в работе? - Можно сказать и так, - пожал плечами доктор 'т Хоофт, - но я хотел бы, прежде всего, проверить устойчивость нервных связей и скорость прохождения по ним командных импульсов. Затем мы исследуем вашу сенсорную систему и обратные связи в эффекторном кольце. Если все нормально, и эффект возбуждения нервной системы связан с чем-то другим, надо бы разобраться, хорошо это или плохо, и где находится источник повышенной активации. Где-то так.