Олег Владимирович только теперь пожалел, что не воспользовался возможностью и не угостился папиросой у Бокия. Курить хотелось нестерпимо. – Вот что, молодой человек, советую сделать неожиданный ход. Тот, кто вас не впустил, связан с теми людьми, кто вам гарантировал жизнь. Вот и введите этого человечка в круг расследования. И введите так, чтобы его арестовали без согласования с руководством ЧК, я имею в виду того комиссара, который вас допрашивал. – То есть? Простите, не понял. – У вас есть с собой деньги? – Да, вот… – Юноша вытащил из кармана несколько смятых купюр. – Достаточно. Все проще, чем вы себе представляете. – Олег Владимирович взял со стола книгу, томик Короленко, принесенную в камеру из тюремной библиотеки и оставленную прежними жильцами каменного мешка, принялся ее перелистывать. – Если вы сообщите следователю о том, что действовали не в одиночку, вам останется жить максимум до вечера. Не более. Потому как с подобного рода информацией любой служака первым делом бросится к кому? Правильно, к начальству. Как же: раскрыт заговор! Убийца действовал не один! Цепочка! И вот тут вам придет конец. Рука Белого потянула последний, чистый лист книги, безжалостно вырвала его: – А вы поступите иначе. Сообщите о своем сообщнике так, чтобы его допрос произошел, как бы сказать, незаметно. Вроде само собой разумеющегося факта. Поняли? – Нет. – Канегиссер отрицательно замотал головой. – И Бог с ним. После поймете, – полковник положил лист на стол, сверху припечатал его карандашом, – пишите. – Что? – Молодой человек присел к столу. – Фактически приговор хозяину той квартиры, в которую вас не пустили. – Но… Это подло! – А то, как они с вами поступили, не подло? – Но я не желаю быть похожим на них. – И не будьте. Вы же сами говорили, будто ваш самый любимый литературный герой граф Монте-Кристо. Вот и исходите из того, как бы поступил он на вашем месте. Неужели подставил бы другую щеку? – Скорее всего, отомстил. – Вот и вы мстите. Впрочем, действуйте, как вам заблагорассудится. Взгляд Белого метнулся к нарам, Леонид это заметил. – Я согласен. – Пишите следующее. Белый дал себе несколько секунд на обдумывание, после чего принялся диктовать. Через пять минут на столе лежал текст со следующим содержанием: Уважаемый гражданин! 30 августа, после совершенного мной террористического акта, стараясь скрыться от настигавшей меня погони, я вбежал во двор какого-то дома по Миллионной ул., подле которого упал на мостовую, неудачно повернув велосипед. Во дворе я заметил направо открытый вход на черную лестницу и побежал по ней вверх, наугад звоня у дверей с намерением зайти в какую-нибудь квартиру и этим сбить с пути моих преследователей. Дверь одной из квартир оказалась отпертой. Я вошел в квартиру, несмотря на сопротивление встретившей меня женщины. Увидев в руке моей револьвер, она принуждена была отступить. В это время с лестницы я услышал голоса уже настигавших меня людей. Я бросился в одну из комнат квартиры, снял с гвоздя пальто и думал выйти неузнанным. Углубившись в квартиру, увидел дверь, открыв которую оказался на парадной лестнице. Оказавшись на площадке, я постучал в дверь другой квартиры. Хозяин дверь открыл, однако внутрь меня не впустил. На допросе я узнал, что хозяин квартиры, в которой я был, арестован. Этим письмом я обращаюсь к Вам, хозяину этой квартиры, ни имени, ни фамилии Вашей не зная до сих пор, с горячей просьбой простить то преступное легкомыслие, с которым я бросился в Вашу квартиру. Откровенно признаюсь, что в эту минуту я действовал под влиянием скверного чувства самосохранения и поэтому мысль об опасности, возникающей из-за меня для совершенно незнакомых мне людей, не пришла мне в голову. Воспоминание об этом заставляет меня краснеть и угнетает меня. В оправдание свое не скажу ни одного слова и только бесконечно прошу Вас простить меня! Л. Канегиссер. Белый еще раз прочитал написанное, после чего удовлетворенно проговорил: – А вот теперь пусть у них голова трещит от вопросов. Зовите охрану. Дайте ему деньги и попросите отнести записку на Миллионную. В дом номер… – Семнадцать. – Квартира? – Я не помню номер квартиры. Хозяин – какой-то старик. А этаж второй. – Вот и попросите передать записку старику со второго этажа. Полковник, кряхтя, перебрался на нары. Прилег. – А если не получится? – робко произнес юноша, сжимая в руке послание. – Получится, – уверенно отозвался Олег Владимирович, прикрывая рукой глаза, – и результат вы вскоре увидите. Нет, даже не так. Почувствуете. * * * Отставной капитан проживал на последнем, пятом этаже. По этой причине едва чекисты добрались по крутой лестнице до верха, Озеровский, прижав ладонь к сердцу, взмолился: – Подождите стучать. Дайте отдышаться. Легкие старика с хрипом протягивали через себя живительный кислород. Лицо Аристарха Викентьевича стало бледным. «Как у покойника, – мысленно сравнил матрос. – Ему б отлежаться, а он… А иначе как? Жрать-то надо. Ходить не будешь – сдохнешь. Вот она, жизня…» Доронин специально отвернулся в сторону, склонился над перилами лестницы. Ему стало жаль старика. Вспомнился отец. Тоже вот так пустоту глотал. В кузнечном цеху работал, там все внутренности и сжег. – Я готов. – Следователь прокашлялся, как бы ставя точку. Демьян Федорович первым подошел к нужной двери, с силой грохнул по ней кулаком. За той стояла тишина. – Кажется, никого нет дома, – веско заметил Доронин. – Аристарх Викентьевич, а почему мы не поехали к Литкову? Нам ведь и сам Михайлов его советовал. – Именно потому и не поехали, – слова вылетали из грудной клетки старика с хрипом. – Слишком настойчиво товарищ комиссар советовал нам Литкова. А о Сартакове сболтнул сгоряча, потом прикусил язык. Судя по всему, Сартаков знает поболе, нежели господин Литков. – Тогда иное дело. Доронин еще раз ударил по двери, крикнул: – Кто есть дома? Нам нужен Сартаков! За дверью еще несколько секунд стояла тишина, после чего раздался мужской голос: – Кто такие? – ЧК! Открывайте! За дверью что-то заскрежетало. После чего донеслось: – Покажите мандат. – А как я его покажу, ежели дверь закрыта? – аргументировал матрос невидимому оппоненту. – К замочной скважине поднеси. Доронин помянул нечистого: вот ведь какое недоверие у людей проявляется в последнее время. Однако ломиться в дверь не стал, извлек из кармана документ. – Глядите! – Клочок исписанного листа развернулся в руках чекиста напротив дверного замка. – Прочитали? Теперь открывайте! Спустя секунду послышался металлический звук, после чего дверное полотно отошло в сторону. В образовавшемся проеме появилась взлохмаченная седая шевелюра. – Чем обязан? – Бывший капитан Сартаков? – Доронин спрятал документ в карман пиджака. – Предположим. – Хозяин шевелюры недоверчиво рассматривал гостей. – Вы преподавали в артиллерийском училище? – уточнил на всякий случай Озеровский. – Было такое. Только я ушел из училища. Еще в июле.