Доронин пулей взлетел наверх. – Значит, вы толком ничего не видели? – на всякий случай поинтересовался следователь. – Я же говорю: пятно. Серое. Фигура видна, а вот чья – не разобрать. – А теперь смотрите сюда, – Озеровский указал пальцем на дверь, – следы от пуль, Демьян Федорович. Две в наличнике, одна в полотне, но все три сидят кучно. Почти на уровне головы. – Озеровский постучал пальцем по находке. – Даже если учесть, что первый выстрел был предупредительный, как утверждал Фролов, то остальные два… – Точно! – сделав судорожное движение кадыком, отозвался матрос. – В голову стреляли. Прицельно. Все выстрелы произвели сразу, без остановки. Рука набитая, опытная. – Только мальчишка успел пригнуться, – Аристарх Викентьевич принялся перочинным ножом извлекать из дерева деформированные пули, – или споткнулся, скорее всего. Потом кинулся в сторону. Но это еще не все. Озеровский спустился на три ступеньки. – Смотрите, – палец следователя указал на воронку в стене, – тоже результат от выстрела. – Только стреляли не с лестницы, – тут же заметил Доронин. – Совершенно верно. Судя по тому, как пуля застряла в кирпиче, стреляли с лестничной площадки. Демьян Федорович кивнул головой в сторону дверей князя Меликова. – А вы говорите «безобидный старик». – Тогда почему Меликов не убил Канегиссера у себя дома? Ему бы это зачлось. Доронин повел сильными, широкими плечами. – У вас нож есть? Нужно извлечь пули. – Найдется. Доронин из голенища извлек финку. Принялся трудиться над дверью, одновременно рассуждая вслух: – Князь у нас, в «Крестах», спросим. Сейчас нужно как можно скорее сообщить о находке Глебу Ивановичу. И еще вызвать в ЧК тех, кто задерживал Канегиссера. Этих, как их… Шматко и Фролова. – Правильно мыслите. Проведем перекрестный допрос. – Чего? – Доронин устремился вниз по лестнице, вслед за Озеровским. – Это когда в одной камере располагаем свидетелей друг против друга и выпытываем их. – То есть пытаем, что ли? – опешил чекист. Озеровский спрятал улыбку: – Выпытываем – значит допрашиваем. Находим несоответствия в их показаниях, благодаря чему выводим истинного преступника на чистую воду. – Эвон как… Чекисты минули вонючий предбанник, покинули подъезд. – Основная цель такого допроса, – уже на улице принялся объяснять Аристарх Викентьевич, – вывести преступника из себя, лишить спокойствия. Одно дело – когда его допрашивают одного и он может все отрицать, играть в «молчанку», пойти в «отказ» от показаний. Совсем иное дело – когда преступника сводят с подельником и решается, кто из них потянет больший срок? Вот тут обычно с «блатных» весь лоск и героизм, словно шелуха, слетают. Кому хочется тянуть больший срок, при этом зная, что его дружка осудили на несколько лет меньше? На таких перекрестных допросах преступники обычно топят друг друга, да так, что диву даешься: и как они ранее дружками считались? – Думаете, получится? – Матрос даже не заметил того, что следователь только что сравнил подозреваемых чекистов с уголовниками. – Надеюсь. – А Аристарх Викентьевич данный факт отметил сразу, бросил искоса взгляд на молодого человека: впервые за последние сутки тот не стал защищать своих товарищей. То был знак. «Значит, Доронин таки проникся делом, – понял Озеровский. – Толк будет». * * * Бокий широким, размашистым шагом покинул территорию Смольного, сел в «мотор», как тогда называли все автомобили, приказал ехать на Гороховую. Внутри чекиста горело пламя, которое он никак не мог погасить. Сегодня Зиновьев вывел его из себя. Впервые за те несколько месяцев, что они сотрудничали. Обвинения, которые кинул председатель, одновременно и имели под собой почву, и не имели. Имели в том смысле, что Григорий Евсеевич был прав: убийцу Володарского так и не нашли. И убийцу Моисея арестовали не его ребята. Тут открещиваться смысла нет. Но была и другая правда. И заключалась она в том, что вокруг этих двух убийств творилось нечто мистическое. А точнее, создавалось впечатление, будто и Володарский, и Урицкий стали случайными жертвами. А удары должны были быть нанесены совсем по иным целям. И тут Бокию вспомнился разговор с белым полковником. Глеб Иванович усмехнулся: как ни скажи слово «белый», с большой или маленькой литеры, а словосочетание никак не изменится. А вот смысл поменяется кардинально. Так что говорил Белый? Помнится, тогда Доронин предоставил ему практически полную информацию. Бокий еще разозлился по данному поводу. Однако полковник выложил на свет божий такую картинку, от которой у Глеба Ивановича, как говорят в народе, волосы встали дыбом. По мнению Белого, убийство Володарского произошло случайно. Нет, к убийству готовились, он этого не отрицал. Но мишенью должен был стать не комиссар печати и пропаганды, молодой, только что пришедший в революцию человек, который толком так ничего и не успел сделать во благо молодой советской республики, а иная личность. Ее-то полковник и вычислил. Бокий прикрыл глаза. Слава богу, Зиновьев ничего не знает. А то бы вовсе слетел с катушек. По мнению заключенного камеры номер 24, исходя из тех данных, что ему выложил растерявшийся Доронин, события того злополучного июньского вечера, когда убили Володарского, развивались следующим образом. Убийца, вооруженный револьвером и бомбой, ждал своего, как тогда выразился полковник, «клиента» на Шлиссельбургском шоссе. Он точно знал: «клиент» будет ехать именно этой дорогой. Обоснование? Бомба. Если бы убийца собрался на «акцию» с бухты-барахты, то при нем был бы только пистолет. Однако имелась бомба – самый действенный предмет для передвигающейся крупной мишени. Как тогда высказался Белый: вспомните народовольцев. Сначала бомбой, потом пулями. Стиль один. Итак, убийца ждал автомобиль. И тот появился. В нем находился Володарский, с ним две женщины. Далее, акция. Ну, тут все понятно… Но вот следующее высказывание полковника заставило Глеба Ивановича посмотреть на расследование с иной стороны. Как повторил вслед за Белым Доронин: первое – не того человечка ждал убийца. Второе – убийца не знал «клиента» в лицо. А причина для подобного суждения была одна: Володарский возвращался со встречи в Совете фарфорового завода, куда, по показаниям водителя комиссара печати Юргенса, они заехали совершенно случайно. О том, чтобы он заехал на завод, ему сообщил встреченный ими по пути сотрудник Смольного, который и передал, что Володарского спешно желает видеть Зиновьев, который в тот момент находился… на территории фарфорового завода. В результате молодой комиссар печати поменял планы и поехал на митинг, что и стало причиной его гибели. Убийца ждал Зиновьева. Но в лицо он его не знал. Судя по всему, наняли кого-то из «блатных». Все «политические» хоть раз да видели председателя Петросовета, поэтому перепутать его с Володарским никак не могли. Вот на этом-то все и застопорилось. На Урицкого давили сверху, чтобы он закрыл дело по политическим мотивам и приступил к арестам всех подозрительных лиц. А Моисей (убитого Володарского тоже звали Моисеем. Бокий горько улыбнулся: «Не Петросовет, а прямо библейская община») все оттягивал, не решался начать террор (несколько арестов – цветочки). Выводы следственной группы, в том числе и Доронина, после слов Белого все ставили под сомнение. Теперь Урицкого нет. Правда, есть убийца, в отличие от случая с Володарским. Однако суть не менялась. Если верить тому, что вчера смогли «откопать» Доронин со стариком, в деле по убийству Соломоновича также не все гладко. Чувствовалось: за студентом кто-то стоит. Автомобиль притормозил у входа в здание ЧК. Бокий упруго спрыгнул с подножки и… нос к носу столкнулся с ожидавшими его Дорониным и Озеровским. – Кого ждем? Меня? Пошли в кабинет. – Нет, Глеб Иванович. Вы уж нас тут выслушайте. – Доронин указал глазами в сторону, мол, следует отойти. Бокий, еще не успокоившийся после встречи с Зиновьевым, хотел выругаться: мол, что за мальчишество, однако передумал. Отошли шагов на пять. Демьян Федорович начал доклад: – Глеб Иванович, мы тут кое-что откопали. – Откапывают картошку в огороде. Мы – ищем. Бокий отметил, как улыбнулся Озеровский. Что, впрочем, совсем не смутило матроса. – Вот именно, нашли. На Миллионной. Точнее, нашел Аристарх Викентьевич. Покажите. – Следователь извлек из кармана пули, протянул их Бокию. – Из того самого дома, где задержали студента. Глеб Иванович, следует срочно пообщаться с Фроловым и Шматко. Провести допрос… Доронин запнулся. – Перекрестный допрос, – негромко добавил Озеровский. – Допрос, говорите? – не смог скрыть горькой усмешки Бокий. – И с какой целью? – Тут такая петрушка получается… Фролов-то прицельно стрелял в студента. – И что? – Бокий почувствовал: последнюю фразу он произнес с интонацией, с которой с ним недавно разговаривал Зиновьев, и оттого стал противен сам себе. – Как же? – удивленно вскинулся Демьян Федорович. – По уставу при задержании требуется произвести предупреждающий выстрел. И Фролов в своих словах вчера утверждал, что палил в воздух. – Ну? – А на самом деле стрелял в убийцу! В голову! – А вы уверены, что Фролов не сделал предупредительного выстрела? А если и не сделал, скажет, что перепутал. Или сознается в том, что специально соврал, испугался наказания за невыполнение устава. – Бокий кидал опровергающие аргументы специально, чтобы точно прояснить обстановку, хотя сам чувствовал: чекисты действительно что-то «накопали». – Никак нет, Глеб Иванович, не испугался. – Демьян Федорович бросил взгляд на Озеровского: мол, выручайте. Аристарх Викентьевич сделал шаг в сторону Бокия. – Выстрелов со стороны Фролова и Шматко было произведено три. Все на поражение. В протоколе сказано: стрелял только Фролов. Пока опровергнуть данные показания я не могу. Но, судя по всему, стрелял действительно один человек. Как показывает кучность расположения пуль в двери, навскидку, в голову. Скорее всего, боялся, что если будет стрелять в тело, то сможет только ранить. Тогда бы пришлось добивать Канегиссера. А сей факт мы бы уже смогли доказать. Потому стреляющим и было принято решение метить в голову. Не учел только одного момента: отвратительная видимость, плохое освещение в подъезде. Оттого и промахнулся. – Расстояние промеж пуль от такусенькое, – Доронин указательным и большим пальцами показал, на каком удалении находились найденные пули друг от друга. – Потому мы и хотим свести Фролова и Шматко, чтобы они еще раз рассказали, как происходил арест убийцы. – Озеровский на несколько секунд замолчал, однако, видя, что Бокий ждет окончания фразы, проговорил: – Имеются подозрения против Фролова, что он специально хотел убить Канегиссера. Тем самым обрезать все следы. – Специально, говорите? – Глеб Иванович беспомощно оглянулся по сторонам, как бы ища в прохожих поддержку. – Может, и так. Только ни с Фроловым, ни со Шматко вы сейчас не поговорите. А уж тем более не сможете провести перекрестный допрос. Потому как красноармейца Шматко убили. Сегодня ночью. Возле дома. Утверждают, ограбление. – Кто утверждает? – тут же поставил вопрос Озеровский. – Какая разница! – вспылил Бокий. – Главное, что одного свидетеля у нас уже нет. А Фролов ночью убыл в деревни с продотрядом. Когда вернется – одному богу известно. Если, конечно, вернется. Обстановка сами знаете какая. К тому же нам все одно не позволят свести вместе чекистов с Канегиссером. – Речь идет не о студенте, – быстро вставил Доронин. Бокий обернулся к Озеровскому: – Что еще нашли?