Глеб Иванович впился глазами в женщину. Та встретила взгляд чекиста спокойно, почти равнодушно. И тут же вновь принялась исследовать ногти. «Стерва! – мысленно выругался чекист. – Точно, сработали ее люди. Они же и проинформировали ее. Может, рассказать Зиновьеву о том, как все было? Нет, – тут же остановил себя чекист, – нельзя. Варька не случайно с самого утра заявилась в Смольный. Нет никакой гарантии, что патлатый не завязан в деле по самую маковку. А значит, мой приезд есть не что иное, как бессмысленная затея. Нужно как-то завершить разговор и уйти». – Еще я хотел узнать, куда делся Фролов? – Бокий перевел взгляд на председателя Петросовета. – Это какой Фролов? – Григорий Евсеевич наморщил лоб. – Солдат из охраны Комиссариата внутренних дел, – подсказала Варвара Николаевна, на секунду оторвавшись от увлекательного занятия, – принимал участие в задержании убийцы Моисея. – И что Фролов? – продолжал интересоваться председатель. – Зачем он тебе нужен? – Как зачем? Следствие продолжается, а на Гороховой он так и не появился. А у нас тут одна смерть за другой. В камере хотели убить Канегиссера. Ночью неизвестные зарезали Шматко, второго охранника из комиссариата. – Ограбление, – заметила комиссар в черном длинном платье. – Может быть, – отозвался Глеб Иванович, – теперь вот Фролов пропал. – Никуда он не пропадал. – Варвара Николаевна встала, оправила платье. Бокий заметил, каким взглядом сопроводил движение ее рук Григорий Евсеевич. И понял, что он в кабинете лишний. – Я его вчера отослала во главе продовольственного отряда. По деревням. – Во время следствия? – съязвил Бокий. – Во время голода! – жестко отбрила женщина. – Или ты, Глеб Иванович, сам будешь ходить по селам и трясти крестьян? Чекист промолчал. А что он мог сказать в ответ? Хотя нет, сказать-то как раз мог многое. Хотя бы про то, что прокормить хоть какую-то часть города, а еще лучше детишек, можно было бы, отказавшись от ежедневных обедов, которые товарищ Зиновьев и его окружение устраивали в Смольном. Много по городу бродило слухов про те обеды. Частенько голодные уста питерцев перемалывали косточки новой власти по причине смольных «лукулловых пиров». Сам Бокий в них участия не принимал, хотя зван был неоднократно, довольствовался пайком. Но и по «нормативным продуктам» догадывался, чем «угощались» комиссар Петросовета и его свита. – У тебя еще что-то ко мне? – донеслась до сознания чекиста последняя фраза Зиновьева. – Вроде нет. – Тогда у меня к тебе предметный разговор. Григорий Евсеевич склонился над столом, просмотрел бумаги, нашел необходимый лист, снова предстал перед чекистом. – Завтра похороны Моисея. Людей будет много. Следует организовать охрану. Я это дело поручаю лично тебе. Варваре не справиться. И вообще перестаньте цапаться, словно кошка с собакой. Одно дело делаем. Кстати, через три часа прибудет Феликс. – А… Он что, не вернулся в Москву? – Нет, – отмахнулся председатель, – так что ждите! Феликс по телеграфу просил, чтобы к его приезду составили детальный отчет. Времени у него будет в обрез: ночью собирается вернуться в Москву. Так что, хотите того или нет, а сотрудничать вам придется. И как дополнение: думаю, Дзержинский решит вашу проблему – кто старший? А то развели в своем хозяйстве черт знает что! А толку – ноль! – Именно об этом я и хотел поговорить. – Бокий слегка прищелкнул пальцами: не он стал инициатором следующей темы. Зиновьев «подставился». – Я имею в виду расследование убийства Моисея. Им занимаются три следственные группы. Три! – Бокий вскинул руку с тремя растопыренными пальцами. – Это же ни в какие ворота не лезет. Ладно, все были бы наши. Но каким боком к расследованию убийства притиснулись комендант Петрограда и Петросовет? Благодаря их действиям у нас за сутки арестовано более ста человек. Камеры переполнены родственниками, друзьями, прислугой Канегиссеров. Бабку инженера, восьмидесяти лет, и ту посадили. Как сказали: на всякий случай. Это уже не следствие, а бардак! – Твои предложения? – Считаю необходимым ликвидировать сыскные группы от Петросовета и оставить только ту, что в штате ЧК. Все наработанные документы передать на Гороховую. – То есть, – Зиновьев прищурился, – предлагаешь, чтобы всем делом заправляли только вы? – Да, – убежденно кивнул головой Бокий. – Бесконтрольно, – неожиданно продолжил Григорий Евсеевич. – Это как получается? Хочешь единовластвовать? Подмять весь аппарат ЧК под себя? Ловко, Глеб. Глеб Иванович хотел было возразить по поводу последних слов председателя, что на данный-то момент ЧК управляет не он, однако Зиновьев ему такой возможности не дал. – Вот что, голубь мой, – процедил сквозь зубы хозяин кабинета, – слушай сюда. Видел на входе матросов с пулеметами? Думаешь, случайно я их выставил? Покрасоваться силой новой власти? Нет, дорогой. Выставил я их по другой причине. Потому как только на одного меня уже было совершено два покушения. Да Володарский, убийцу которого твоя ЧК до сих пор найти не в состоянии. Теперь Урицкий! Убийцу которого, прошу заметить, задержали не твои подчиненные, а охрана комиссариата! И после ты мне предлагаешь, чтобы я ЧК дал полную, бесконтрольную свободу? Нет, родной, – перед лицом Бокия нарисовался кукиш, скрученный рукой товарища председателя, – ни хрена ты у меня не получишь! Будешь сюда ежедневно как миленький приползать для отчета! А я твои россказни сопоставлю с данными от коменданта. И вот тогда-то мы и увидим целостную картину. Глеб Иванович задержал дыхание, сдерживая эмоции, после чего проговорил делано спокойным тоном: – Посмотрим, что скажет Феликс. И если он примет мою сторону, хрен получишь ты. Подождем до вечера. * * * Дом на Миллионной встретил чекистов тишиной и вонью. Что воняло, Доронин разобрать не смог, но смердило немилосердно. Войдя первым в парадное, матрос поморщился, чихнул: – Кажись, крыса сдохла. Или еще какая тварь. Озеровский прикрыл нос платком: – Давайте поскорее поднимемся наверх. Там свежее. «Ну да, – припомнил чекист, – дед-то вчера здесь уже побывал. Знает, о чем говорит». По лестнице поднимались молча. Доронин – скрипя сапогами, Аристарх Викентьевич – хрипя легкими и постанывая на верхних ступенях каждого пролета. Демьян Федорович старика не торопил, хотя очень хотел поскорее завершить с осмотром места задержания преступника. На площадке предпоследнего этажа Озеровский остановился, перевел дух, огляделся. Матрос тоже прошелся взглядом по стенам, дверям: – А из какой квартиры помогли мальчишке? – Если верить протоколу, из этой. – Аристарх Викентьевич кивнул головой в сторону одной из дверей. Доронин сделал к ней шаг. На полированной поверхности дверного полотна светлела медная табличка. – Меликов П.Л., – прочитал матрос. – Кто такой этот Меликов? – Князь, – тяжело выдохнул следователь. – Петр Леванович. Уже старик. Он безобиден. – У нас щас вся контра безобидна, – шмыгнул простуженным носом матрос. – Кого ни возьми – все сочувствуют нашей власти. А как спиной повернешься, стараются в нее пальнуть или ножом попробовать на прочность. Доронин с силой стукнул кулаком в дверь. – Напрасно стараетесь, – дыхание Аристарха Викентьевича пришло в норму, – вам никто не откроет. Все в «Крестах». Петросовет постарался. – И чего теперь делать? – Матрос растерянно обернулся. – Чего мы сюда приперлись, ежели никого нет? – Попробуем мысленно восстановить цепочку, – Следователь подошел к двери князя Меликова, прикоснулся к деревянной поверхности. – Предположим, как утверждает протокол, студент выбежал в подъезд именно из этой квартиры. – Тонкие пальцы Озеровского, слегка касаясь, прошлись по дверному полотну. – Его ждали. Открыли дверь черного хода. Он крикнул, что за ним погоня. Впустили, дали ему пальто, выпустили на площадку. Затем дверь за студентом закрыли. Доронин тоже провел пальцами по деревянной поверхности, подергал металлическую ручку. – Закрыто. Озеровский внимательно осмотрел стены, дверные полотна, поднялся на несколько ступенек вверх по лестнице, снова осмотрел все стены, спустился на несколько ступеней, опять исследовал стены. После чего произнес: – Демьян Федорович, давайте проведем небольшой эксперимент. Доронин, выполняя инструкцию сыщика, послушно спустился вниз на два лестничных пролета. Теперь чекиста от следователя отделяла металлическая сетка лифтовой шахты. – Демьян Федорович, вы меня хорошо видите? – Не очень. – Приподнимитесь. Выберите наилучшую позицию, с которой виден я. – Нашел. – И как? – Никак. Какая-то тень. – То есть вы, зная меня в лицо, не можете разобрать, я это или не я? – Ага. Сетка мешает. Опять же дверь. Вы с ней будто сливаетесь. – А стрелять с такой позиции удобно? – Смеетесь? – Хорошо. Скажите, что я сейчас делаю? – Озеровский широко улыбнулся. – Стоите. – А что у меня с лицом? – А черт его знает. Отсюда не видно. – Именно то, что я хотел услышать. Поднимайтесь.