Хороший вопрос, Вероника. Если бы я знал, обязательно ответил бы. — В порядке. — отвечаю как раз в тот момент, когда дверь открывается и Юля вносит кофе. Молча ждем, когда останемся наедине. — Ты разобрался с… — В процессе. — перебиваю, зная, что она хочет спросить. Ника заглядывает в глаза, чуть наклоняясь вперед. Смотрим друг на друга, испытываю какое-то зверское удовлетворение тем, что после, в этом кабинете останется ее цветочный аромат. А она в ответ будто чего-то ждет от меня. — Расскажешь? — Что? Абрамов будет гнить в тюрьме, с…Панкратовой пока сложнее из-за ребенка. Но определенно ее жизнь уже изменилась. — Дочка останется с тобой? — задает вопрос, который даже звучит, мать его, больно. Встаю с дивана, двигаясь к окну и засовывая руки в карманы. — Мия не моя дочь, Ник. Она останется со своими родителями. — бескомпромиссно заявляю, потому что сложно на самом деле отказаться от девочки, которую любил, как свою. Которая на протяжении всей ее маленькой жизни была чем-то хорошим, единственным после Вероники. Слышу, как она тоже встает, и останавливается рядом со мной. — Но ты ведь ее воспитывал…— тихо говорит. — Да. — поворачиваюсь с печальной усмешкой: — Вместо того, чтобы сделать все для жизни собственного ребенка. — смотрю, вскидывая брови: — Ее отец Абрамов. Тот, кто был ее дядей на протяжении всех этих лет. Сейчас же роли поменяются так, как изначально должно было быть. Глаза Ники наливаются слезами. Вздыхаю, понимая, что возможно звучу грубо. — Прости. Я не хотел. — Она ведь тебя так любит… — Да. Я тоже. Но у нее целое семейство, к тому же не из бедных. Вполне неплохой дед, который, уверен, максимально перспективно устроит ее будущее. — Понимаю… Просто это так… Наверно, я предвзята в своих суждениях, потому что потеряла… — Я не смогу, Ника, оставить себе ребенка, который служит напоминанием того, чего я не делал и, в то же время того, что сделал! — я не раздражен нет, хочу, чтобы она поняла. Возможно, это и выглядит с моей стороны эгоистично, некрасиво. Но она ведь не знает всей истории. Я не буду заниматься воспитанием Мии, только потому что ее не до папаша с такой же мамашей алчные твари. Девочку я не оставлю в любом случае. Но и не буду гребаным альтруистом. Я далеко не идеальный человек, и не стремлюсь к этому несуществующему идеалу. Она хмурится, вставая напротив между окном и мной. Ищет ответ в глазах. — О чем ты? Отчего-то говорить не хочется, будто это жалкая попытка себя воскресить в ее мыслях. — Артур! — Неважно. — Подожди, — дотрагивается до меня рукой: — Говори. — лазурь ее глаз на полном серьезе прожигает. — Не было никакой ночи с Панкратовой. — поднимаю ладони, громко вдыхая: — Я изменил тебе ровно также, как ты мне. Она что-то подмешала, и действительно пыталась устроить, чтобы что-нибудь да произошло. Но не получилось. По мере того как я заканчиваю, глаза Ники буквально готовы вывалиться из орбит. А затем она прикрывает их, вскидывая руку к окну. Ее немного ведет, и я со страхом в глазах молниеносно реагирую, придерживая за талию. — Тебе плохо?! Она отрицательно качает головой, но резко побледневшая, фактически обмякает, закрывая глаза. — Юля! — повышаю голос со страхом в голове, хватая девушку на руки. В два шага пересекаю расстояние, аккуратно укладывая ее на диван. — Юля, твою мать! — громогласный рык раздается на весь кабинет. В кабинет врывается секретарь. — Нашатырь! Живо! Девчонка судорожно кивает и уносится к аптечке. Перевожу глаза на женщину, которая как будто видение. Убираю волнистые прядки от ее лица. — Ты так нужна мне… — хриплый шепот, что срывается, заставляет сжать зубы и глубоко вдохнуть: — Все бы отдал за один шанс, Красивая. Абсолютно все.