ПЛАН агентурно-оперативных мероприятий по ликвидации Высоцкого В. С. Справка. Высоцкий В. С. известен 8-му отделу Управления «С» ПГУ КГБ 1. Отработать задание агенту «Федору» — Федотову Анатолию Павловичу (ФИО прописью), врачу-реаниматологу, по проведению нейтрализации Высоцкого В. С. 23 июля 1980 г. План устранения предусматривает применение снотворных препаратов хлоралгидрат и морфин, которые будут введены объекту в ночное время после употребления алкоголя. Заключение судебно-медицинской экспертизы подтвердит диагноз инфаркта миокарда. Выбор способа ликвидации обусловлен тем фактом, что у агента имеется необходимый опыт. По данным агента «Борисова», поэтесса Белла Ахмадуллина сообщила ему в доверительной беседе, что 24 января 1980 г. «Федор», по собственной инициативе, в качестве эксперимента, ввел снотворный препарат своему находящемуся в состоянии запоя другу — известному пианисту, профессору Московской консерватории Нейгазу Станиславу Генриховичу, 1927 г. р., который скончался вскоре после инъекции. Каких-либо негативных последствий для «Федора» данный эксперимент, который проводился на дому у Нейгауза, не имел, о нем известно только близким связям Нейгауза. Отв. п/к Марченко Л. И. Исп. 8-й отдел ПГУ КГБ 2. Обеспечить контроль нейтрализации путем проведения оперативно-технических мероприятий "С" (контроль телефонной связи), "Т" (слуховой контроль), "О" (визуальный контроль). Задействовать возможности 7-го Управления КГБ (наружное наблюдение). План взаимодействия подразделений составлен. Отв. п/к Марченко Л. И., п/к Киселев А. В. Исп. 8-й отдел ПГУ КГБ. 7-е Управление КГБ, ОТУ КГБ Начальник Управления «С» ПГУ КГБ генерал-майор Дроздов Ю. И. Итак, в первоначальных планах устранение Высоцкого было запланировано на 23 июля, но сорвалось. Почему? Восстановим хронологию событий подробно. Утром 23 июля Федотов и Янклович заехали в Институт имени Склифосовского, где Федотов попросил у врача Леонида Сульповара хлоралгидрат для Высоцкого (получение препарата легальным путем должно было обеспечить алиби Федотову). Это довольно токсичное лекарство назначают при перевозбуждениях, однако оно противопоказано больным с нарушениями функций печени и почек, а также при заболеваниях сердечно-сосудистой системы. У Высоцкого эти болезни были. Вот почему Сульповар и его коллега С. Щербаков поначалу отказались выдавать лекарство. Однако просителям удалось-таки их уговорить, поскольку их все знали, как лучших друзей Высоцкого. Ведь никто не мог предположить, что они хотят сознательно навредить больному! Однако методы лечения, которые применял Федотов, у людей, бывших рядом с Высоцким, продолжали вызывать удивление. Например, Оксана Афанасьева вспоминает следующее: «Я Федотову говорила: — Толя, ты мне объясни, как может реагировать организм на два совершенно противоположных препарата?! С одной стороны, он колол успокаивающее, снотворное, а с другой — вводил тонизирующие препараты. Он делал настолько странные вещи, что даже я удивлялась: — По-моему, происходит разлад нервной системы, — ведь ей непонятно, какую команду выполнять: не то отдыхать, не то бодрствовать… — Да нет, — говорил Толя, — это специально так… Он как бы отдыхает, и в то же время он — в тонусе… — Ну, не знаю… А Володя уже никак не реагировал…». Ночью 23 июля Высоцкий должен был замолчать навсегда, но этого не случилось. Операция была сорвана по причине, не зависящей от разработчиков акции. Сосед Высоцкого по подъезду Валерий Нисанов (он жил двумя этажами выше — на десятом) тоже не доверял Федотову. Поэтому вечером 23 июля он позвонил все тому же врачу Склифа Л. Сульповару и попросил его приехать к Высоцкому. Тот согласился и взял с собой еще и Станислава Щербакова. Именно эти двое и предотвратили в тот день убийство Высоцкого. Вот как об этом вспоминает С. Щербаков: «Когда мы узнали, в каких дозах и в каких смесях хлоралгидрат будет применяться, мы с Леней стали на дыбы! Решили сами поехать на Малую Грузинскую. Реанимобиль был на вызове, мы сели в такси. Приезжаем, открывает дверь какая-то девушка. В нестандартном большом холле горит одна лампочка — полумрак. На диване под одеялом лежит человек и вроде слегка похрапывает. Я прохожу первым, смотрю: человек в очках… Понимаю, что не Высоцкий. Это был Федотов — тогда я в первый раз с ним столкнулся…». Прервем рассказ для небольшой ремарки. По задумке разработчиков акции, Федотов должен был накачать Высоцкого хлоралгидраиом и оставить одного. После чего врач должен был лечь спать, чтобы обеспечить себе алиби на момент смерти больного: дескать, все произошло без его ведома. А подтвердить это должен был свидетель — Оксана Афанасьева (та самая девушка, которая открыла нежданным гостям дверь). Именно такая ситуация и произойдет два дня спустя, когда Высоцкий все же умрет. И вновь вернемся к рассказу С. Щербакова: «Спрашиваю: — Где Высоцкий? — Там, в спальне. Проходим туда и видим: Высоцкий, как говорят медики, в асфикции — Федотов накачал его большими дозами всяких седативов. Он лежал практически без рефлексов… У него уже заваливается язык! То есть он сам может себя задушить (и это должно было произойти, не приди вовремя нежданные гости. — Авт.). Мы с Леней придали ему положение, которое и положено наркотизированному больному, рефлексы чуть-чуть появились. Мы с Леней анестезиологи — но и реаниматоры тоже, — видим, что дело очень плохо. Но ведь и Федотов — реаниматолог-профессионал! Я даже не знаю, как это назвать — это не просто халатность или безграмотность!..». Естественно, увидев такую картину — асфикцию у больного и полное бездействие его лечащего врача — приехавшие стали настаивать на немедленной госпитализации Высоцкого. Но Федотов встал на дыбы — категорически отказался это делать. Впрочем, послушаем рассказ все того же С. Щербакова: «Я однозначно настаивал, чтобы немедленно забрать Высоцкого. И не только потому, что тяжелое состояние, но и потому, что Высоцкому здесь просто нельзя быть. Нельзя! Федотов сказал, что это нужно согласовать с родителями — хотя зачем в такой ситуации согласовывать с родителями?! Сульповар позвонил. По-моему, он говорил с Ниной Максимовной (мама Высоцкого. — Авт.), она сказала: — Ребята, если нужно, конечно, забирайте!..». Однако и здесь Федотов нашел что сказать: сообщил, что забирать Высоцкого нельзя, что у него уже куплен билет в Париж, а вылет — через несколько дней. И снова — слова С. Щербакова: «Федотов вел себя почему-то очень агрессивно, — он вообще не хотел госпитализации. Вначале ссылался на родителей, а потом говорил, что справится сам…». Поведение Федотова объяснялось просто: нежданные гости помешали осуществиться его плану, а своей госпитализацией и вовсе могли пустить под откос его собственную жизнь — уж онто должен был понимать, как воспримут ТАМ то, что он не смог выполнить приказ. Короче, Высоцкого требовалось во что бы то ни стало оставить дома. И это сделать удалось. Поскольку вариант с длительным лечением отпадал (из-за скорого отъезда Высоцкого), было предложено попытаться запереть больного на даче на пару-тройку дней и подключить к аппаратам. Но Федотов и этот вариант отмел. С. Щербаков: «… Мы хотели привезти аппарат на дачу, но все поломал Федотов: — Да вы что! На даче! Нас же всех посадят, если что… Короче говоря, все время чувствовалось, что он не хочет, чтобы забирали Высоцкого. Не хочет! И даже непонятно — почему?.. Что, он считал себя профессиональнее нас? Об этом и речи не могло быть, после того, что мы увидели в спальне. Мы пытались у него узнать: что он делает, по какой схеме… Федотов не очень-то распространялся, но мы поняли, что от промедола он хочет перейти к седативным препаратам — седуксен, реланиум, хлоралгидрат… В общем, через все «седативу», минуя наркотики. Но это неправильная позиция! И теперь абсолютно ясно, что Высоцкого просто «проспали», как мы говорим. Да Федотов и сам рассказал об этом…». От себя заметим: Высоцкого «проспали» не случайно, а целенаправленно, выдав его смерть за естественную. Но почему же, спросит читатель, двое врачей не смогли справиться с Федотовым и не уговорили его немедленно увезти Высоцкого подальше от дома, где его поджидала верная смерть? Объяснение находим у того же С. Щербакова: «Я тогда сказал все и, по-моему, в достаточно грубой форме. Леня Сульповар… Мне тогда не очень понравилась его позиция, — он немного пошел на поводу у Федотова. Короче, Щербаков остался в одиночестве в том споре и судьба Высоцкого была предрешена. Причем тогда же определилась и точная дата, когда это должно было произойти. Врачебный консилиум пришел к мнению, что Высоцкого в тот день забирать не стоит, а надо это сделать утром 25 июля. Больного предполагалось отвезти в Склиф и там лечить в течение нескольких дней. Но ничего этого уже не понадобится, поскольку до утра 25 июля Высоцкий должен был уже умереть. Отметим, что в ночь с 23 на 24 июля Федотова возле Высоцкого не было — он уехал домой, а рядом с нашим героем остался Янклович. А вот уже на следующую ночь, как раз перед отправкой Высоцкого в Склиф, ночевать в квартире на Малой Грузинской останется Федотов. Последние несколько часов жизни Высоцкого в рассказах очевидцев выглядят следующим образом. Ю. Емельяненко: «24 июля мы приехали на Малую Грузинскую поддатые, веселые… Володя спел пару песен. Знаете, мы его никогда не просили петь, он не любил, чтобы его просили. Он вдруг сам, ни с того, ни с сего, брал гитару и пел. Это возникало спонтанно… Он сам высовывался со своими предложениями по этому поводу и не принимал чужих рекомендаций и просьб. А вот когда подходило у него, припирало, он говорил: “Так, спою чего-то новое сейчас или прокатаю новую песню…”. А мы уже знали все эти механизмы у него и сами не просили петь. Так вот, он спел пару песен, сейчас уже не помню, какие. Еще Вадим говорил: Володя, ну что ты орешь, как сумасшедший, как резанный, мы же здесь рядом все?!». — А я иначе не могу — и пошел… Орет, а мы рядом кружком сидим возле дивана, у нас перепонки лопаются… Спел он пару песен и еще в кайф вошел, он до этого укололся, видимо… Потом послед песен он стал требовать выпить. Схитрил. Он, действительно, был парень с хитрецой. Сходил на кухню, потом скользнул мимо нас сразу в дверь и наверх. А там, по-моему, художник Налбандян жил или кто-то другой, где он всегда водку добывал, но уже и там не оказалось. Он говорит: «Ну, могут друзья мои съездить, достать мне водки, мне хочется выпить». Никто не смог достать… Володя вроде бы затих. — Затих, смирившись с обстановкой, что нигде ничего не достанешь, ну куда же — час ночи… Я поднялся, мне было неудобно, пора уже было уходить. Вадим — со мной, мы взяли машину и уехали…». A. Федотов: «24 июля я работал… Часов в восемь вчера заскочил на Малую Грузинскую. Володе было очень плохо, он метался по комнатам. Стонал, хватался за сердце. Вот тогда он при мне сказал матери Нине Максимовне: — Мама, я сегодня умру… Я уехал по неотложным делам на некоторое время. Где-то после двенадцати звонит Валера Янклович: — Толя, приезжай, побудь с Володей. Мне надо побриться, отдохнуть. Я приехал. Он метался по квартире. Стонал…». B. Нисанов: «Двадцать четвертое… Вечером мы сидели у меня (как мы помним, он жил на два этажа выше квартиры Высоцкого — на 10-м. — Авт.), примерно до половины первого ночи. Потом спустились вниз, я их оставил, поднялся к себе. По-моему, все разошлись… Я так понял, что Янклович уехал домой. Примерно в два часа ночи позвонил Федотов: «Принеси немного шампанского. Володе нужно». Я принес шампанское и ушел спать». О. Афанасьева: “Я все эти ночи не спала! И какие это были ночи! То я с балкона его вытаскивала — сейчас он бросится… То в туалет водила, то в ванную… То бегала к таксистам шампанское покупать, если ему нужно было… И вот я пошла спать, говорю Толе: — Толя, ты не будешь спать? — Я посижу. ты иди поспи… И я пошла… А тут прекратились всякие звуки — поэтому я и заснула. Потому что мертвая тишина! Ну, думаю. — Володя заснул, и я могу поспать…”. Наступила роковая ночь с 24 на 25 июля 1980 года. A. Федотов: “Эта ночь для Володи была очень тяжелой. Я сделал укол снотворного. Он все маялся. Потом затих. Он уснул на маленькой тахте, которая тогда стояла в большой комнате. А я был со смены — уставший, измотанный. Прилег и уснул — наверное, часа в три. Проснулся от какой-то зловещей тишины — как будто меня кто-то дернул. И к Володе! Зрачки расширены, реакции на свет нет. Я давай дышать, а губы уже холодные. Поздно. Между тремя и половиной пятого наступила остановка сердца на фоне инфаркта. Судя по клинике — был острый инфаркт миокарда. А когда точно остановилось сердце — трудно сказать. В свидетельстве о смерти потом мы записали: «Смерть наступила в результате острой сердечной недостаточности, которая развилась на фоне абстинентного синдрома…». А теперь послушаем соседа Высоцкого по лестничной площадке — известного писателя Теодора Гладкова (он является автором множества книг про советских разведчиков): «Наступает ночь 25 июля… Люди, которые были при Володиной кончине, потом говорили, что он умер тихо и мирно во сне. Это не так… Было жаркое лето, окна открыты… Слышу — Володя буйствует. Потом смотрю — он выбегает на лестничную площадку, а его компания, эти сукины дети — тот самый мастер восточных единоборств с нунчаками да еще фельдшер Игорек, его скручивают и снова заталкивают в квартиру. Ему надо было просто налить полстакана водки. А они его привязывали к дивану — на руках даже кожа была ободрана… Опять слышу шум — компания выводит в лифт бесчувственную Оксану. Мне стало не по себе. Володя уже не кричит, во дворе стоит «скорая»… Я вышел на лестничную площадку — там огромный санитар, почему-то, несмотря на жару, в меховой шапке. Я спрашиваю: «С Володей что-то?» Он: «Экзордиус мортале, что по-русски означает смертельный исход». А потом произошло и вовсе странное: из Володиной квартиры вышел один из его друзей-мерзавцев с двумя кейсами в руках! Доказательств у меня никаких нет. Но Марина потом говорила, что пропала их с Володей переписка, проза, кассеты. И еще с Володи была снята цепочка, которую подарил Шемякин. Потом выяснилось, что у одного из этих друзей жена была сотрудницей посольства, американка, она вывезла эти вещи и там их загнали…». B. Нисанов: «В половине пятого утра мне в дверь позвонили. Выхожу в трусах. Стоит Янклович: «Володя умер». Как мог я быстренько оделся, спустился вниз, захожу в квартиру. И вижу его лежащим в большой комнате на топчане с завязанными руками. Топчан очень узкий, и руки связали, чтобы они не сваливались в стороны. «Как это могло произойти?» — ошарашено спрашиваю у Толи Федотова… Он признался, что спал и не углядел. Когда подошел к Володе, тот был уже холодный. Ксюша тоже, оказывается, спала…». Вспомним слова С. Щербакова: «Высоцкого проспали». Причем, «проспать» его должны были еще 23-го, но тогда сорвалось. Два дня спустя все прошло без запинки. Вот и Нисанов о том же: «Федотова уже нет в живых (он покончит с собой в 1992 году. — Авт.). Все мои мысли почему-то сводятся к одному — Володя был умерщвлен. Утверждение не категоричное. Прямых доказательств нет. Но все предпосылки говорят именно об этом. Встречаясь с друзьями, откровенно говорю: «Федотов мог убить Володю по заказу моей любимой Родины»… События той ночи развивались так… Я принес Володе шампанское и сразу ушел спать. Как мне потом рассказали, Федотов положил какую-то таблетку в это шампанское. По признанию самого Федотова, якобы это было успокоительное — бром. Что там было на самом деле, никто не знает… Заметим, что все, кого ни пытался лечить Толя, через какое-то время погибали. Это очень настораживало. Такое произошло с сыном Нейгауза — очень выпивающим человеком. Прямых доказательств опять же нет…». С. Щербаков: «Если 25-го был аналог ситуации 23-го, — а судя по всему, аналог был полный, — Высоцкий умер от асфиксии. Запал язык, и он просто не смог дышать. Ведь он был полностью релаксирован — расслаблен — за счет больших доз седактивных препаратов… А ведь Федотов его «лечил» этим методом не день и не два — по крайней мере, две недели… Что касается диагноза — якобы инфаркт миокарда — он всех устроил. Все с радостью за него ухватились. А ведь все это делается очень просто: берется одна кардиограмма… Я могу вам показать с десяток кардиограмм с инфарктом… Все дело в том, чтобы убрать предыдущие, — тогда не с чем сравнивать. О том, что подсунули кардиограмму, мне говорили Годяев, Сульповар и еще кто-то из фельдшеров наших…». ?. Крыжановский: «Мы имеем дело с постановочным убийством. Последовательность и завершенность всех запланированных операций — очень сильная оперативная особенность КГБ. Конечно, своим заявлением польскому журналисту Высоцкий подписал себе смертный приговор — суперагент КГБ «Виктор», задействованный в сверхсекретных операциях ПГУ, которого планировали вывести на постоянное оседание в США в качестве вербовщика представителей американской элиты, должен был замолчать навсегда. Агенту КГБ, врачу Анатолию Федотову, дали задание ликвидировать Высоцкого, ибо, согласно кодексу разведки, «Он слишком много знал» означает «Он слишком много болтал». В ночь с 24 на 25 июля 1980 года Федотов «накачал» жаловавшегося на сильные боли в области сердца Высоцкого хлоралгидратом — снотворным, категорически противопоказанным при имевшихся у Высоцкого заболеваниях сердечно-сосудистой системы, печени и почек. Затем связал его, чтобы «не дать выйти из квартиры за водкой». Затем Федотов «уснул», а когда проснулся, Высоцкий был уже мертв. Официальная причина смерти — острая сердечно-сосудистая недостаточность. Вскрытие не проводилось. Для любой спецслужбы человеческая трагедия может оказаться всего лишь завершением одной из многих операций. Хотя… такого суперагента как Высоцкий, в истории российских спецслужб больше не будет». Похороны Высоцкого прошли 28 июля. Причем руку к ним самым активным образом приложил Юрий Андропов. Когда решался вопрос о месте захоронения, «хозяин» Москвы В. Гришин не стал брать на себя ответственность и передресовал этот вопрос Андропову, прекрасно зная, чьей креатурой был Высоцкий (впрочем, как и вся «Таганка»), Шеф КГБ распорядился: похоронить на самом «народном» кладбище — на Ваганьковском (документы были оформлены в течение получаса). Более того, хоронили Высоцкого в гробу № 6 («шестерка»), который был положен только покойным из числа высшей гос- и партноменклатуры (спустя два года в таком гробу похоронят Л. Брежнева). Чтобы артиста, не имеющего никаких официальных званий, да еще полуподпольного, похоронили в таком же гробу, что и Генсека, надо было иметь какие-то выдающиеся заслуги. У Высоцкого они были — он долгие годы работал на КГБ, выполнял ответственные правительственные задания, сопряженные с риском для жизни. Поэтому правительственный гроб был ему просто положен по статусу. По идее, ему должны были отдать и воинские почести (залпы салюта и т. д.), однако это было бы уже слишком — полная расшифровка перед общественностью. Андропов на это пойти не мог — тайна суперагента Лубянки Владимира Высоцкого должна была умереть вместе с ним.