Плюнув на собственный комфорт, Кристина домчалась до ближайшего метро, оставила своего Тишку на охраняемой парковке и уже через час заходила в банк. В кабинете отца она застала старую компанию – насупившегося отца, улыбающегося и потирающего сухонькие ручонки Грановского и сосредоточенного полковника, который опять напомнил ей много пьющего работника коммунального хозяйства. – Здравствуйте, Кристина, – начал полковник первым, перебив уже приготовившегося произнести дежурный комплимент квазиФюнеса. Тот недовольно покосился на полковника, но ничего не сказал, поняв, что последний на серьёзном взводе. – Здравствуйте, господа, – Кристина максимально холодно кивнула головой, – надеюсь, мой отец уже сообщил вам, что на банк я больше работать не буду? Отец укоризненно взглянул на дочь, которая сообщила ему об этом решении совсем недавно. Тогда он не придал её словам серьёзного значения, просто посоветовал подумать и отдохнуть. Грановский бросил сердитый взгляд на отца девушки, затем, придав своему лицу масляное выражение, с улыбкой произнёс: – Мадемуазель Кристина, я думаю, что мы ещё сможем обсудить это ваше, мягко скажем, неожиданное решение. Но сейчас речь идёт не о банке. О помощи просит вот, Игорь Николаевич, – и он коротко кивнул в сторону полковника. Тот же, поняв, что сейчас из него сделают крайнего, шумно фыркнул и, обратившись к Кристине, тихим голосом произнёс: – Кристина, я надеюсь, вы понимаете, что ваша помощь нужна не лично мне. Она важна для благополучия нашей страны, и вы, наверное, – тут он замялся, но, чуть приостановившись, продолжил: – не будете настолько не патриотом, что откажетесь помогать Родине? – Игорь Николаевич, милый, – Кристина усмехнулась, – в наше время слова о помощи Родине, несмотря на постоянно накручиваемый лубочный патриотизм, звучат ненатурально, я бы даже сказала, очень неискренне, и умного человека должны настораживать. Тем более, в вашем случае, когда вы ищете тех, кто напал на столь сомнительную личность, как этот ваш… не помню, как его… – Кристина, неужели вам не интересно справиться с тем, кто оказался сильнее вас? – полковник сменил тактику. – Ни за что не поверю, что вы настолько не самолюбивы. Или вы боитесь? Скажите честно, тогда мы оставим вас в покое. Отец Кристины пытливо смотрел на дочь, всем своим видом выражая желание, чтобы его дочь взялась помогать этим достойным людям, а Грановский сидел и очень ехидно улыбался. Кристина покачала головой. Всё-таки, несмотря на дешёвую попытку развести её «на слабо», полковник, видимо, чувствовал, что у неё в этом деле есть какой-то интерес, иначе она просто не приехала бы на встречу, учитывая сложившиеся обстоятельства. – Ладно, так и быть. Игорь Николаевич, я помогу вам. Ради отца, а то ведь вы от него не отстанете, – девушка решила таким образом скрыть свою истинную заинтересованность. – Давайте, что там у вас появилось нового? Полковник окинул всех присутствующих недоумённым взглядом, который можно было перевести, как: «А что это вы здесь делаете, а?», а потом бодро произнёс: – Господа, дело касается государственных секретов. Прошу вас оставить нас с барышней наедине. Вы, Кристина, я думаю, понимаете, что не должны будете никому ничего сообщать из того, что сейчас узнаете. Прошу прощения за бесцеремонность, господа, но у нас нет времени на лишние перемещения, – поняв, что немного перегнул палку, полковник придал лицу максимально извиняющийся вид. Господа, которым очень хотелось услышать, о чём пойдёт речь, кивнули, но с кислыми лицами вынужденно покинули помещение. Полковник поёрзал на стуле, недоверчиво взглянул на Кристину, вздохнул и сказал: – Прости, девочка, у меня просто нет другого выхода. Слишком уж срочно нужны любые сведения, способные нам помочь, – и принялся излагать всё, известное ему по этому делу. Кристина слушала внимательно, стараясь никак не реагировать на фамилию Золотов. Когда полковник извлёк из своей кожаной папки выполненное на компьютере сравнение фоторобота, данных видеосъёмки и фотографий Константина, Кристина достаточно равнодушно пролистала их, похмыкала для приличия, а потом сказала: – Игорь Николаевич, вы уверены, что это не ваши домыслы? Слишком уж брутален получился ваш подозреваемый, как опереточный злодей. Не верится что-то. – И, тем не менее, – официально проговорил полковник, – я прошу вас воспользоваться вашими способностями, чтобы проверить все возможные вероятности, пусть они и окажутся неправильными домыслами. У нас нет времени и возможности на более детальные проверки. Идёт? – уже мягче спросил он. – Ладно, я попробую, – кивнула Кристина. – Постарайтесь мне не мешать, пожалуйста… … Она шла в клубящемся тумане, нервно озираясь вокруг. Очень уж не хотелось опять получить по башке дубиной, а может и кое-чем похуже. Облака тумана расступились, освобождая пространство, и за стоящим посреди облаков столом Кристина увидела уже знакомые лица – три молодых, одно не очень. Они с жаром что-то обсуждали. Кристина послушала, очень удивилась услышанному, разозлилась и развернулась, чтобы уходить. И лицом к лицу столкнулась с той самой недружелюбной девчушкой. На этот раз девочка не делала никаких попыток напасть, просто стояла и с любопытством разглядывала Кристину. – Ты пришла сюда, чтобы сдать нас этим уродам? – чуть махнув головой назад, спросила она. – Среди этих уродов, как ты говоришь, мой отец, между прочим, – с негодованием ответила Кристя, не понимая, почему девочка не предпринимает никаких враждебных действий. – А Марк сам меня бросил, и я до сих пор не понимаю, почему… – Ты сама виновата, не на тех стала работать, – с детским максимализмом заявила девочка. – Меня зовут Юлька, я его сестра, – вдруг представилась она. – Они не знают, – Юля кивнула в сторону сидящих за столом, – что ты их выслеживаешь. – Почему ты не нападаешь? – удивилась Кристина неожиданному дружелюбию сестры своего бывшего друга. – Я уверена, что ты не сможешь, точнее, не захочешь его предать. И не захочешь нам мешать. А мы не станем трогать твоего отца. – А Грановский, как насчёт него? – со вздохом облегчения, что не на её отца направлена агрессия, спросила Кристина. – Он тебе важен? – удивилась Юлька. – Нет. – Тогда не парься. – Вы долго не продержитесь, они найдут кого-то другого, кто не будет любить твоего брата, – вдруг выпалила Кристина. – И тогда за вас примутся серьёзно. – Спасибо, – совсем молоденькая девчушка казалась очень взрослой и мудрой. – Спасибо, что ты его любишь, несмотря ни на что. Мы справимся, я в себе уверена. А теперь уходи… – Пока, – Кристина осознала, что больше ничего говорить не нужно, всё и так понятно. Когда она открыла глаза, то первое, что она увидела, были встревоженно-ожидающие глаза полковника. Наверное, всё это время он так и просидел – вперив в неё свои умные глаза, диссонансом блестевшие на его очень простецком лице. Кристина встряхнулась и, медленно и весомо проговаривая слова, произнесла: – К сожалению, господин полковник, ваши догадки оказались неверны, – заметив отблеск разочарования и недоверия в глазах Игоря Николаевича, добавила: – Этот человек сейчас больше всего озабочен своими племянниками, и ничего более. К делу о нападении он точно никакого касательства не имеет. Лично я уверена, что искать злодеев нужно среди тех, кто близок к пострадавшему, может быть, это какой-то его сотрудник или конкурент. А может быть, он просто надоел своему патрону, и тот решил от него избавиться таким образом. – А что, это мысль, – высказался полковник, но Кристина поняла, что до конца он ей так и не поверил… Глава 49. Мы же вас предупреждали… Сидевший рядом парень (как его? Игорь? Сергей? А… не имеет значения) опять задел Льва Михайловича своим плечом. И опять это стало очень неприятно – будто кто-то провёл старой ржавой железякой по стеклу, издав звук, от которого сводит челюсти, а нервы начинает корёжить от отвращения. Конечно, парень ни в чём не виноват – просто дороги у нас такие, что даже в суперкомфортабельном «Бентли» нет-нет да и отзываются своими кочками и выбоинами. А потому нет смысла и злиться. Но Грановский всё-таки злился. И злился потому, что прекрасно понимал, почему именно злится. Никогда ещё в своей жизни Лев Михайлович не прибегал к услугам охранников, считая это неразумным. Даже водителя себе нанял всего три года назад, а до этого сам, нисколько не комплексуя, рассекал за рулём по московским улицам. Но слишком уж много времени и сил стала отнимать езда в пробках, и Грановскому, пусть и очень не хотелось, но пришлось довериться профессионалу. Единственное, что его утешало, – это то, что водителя он сумел найти очень опытного, сто раз проверенного, который начинал ездить ещё в кортеже у самого Брежнева. Спасибо, знакомые из аппарата президента подсуетились, порекомендовали. Но чтобы охрана… Всю свою долгую и непростую жизнь Лев Михайлович был уверен, что никакая, даже самая лучшая, охрана не убережёт его, если кто-то поставит своей целью свести с ним счёты самым радикальным способом, благо примеров тому в жизни – масса. Просто Грановский старался не лезть на рожон, не светился, не высовывался, не создавал себе никакой опасной публичности. А все неприятные и острые моменты своей трудовой деятельности талантливо перекладывал на своих приближённых и помощников, нанятых специально для того, чтобы принимать на себя все агрессивные эмоции. Но сейчас момент оказался особым, можно сказать, экстраординарным. Подумать только, кто-то, видимо, чересчур хитро сделанный, сумел сбросить ему на самый засекреченный номер такую СМСку: «г-н грановский на вас будет покушение советую срочно уехать или глубоко запрятать свой тощий хитрый зад». Вот такая вот пошлятина… Нет, приди, наверное, какое-нибудь более серьёзное и более обоснованное сообщение или письмо (или как там ещё сейчас доставляют такую информацию), так вот, приди оно в более солидном, презентабельном виде, Грановский и внимания на него не обратил бы, посчитав дурацким розыгрышем или попыткой его запугать. А тут… Вроде и текст несерьёзный, и отправитель не пойми кто, а вот почему-то прочтение его вызвало у Льва Михайловича приступ неудержимой паники – до дрожи в коленях и холодного пота. После первого прочтения он даже не мог ничего делать, только сидел со сжатыми в кулаки руками и губами, сведёнными в узкую щель, и бессмысленно пялился в одну точку, настолько сильным оказался овладевший им страх. Слава Богу, через час этот непонятный страх отпустил, и Грановский стал более-менее спокойно соображать, через два он уже расслабился, через три почти забыл об этой идиотской шутке, а к концу дня стал обыкновенно весел и даже смог опять шутить. Но, ложась спать, имел он неосторожность вновь прочесть этот текст несуразный, и… На этот раз его накрыло так, что встревоженные домашние вызвали «скорую», настолько неадекватным стало его поведение. Сам Лев Михайлович осознал себя только после того, как бравые врачи аккуратно извлекли его из шкафа и сделали укол успокоительного. Хорошо, хоть в «дом скорби» не увезли… Больше сам читать это сообщение он не стал, пошёл советоваться к своему давнему знакомому – бывшему генералу КГБ, тому ещё фрукту. Была у Льва Михайловича надежда, что всё это наваждение ему причудилось, и надо просто показать сей пасквиль профессионалу, который посмеётся над его необоснованными страхами и предложит запить коньячком из своих старых, ещё советских времён, запасов. Однако бывший генерал (а сейчас владелец одной из самых серьёзных охранных фирм), прочитав подсунутую ему электронную депешу, вопреки ожиданию Грановского, вовсе не расхохотался ему в лицо и не обозвал старым маразматиком. Наоборот, он посуровел и даже стал как-то отводить взгляд, будто не живой Лев Михайлович сидел сейчас у него в ампирном кабинете, а его укоризненная тень. – Ты знаешь, Лёва, – пробасил генерал, – я бы, на твоём месте, махнул куда-нибудь этак на полгода из России-матушки, подальше куда-нибудь, в тёплые края. На Сейшелы или Мальдивы, или ещё куда-нибудь. Туда… – генерал махнул рукой в неопределённом направлении. – Ты уверен? – шутить генерал не умеет, это Грановский знал точно, а потому сердце у него с ужасающей скоростью полетело куда-то вниз, под стул, хотя вида он и не подал, сдержался. – М-да… – генерал опять повертел пальцами, пытаясь хоть как-то выразить свои ощущения. – Сейчас не могу – после того, как Пылесоса в овоща превратили, дела слишком серьёзные закрутились. Помочь сможешь? – Охрану дам, самых лучших, – генерал стал с интересом изучать стоявший у него на столе глобус. – Что, всё так серьёзно? – не удержался Грановский. – Ты знаешь, Лёва, это… это, почему-то… я не могу сказать, что меня так взволновало… но это правда… всё, что здесь написано – правда, поверь чутью старого волка, – генерал стал окончательно грустен. – Ну что ж, – пожевал губами Грановский, – и на том спасибо. Вот потому и приходилось уже три дня ездить с охраной – два человека в собственной машине и четыре в машине сопровождения. Плюс усилили охрану в местах обитания Льва Михайловича. Ребята, конечно, – реальные профи и своего принципала старались ни в чём не стеснять, но, всё равно, вызывали у Грановского чувство постоянного присутствия чего-то лишнего, как это было и сейчас, по пути на деловой обед. «Бентли», тем временем, прибыв на место, остановился. И Лев Михайлович, по многолетней привычке, дёрнулся выскочить из салона, поскольку всегда всё делал быстро, несмотря на уже более чем солидный возраст. Но опять, с досадой, вынужден был остановиться, так как нужно было ждать подтверждения на выход от внешнего периметра. Как же его это раздражало, тем более что, недавно казавшаяся серьёзной, сейчас угроза представлялась насквозь призрачной. – Выходим, Лев Михайлович, – парень, сидевший рядом (ну как же его зовут-то? Игорь? Сергей?), качнул головой в сторону открытой снаружи двери. Грановский стремительно выскочил, настолько ему надоело пространство вроде бы просторного салона, ставшее неожиданно тесным. Он сразу же попал в окружение четырёх человек, охвативших его полукругом, и под их опекой отправился к входу в ресторан, где у него была назначена важная встреча с очень серьёзными и очень занятыми людьми. Никакой опасности поблизости, как и раньше, не обнаружилось… Обед начался слегка напряжённо, так как каждый участник встречи был озабочен событиями, развернувшимися со дня выпадения из жизни Лёни-Пылесоса. У них у всех имелись очень тесные контакты со Шруббе, каждый, так или иначе, был на него завязан и, пусть и не смертельно, но достаточно чувствительно, оказался задет неожиданно возникшими проблемами. У кого-то не проходили срочные платежи, зависшие на счетах, известных только Лёне, у кого-то деньги застряли в акциях, начавших стремительное падение, а кто-то просто оказался отрезан от сверхнеобходимой информации. Разумеется, всё, или почти всё, можно будет исправить, но со временем, а в наши дни на финансовом рынке многое решают уже не минуты, а секунды. А тут такая остановка – на несколько дней… Главный винтик отлаженного и, как казалось, вечного механизма неожиданно сломался. И теперь очень важные люди сидели и решали, что же им делать дальше. (Хотя, справедливости ради, нужно заметить, что потери этих людей были на два порядка ниже потерь тех, кто в тот день так и не дождался злосчастного Лёню в его офисе.) В любом случае, пусть и не принято в таких кругах показывать свою озабоченность пошедшими не так, как хотелось, делами, настроение за столом было подавленным, и даже вкуснейшее фрикасе и отличное чилийское вино не могли его исправить. В унисон общему настроению у Грановского окончательно пропал даже напускной задор, и ехидная улыбка, делавшая его так похожим на знаменитого французского комика, ни разу не посетила его подвижного лица. Более того, он был вынужден сообщить своим, э-кхм… пусть коллегам, что ставка на скорые успехи ФСБ пока не оправдывалась, и его, казавшееся столь удачным, посредничество между конторой и чудесной провидицей (дочерью своего ключевого работника) не принесло ничего, кроме разочарования. Эта новость окончательно добила серьёзных людей, и они настолько глубоко задумались, что надолго замолчали. Даже жевать перестали. В этот момент в дальнем углу ресторана, где вовсю развлекались какие-то избалованные детки богатых родителей (другие бы сюда не попали, учитывая статус заведения и цены), стали раздаваться хлопки, перешедшие в овацию, потому что с другого конца зала к ним повезли огромный торт, украшенный множеством свечей. В зале на какое-то время воцарился полумрак, а в центре торта с громким шипением разгорелся яркий искрящийся фонтан. Крики за столом молодёжи стали совсем уж громкими и такими навязчивыми, что господа, пришедшие сюда тихо поговорить об очень важных делах, стали морщиться и оглядываться, недовольно поглядывая в сторону засмущавшегося метрдотеля. Охранники важных людей, сидевшие неподалёку за четырьмя разными столиками, насупили брови и все, как по команде, повернулись вполоборота к источнику столь неуместного в таком солидном заведении, просто-таки балаганного веселья. Таким образом, они на какое-то время выпустили из своего бдительного поля зрения стол со своими шефами. И никто не обратил внимания на тихо скользнувшего к этому столу средних лет официанта. А зря… Потому что официант выглядел так, как если бы это был не работник сервиса, а очень и очень сосредоточенный на своём деле профессиональный солдат, для которого убийство – просто работа, а не какое-нибудь там глупое выражение эмоций. Рыбак рыбака мог увидеть… Но, в добавок к неуёмному шуму молодёжи, всех отвлёк наглый торт, который выкинул уж совсем неожиданный фортель. Посередине пути, в самом центре обширного зала, этот вульгарный тортище абсолютно неожиданно издал очень, можно сказать, неприличный хлопок, и весь, огромный, помпезный и такой нелепый, разлетелся на множество маленьких кусочков по всему роскошно-холёному залу ресторана, обляпав сладкой разноцветной массой всех гостей и даже персонал. Расстроившиеся, окончательно потерявшие самообладание охранники вскочили со своих мест и начали выхватывать разнообразные орудия защиты ближнего своего от ближнего не совсем своего, пытаясь не допустить и предотвратить. А потому и прозевали они момент, когда уже настоящий, вполне реальный взрыв смёл всех сидевших за тем столом, который они обязаны были охранять. Последняя мысль Грановского, с открытым ртом наблюдавшего за всем этим безобразием, была такова: «А почему так много свечей, если среди юных бездельников, сидящих за тем столом, нет ни одного старше двадцати?» Но, ни найти ответ на свою, вполне здравую, мысль, ни увидеть, как проворно покидают ресторан эти самые юные бездельники, Лев Михайлович, увы, уже не смог… * * * Когда индикатор начал светиться и очень громко, почти как мобильник, вибрировать, Роман сидел в старом кресле и с удовольствием читал недавно купленную книгу, в которой смелый автор довольно необычно излагал свой взгляд на возникновение современной цивилизации. Было достаточно любопытно и даже весело, а потому некстати засветившийся индикатор не вызвал тёплых эмоций на свой адрес, наоборот, только явное отторжение. Однако это ведь был тот самый, столь долгожданный сигнал, а потому меры принимать следовало немедленно. Роман выкинул себя из уютного кресла, почти мгновенно оделся и рысцой побежал ко вполне прилично выглядевшему «Рено», стоявшему на заднем дворе. Несмотря на холод, машина завелась мгновенно, а дальше следовало делать то, что обычно автомобилистам делать не полагается – полностью расслабиться и отключить мозги, доверив управление автомобилем божественной силе Света Рода Всевышнего, Живе, и своим наработанным рефлексам. И началось. Безумная гонка по улицам, перегруженным движением, могла бы стать сенсацией, если бы только кто-нибудь решился её зафиксировать. Достаточно сказать, что пробки, вдруг, чудесным образом прокладывали бреши в своих сплочённых рядах, и «Рено», ревевший, как гоночный болид, буквально ввинчивался в освободившиеся пространства. Светофоры на всём пути показывали только зелёный, никто не выезжал поперёк дороги, ни один страж дорог не бросался с полосатой палкой наперевес. Куда-то подевались даже столь частые на московских улицах спецавтомобили. Роман не засекал время, но готов был поклясться, что на дорогу, которая при обычных условиях заняла бы часа два, было потрачено от силы двадцать минут. Это был рекорд! Индикатор продолжал пылать тревожным ярко-алым светом, его дребезжание действовало на нервы посильнее пресловутого пейджера. Поняв, что его занесло к одному из солидных сталинских домов, Роман собрался и в режиме полного осмысления реальности выбрался из гордившегося собой победителя московских пробок. Теперь действовать надо было очень осторожно и осмотрительно – любое неверное движение могло стоить жизни ему и ещё, по меньшей мере, двум-трём миллионам вечно занятых собой и своими нелепыми делами москвичей. Индикатор привёл Романа к одному из ухоженных подъездов, помог без проблем открыть простой кодовый замок входной двери и подсказал дальнейший путь в одну из квартир на пятом этаже. Дверь в квартиру открылась так, словно на ней и не было никаких замков, и Роман, вытащив из-за пазухи достаточно нелепый в данной ситуации старенький ПМ, начал осторожно продвигаться вглубь квартиры, чьи лучшие времена прошли лет двадцать назад, но, тем не менее, не потерявшей чувства собственного достоинства. В квартире никого не было, или, вернее, никто не двигался и не издавал обычного шума, но из-за двери одной из комнат лился яркий синий свет и доносилось какое-то гудение. Стало ясно – там и есть гнездо до глупости смелых экспериментаторов, решивших поиграть с неведомыми для себя силами. Очень аккуратно Роман подкрался к двери, силясь как можно плотнее зажать в кулаке сошедший с ума индикатор, который по интенсивности свечения был готов поспорить с прожектором локомотива. Вопреки ожиданию, из-за двери, кроме гудения, не раздавалось ни причитания, ни пения, ни чтения мантр или треньканья медитативной музыки. Ни-че-го… Роман решился и, мысленно наложив на себя Щит Сварога, довольно неуклюже ввалился в комнату, распахнув дверь очень ощутимым для себя толчком плеча. Пролетев по инерции несколько шагов, он в недоумении остановился, выставив перед собой такой нелепый сейчас пистолет. На старом, тяжёлом, как вся ушедшая эпоха, кожаном диване полулежала с закрытыми глазами очень и очень бледная молоденькая девушка, даже девочка. И в открытой руке она держала ярко светящуюся необычную статуэтку. Роман опустил пистолет и, быстро подойдя к девочке, выдернул статуэтку из её вялой руки. Свечение сразу пропало, а девочка дёрнулась, но как-то слабо, почти не пошевелилась. На короткое мгновение приоткрылись её глаза, в них мелькнуло удивление, и они тут же закатились, а сама девочка откинулась на диван в явном изнеможении. Уже не опасаясь, Роман подошёл к юной «волшебнице» и после короткого осмотра, насколько позволяли ему знания, определил, что она в глубоком обмороке. Настала ситуация, которую он никак не мог предвидеть, как бы ни просчитывал различные сценарии развития событий с момента, как получил от Лиазара индикатор. В его фантазиях было всё – и перестрелка, и бешеный отпор, и длительные переговоры, и магическая атака, и даже взрывы, но не было маленькой, по сути, совсем беззащитной девочки, находившейся в полной отключке. Ну, и что же теперь делать? Роман задумчиво почесал затылок дулом застрявшего в его руках «Макарова» и буквально подскочил от неожиданности, когда сзади раздался насмешливый голос: – Осторожнее, он ведь и выстрелить может… Глава 50. It's a kind of magic… Сигарета в руке доктора дрожала мелкой дрожью, мелко-мелко тряслось и всё его лицо: тонкие, чуть злые губы, обросшие щетиной щёки, очки «Армани», чёрные, чуть вьющиеся волосы. Взгляд у него был, как у человека, на глазах которого только что приземлился НЛО и оттуда высыпала смеющаяся орава маленьких и очень зелёненьких человечков. Короче, доктор пребывал в совершенной прострации, и что-либо спрашивать у него сейчас было абсолютно бессмысленно – ответа точно не последует. Зато средних лет некрасивая медсестра вела себя более выдержанно, только тихо ойкала каждый раз, когда видела, как из очередной раны сама собой (!) выскакивает пуля, после чего ткани кожи стягиваются с пугающей скоростью. Рената, сидевшая в ногах Володи, удивляться происходящему давно перестала, впрочем, как и радоваться, огорчаться или проявлять ещё какие-либо эмоции. Она просто сидела и довольно безучастно смотрела, как на её глазах происходит чудо, от созерцания которого доктор реанимобиля временно потерял рассудок и закурил прямо в операционной. …Когда рядом с рыдающей во весь голос Ренатой остановилась первая машина, она даже не обратила внимания на вышедших из неё людей, настолько ею владело отчаяние. Она держала в руках простреленную, забрызганную кровью, с вытекшим глазом голову своего любимого, и мир вокруг летел в преисподнюю, превратившись из нейтрально-созерцательного в злобно-пожирательный. Не было больше ничего важного – ни собственной, такой противоречивой, личности, ни Москвы, ни отцовского положения, не было даже самого отца. Был только нашпигованный пулями труп Володи и та грань, за которой люди обычно уже ни на что не обращают внимания – ни на боль, ни на холод, ни на тепло, ни на что…