— Воистину, — говорил Глоин, — если бы не Беорнинги, путь из Дола в Светлояр был бы закрыт давным-давно. Они доблестные воины и хранят перевалы и Переправу у скалы Каррок. Но их пошлины велики, — добавил он, качая головой, — и, как некогда Беорн, они не жалуют гномов. Однако им можно верить — а это немало в наши дни. Ни один народ не относится к гномам столь дружелюбно, как люди Дола. Бардинги — славный народ. Правит ими внук Барда-Лучника — Бранд, сын Баина, сына Барда. Он могучий герцог, и владения его простёрлись далеко на юг и восток от Эсгарофа. — А как поживает твой народ? — спросил Фродо. — По-всякому; случается и доброе, и злое, — отвечал Глоин. — Однако доброго больше: до сих пор Удача была милостива к нам, хотя тень этих дней коснулась и нас. Если ты в самом деле хочешь услышать про нас — я расскажу с радостью. Но останови меня, когда начнёшь уставать! Как говорится, в рассказах про свою кузницу язык гнома не знает устали. И Глоин начал долгий рассказ о делах Царства Гномов. Он был рад найти столь вежливого и внимательного слушателя: Фродо не выказывал и тени усталости и не пытался сменить тему, хотя давным-давно уже запутался в непривычных именах и названиях, которых никогда не слыхал. Всё же ему интересно было услышать, что Даин в свои 215 лет по-прежнему Государь-под-Горой, что он всеми почитаем и сказочно богат. Из десяти товарищей, уцелевших в Битве Пяти Воинств, семь всё так же живут с ним: Двалин, Глоин, Дори, Нори, Бифур, Бофур и Бомбур. Бомбур стал таким толстым, что не может сам перейти с ложа к столу, и ему помогают в этом шесть молодых гномов. — А что сталось с Балином, Ори и Оином? — поинтересовался Фродо. Тень прошла по лицу Глоина. — Не знаем, — отозвался он. — Балин — одна из главных забот, что привели меня в Светлояр: нам нужен совет… Однако давай поговорим о чём-нибудь более весёлом! — и Глоин заговорил о делах своего народа: великом труде в Доле и под Горой. — Мы славно потрудились, — сказал он. — Но теперешним мастерам не сравниться с прежними, многие их секреты утеряны. Мы куём добрые доспехи и острые мечи, но нам не создать ни клинка, ни кольчуги подобных тем, что были до нападения дракона. Лишь в зодчестве превзошли мы предков. Ты должен увидеть каналы Дола, Фродо, и горы, и озёра! Ты должен увидеть наши мощёные цветным камнем дороги! И залы, и улицы под землей с колоннами, подобными живыми деревьям, и террасы, и башни на склонах Горы! Тогда ты поймёшь, что мы не ленились. — Я приду и увижу их, если смогу, — сказал Фродо. — Вот бы удивился Бильбо, увидев, как изменилась Драконова Пустошь! Глоин взглянул на Фродо и улыбнулся. — Ты очень любил Бильбо? — спросил он. — Очень, — кивнул Фродо. — И хотел бы увидеть его больше всех башен и замков в мире. *** Наконец пир подошёл к концу. Эльронд и Арвен поднялись и пошли к выходу; гости двинулись следом. Распахнулись двери, и все прошли широким коридором в другой зал. Столов там не было, лишь пылал в большом камине яркий огонь. Фродо увидел, что рядом идёт Гэндальф. — Это Каминный Зал, — сказал маг. — Здесь ты услышишь много легенд и песен — если не уснёшь. Но в обычные дни он часто пустует, и сюда приходят те, кто хочет отдохнуть и подумать. Здесь всегда горит огонь, круглый год, им только и освещается зал. Когда Эльронд вошел и направился к своему креслу, полилась сладкая мелодия. Зал постепенно наполнялся, и Фродо в восторге смотрел на собравшиеся вокруг прекрасные лица; золотистые отблески играли на них, мерцая в волосах. Вдруг он заметил по ту сторону камина маленькую фигурку: кто-то сидел на стуле, прислонясь спиной к колонне. Подле него па полу стояла чаша с водой и лежал хлеб. Бедный, подумал Фродо, должно быть, он заболел и не смог пойти на пир… но разве в Светлояре болеют? Голова сидящего, как бы во сне, склонилась на грудь, край капюшона закрывал лицо. Эльронд остановился у молчащей фигуры. — Пробудись, мой маленький друг! — с улыбкой проговорил он. Потом, повернувшись к Фродо, поманил хоббита к себе. — Настал час, о котором ты так мечтал, Фродо! — сказал он. — Вот друг, которого ты давно потерял! Тёмная фигура подняла голову, и лицо её открылось. — Бильбо! — вскрикнул Фродо, бросаясь вперед. — Привет, Фродо, малыш! — сказал Бильбо. — Так ты всё-таки добрался сюда. Я знал, что тебе это удастся. Что ж, что ж! И весь этот пир, слыхал я, был устроен в твою честь. Ты повеселился, надеюсь? — Почему тебя не было там? — воскликнул Фродо. — И почему мне сразу не дали повидаться с тобой? — Потому, что ты спал. Я-то давно тебя повидал. Каждый день сидел с Сэмом у твоей постели. А что до пира — меня такие вещи теперь не очень интересуют. У меня были другие дела. — Что же ты делал? — Сидел и размышлял. Я теперь часто этим занимаюсь, а здесь самое лучшее для этого место. Пробудись, скажите на милость! — проворчал он, покосившись на Эльронда — и глаза у него были вовсе не сонные. — Пробудись!.. Я не спал, досточтимый Эльронд. Вы отпировали слишком быстро и помешали мне — а я как раз сочинял песню. Оставалось всего две-три строки, и я думал над ними; но теперь-то уж я, наверное, никогда её не закончу. Тут будет столько песен, что все мысли мигом вылетят из головы. Придётся просить помощи у моего друга Дунадана… Кстати — где он? Эльронд рассмеялся. — Мы отыщем его, — пообещал он. — Тогда вы вдвоем уйдёте в уголок и закончите твою песню, а мы послушаем и оценим её в конце празднества. Несколько эльфов отправилось искать друга Бильбо, хотя никто не знал ни где он, ни почему не был на пиру. Пока же Бильбо и Фродо сидели рядом (Сэм устроился на полу у их ног) и тихо разговаривали, забыв о музыке и веселье вокруг. Бильбо почти нечего было рассказать. Покинув Хоббитон, он бесцельно брёл по Тракту или сходил с него и углублялся в пустоши; но в конце концов всё-таки дошел до Светлояра. — Я добрался сюда без особых приключений, — сказал он. — И, отдохнув, пошел с гномами в Дол: в последний Поход. Больше я путешествовать не буду. Старина Балин сгинул. Потом я вернулся сюда, и с тех пор живу здесь. Занимаюсь тем да сем. Написал ещё несколько глав Книги. Придумал парочку песен. Эльфы их иногда поют — думаю, просто, чтобы доставить мне удовольствие: их собственные песни куда лучше. И, конечно, слушаю и размышляю. Время здесь вроде бы никуда не идёт — взяло и остановилось. Дивное место. До меня доходит множество новостей — из-за Гор, с Юга — но почти ничего из Края. Я, конечно, слыхал о Кольце. Гэндальф часто бывал здесь. Не то, чтобы он мне много рассказывал — в последние годы он сделался очень скрытным. Куда больше я узнал от Дунадана. Подумать, что от моего кольца всем столько хлопот!.. Жаль, Гэндальф поздно во всем разобрался… Я мог бы сам принести его сюда давным-давно, и без всяких тревог. Даже и подумывал несколько раз вернуться за ним; но я стал старым, и они меня не пустили — Гэндальф и Эльронд, хочу я сказать. Они, кажется, думают, что Враг повсюду меня ищет, и ежели поймает — так непременно котлету из меня сделает. А Гэндальф ещё и сказал: «Кольцо уже не твоё, Бильбо. Ни тебе, ни другим не станет лучше, если ты снова попытаешься влезть в это дело». Вполне в духе Гэндальфа! Но он обещал присмотреть за тобой, и я оставил всё как есть. Я ужасно рад видеть тебя целым и невредимым. — Он остановился и, колеблясь, посмотрел на Фродо. — Оно с тобой? — шепотом спросил он. — Мне, знаешь, очень хочется взглянуть на него — после всего, что я слышал… — Со мной, — со странной неохотой выговорил Фродо. — Оно совсем такое же, как было. — И всё-таки мне очень хочется его увидеть, хоть на минуту, — настойчиво повторил Бильбо. Одеваясь, Фродо обнаружил, что, пока он спал, кто-то повесил Кольцо ему на шею на новой цепочке — тонкой, но прочной. Он медленно вытащил его. Бильбо протянул руку. Но Фродо быстро отдёрнул Кольцо. Бильбо исчез; будто пелена упала меж ними — и сквозь неё виднелся уродливый карлик с жадным лицом и костистыми загребущими лапами. Фродо захотелось ударить его. Музыка вдруг точно споткнулась; наступала полная тишь. Бильбо быстро взглянул на Фродо и провел рукой по глазам. — Теперь я понимаю, — сказал он. — Убери его! И прости: прости за это бремя… прости за всё. Неужто Приключения никогда не кончаются?! Наверное, нет. Кто-то другой всегда продолжает рассказ… Тут уж, видно, ничего не поделаешь. Стоит ли мне пытаться кончать мою книгу, хотел бы я знать?.. Но к чему сейчас думать об этом?.. Фродо! Расскажи мне о Крае, малыш! *** Фродо спрятал Кольцо — и тень развеялась. Вокруг снова были свет и радость Светлояра. Бильбо улыбался и счастливо хохотал. Каждая новость из Края, рассказанная Фродо и дополненная Сэмом, была ему интересна — от гибели дерева до проделок хоббитят. Они так погрузились в дела Четырёх Уделов, что не заметили, как к ним подошёл человек в тёмно-зелёных одеждах. Он долго с улыбкой смотрел на них сверху вниз — пока Бильбо вдруг не поднял глаз. — А, вот, наконец, и ты, Дунадан! — воскликнул он. — Бродник! — сказал Фродо. — Да у тебя куча имён! — Этого имени я раньше не слышал, — заметил Бильбо. — Почему Бродник? — Так меня величают в Усаде, — со смехом отозвался Бродник. — Так и ему представили. — А почему Дунадан? — спросил Фродо. — Его часто зовут так здесь, — сказал Бильбо. — Но я думал, ты знаешь эльфийский. Ну-ка, вспомни: дун-адан — Западный Рыцарь, нуменорец. Впрочем, теперь не время для уроков! — Он обернулся к Броднику. — Где ты пропадал, мой друг? И почему не был на пиру? Арвен была там. Бродник грустно взглянул на Бильбо. — Знаю, — ответил он. — Но мне часто приходится отказываться от радости. Элладан и Эльрохир неожиданно вернулись из Глухоманья и привезли вести, которые мне необходимо было срочно узнать. — Ну, а теперь, — проговорил Бильбо, — когда ты их узнал, можешь ты уделить мне несколько минут? Мне очень нужна твоя помощь. Эльронд сказал, эту песню мне петь в конце вечера — а я, как нарочно, застрял. Давай спрячемся в уголок и подумаем вместе! Бродник улыбнулся. — Идём! — сказал он. — Что у тебя не выходит? *** Фродо оказался на время предоставленным самому себе — Сэм заснул. Он был один, и чувствовал себя совсем заброшенным, хотя вокруг собрался народ Светлояра. Но все они молчали, погружённые в музыку и пение, и ни на что больше внимания не обращали. Фродо тоже стал слушать. Сначала красота напева и сплетающихся слов, хоть он и не очень их понимал, зачаровали его. Казалось, слова обретают плоть, и видения дальних земель и дивных вещей открылись ему; и тускло освещенный зал обратился золотистой дымкой над пенными морями, вздыхающими за краем земли. Наваждение становилось всё более похожим на сон, пока река текучего золота и серебра не окружила его, слишком необъятная, чтобы понять говор её струй; она стала частью трепещущего воздуха, залила и поглотила его — и он погрузился в её сияние, в глубинное царство сна. Там он долго бродил в грёзах о музыке, которая была рекой, а потом вдруг сделалась голосом — и Фродо понял, что слушает Бильбо. Эарендиль был моряком, Что жил в краю Арверниэн. Для плаванья лодью он выстроил сам, Деревьев немало в лесу повалив; Соткал он ей парус из серебра, Из серебра же светильни сковал; Шеей лебяжьей был нос изогнут, А на знаменах сват дивный сиял. В сокровищницах ушедших владык Сыскал он кольчугу себе под стать; И множество рун покрывали, щит,