— Они пытались пронзить твоё сердце Моргульским Клинком, который остаётся в ране. Если бы это им удалось — ты стал бы таким же, как они, только слабее, и попал бы под их владычество. Ты сделался бы призраком Царства Тьмы, и Саурон вечно мучил бы тебя за попытку присвоить Кольцо… хотя вряд ли может быть пытка страшнее, чем видеть Кольцо на Его руке — и знать, что когда-то ты владел им. — Какое счастье, что я ничего этого не знал! — вскричал Фродо. — Я был, конечно, страшно испуган; но знай я тогда больше — и шевельнуться бы не посмел. Это просто чудо, что я спасся! — Да, судьба или удача помогли тебе, — сказал Гэндальф. — Не говоря уж о мужестве. Ибо сердце твоё не задето, а ранено лишь плечо; а всё потому, что боролся ты до конца. Но ты был на волосок от гибели. Надев Кольцо, ты вступил в их мир: ты видел их, а они — тебя. — Знаю, — тихо сказал Фродо. — Жуткое было зрелище!.. Но почему же мы все видим их коней? — Потому что кони у них живые; и чёрные плащи — настоящие плащи, они носят их, чтобы придать облик своему безличию, когда имеют дело с живущими. — Но тогда почему кони терпят таких седоков? Другие звери с ума сходят от страха: собаки воют, гуси шипят… даже белый конь Глорфиндэля испугался. — Потому, что они рождены и выращены в Мордоре для службы Чёрному Властелину. Не все Его слуги — призраки! Есть и орки, и тролли, и волколаки; и многие люди — воины и вожди, что живы и ходят под солнцем, покорны ему. И число их растёт день ото дня. — А что со Светлояром, с эльфами? Светлояр в безопасности? — Сейчас — да, пока покорено не всё. Эльфы могут бояться Чёрного Властелина, отступать перед ним, но никогда уже не станут они ни внимать, ни служить ему. И здесь, в Светлояре, живёт ещё кое-кто из его извечных врагов: Преображающиеся эльфы, Витязи Эльдамара-Заморского. Они не боятся Призрачных Кольценосцев, ибо тем, кто жил в Благословенной Земле, открыты оба мира — Зримый и Незримый, и в обоих мирах они сильны. — Мне показалось, я вижу белую сияющую фигуру, она не тускнела, как другие… Это был Глорфиндэль? — Да, ты видел его в миг Преображения: он — один из самых могучих витязей среди Перворождённых. В Светлояре есть силы чтобы противостоять мощи Мордора — на время. Есть такие силы и в других местах. Даже и в Крае — только там они иные… Но эти места скоро станут островами в Чёрном Приливе, если всё пойдёт дальше так же, как шло до сих пор. Чёрный Властелин двинул вперёд всю свою мощь. И всё же, — маг внезапно поднялся, и борода его встопорщилась, — мы должны хранить мужество. Ты скоро поправишься, если только я не заговорил тебя до смерти… Ты в Светлояре, и пока тебе волноваться не о чем. — Мужества у меня не осталось, так что хранить мне нечего, — сказал Фродо. — Но я не волнуюсь. Расскажи мне о друзьях, и чем кончилось дело у Переправы — тогда я уж совсем успокоюсь и снова засну. Но я глаз не смогу сомкнуть, пока ты не кончишь рассказа. Гэндальф придвинул кресло к кровати и внимательно посмотрел на Фродо. Краски вернулись на лицо хоббита, и глаза были чистыми — живыми и вовсе не сонными. Он улыбался и выглядел почти здоровым. Но глаза мага видели лёгкую тень, почти намёк на сияние вокруг него — особенно вокруг левой руки, лежащей на одеяле. «Этого надо было ожидать — сказал себе Гэндальф, — Он ещё не прошёл и половины пути, и что станется с ним в конце — не знает даже Эльронд. Но, думаю, ничего худого не будет. Он может стать прозрачным, как сосуд, полный чистого света — для глаз, способных видеть». — Выглядишь ты чудесно, — сказал он вслух. — Так и быть: рискну окончить рассказ, не советуясь с Эльрондом. Только очень коротко, учти это, а потом ты должен будешь снова уснуть. Вот что случилось — насколько я смог узнать. Когда ты поскакал, Всадники ринулись следом. Теперь им не нужно было полагаться на зрение коней: ты был им виден, стоял на пороге их мира. К тому же их звало Кольцо. Твои друзья спрыгнули с дороги, не то конники стоптали бы их. Они знали: ничто и никто, кроме белого коня, не спасёт тебя. Всадники слишком быстры, чтобы их можно было удержать и слишком многочисленны, чтобы с ними можно было драться. Пешими даже Глорфиндэль и Арагорн не выстояли бы против Девятерых. Когда Всадники промчались, друзья твои побежали за ними. Рядом с Переправой есть низинка у дороги, прикрытая кривыми деревьями. Там они быстро развели костёр; ибо Глорфиндэлю было известно, что, если Всадники сунутся в реку, Эльронд взъярит её бурным разливом, и ему придётся драться с теми, кто останется на берегу. Когда начался разлив, он выскочил на Тракт, а за ним — Арагорн и все остальные с горящими факелами в руках. Оказавшись между огнём и водой и увидев Преображающегося Эльфа, Всадники растерялись, а кони их взбесились от страха. Троих накрыл первый же вал, остальных сбросили в воду обезумевшие кони, и река унесла их. — Значит, Всадники погибли? — Нет, — отвечал Гэндальф. — Погибли их кони, а без них они бессильны. Самих Кольценосцев так просто не уничтожишь. Но, как бы там ни было, сегодня можно их не бояться. Как только вода спала, твои друзья переправились; они нашли тебя на берегу — ты лежал лицом вниз, а под тобой — сломанный меч. Конь стоял рядом. Ты был бледен и холоден, и они боялись, что ты умер — если не случилось худшего. Эльфы Эльронда встретили их, когда тебя несли в Светлояр. — Кто устроил разлив? — Эльронд. Река послушна ему, и разливается по его приказу, когда в том есть нужда. Едва Предводитель Призраков вступил в воду — разлив начался. Ну, и я немного подогрел его гнев: не знаю, заметил ты или нет, — но первые валы приняли облик белых коней с сияющими всадниками, а за ними катились валуны. На какой-то миг я испугался, что яростное наводнение выйдет из-под нашей воли и смоет и тебя, и всех остальных. Огромна сила вод, что текут с Мглистого Хребта. — Да, мне всё вспомнилось, — кивнул Фродо. — Страшный рёв. Я думал — я утонул, а заодно и все остальные — и друзья, и враги. Но теперь-то мы в безопасности! Гэндальф быстро глянул на Фродо, но тот закрыл глаза. — Да вы все в безопасности — сейчас. Скоро состоится пир в честь Победы на Переправе, и чествовать будут вас. — Чудесно! — сказал Фродо. — И всё-таки удивительно, что Эльронд и Глорфиндэль, и другие великие вожди, не говоря уж о Броднике, так пекутся о нас… и так добры ко мне. — Тому есть несколько причин, — проговорил Гэндальф с улыбкой. — И первая из них — я. А вторая — Кольцо: ты его Хранитель. Да к тому же наследник Бильбо. — Милый Бильбо! — сонно пробормотал Фродо, — Где-то он сейчас? Хотел бы я, чтоб он был здесь и узнал про всё! Это позабавило бы его. «Корова встала на рога»! И бедный старый тролль!.. — и он глубоко заснул. *** Фродо был теперь в Последней Светлой Обители к востоку от Моря — а это был дом, где, как говаривал некогда Бильбо, «хорошо и есть, и спать, и рассказывать истории, и петь, и просто сидеть и размышлять — а ещё лучше делать всё это вместе». Просто жить там — значило исцелиться от усталости, страха, печали. Приближался вечер; Фродо проснулся и понял, что спать ему больше не хочется, а хочется есть и пить и, может быть, спеть или послушать что-нибудь. Он вскочил с кровати — и обнаружил, что владеет рукой ничуть не хуже прежнего. В изножии постели лежала чистая одежда зелёного сукна, точно по нему сшитая. Он взглянул в зеркало — и поразился: отражение было гораздо худее, чем он помнил. На него будто смотрел юный племянник Бильбо, обожавший бродить с дядей по Краю; вот только глаза у него были не по-молодому вдумчивые. — Да, пришлось тебе кое-что повидать с тех пор, как ты в последний раз выглядывал оттуда! — сказал Фродо и подмигнул своему отражению. — Ну, здравствуй, приятель! — Он потянулся и засвистел. В этот миг в дверь постучали, и вошел Сэм. Он подбежал к Фродо и неловко, застенчиво, взял его левую руку — тихонько погладил, вспыхнул и поспешно отвернулся. — Привет, Сэм! — сказал Фродо. — Надо же — тёплая! — воскликнул Сэм. — Это я про вашу левую руку, господин Фродо, А все те ночи была — ну ледышка ледышкой! Но — слава и трубы! — он повернулся к хозяину, и глаза его сияли, а ноги готовы были пуститься в пляс. — Как же это здорово, что вы в себя пришли, сударь! Гэндальф велел мне пойти поглядеть, готовы ли вы сойти вниз, так я решил, что он шутит. — Я готов, — проговорил Фродо. — Идём, поищем остальных. — Я отведу вас, сударь, — сказал Сэм. — Это огромный замок, а уж чудес в нём! Всегда что-нибудь новое находится, и не знаешь, что ждёт за углом. И эльфы, сударь! Всюду эльфы! Некоторые — как короли, грозные и прекрасные; а другие — весёлые, чисто дети. А музыка, а песни! Не то, чтобы у меня было много времени их слушать, или сердце к ним лежало, но слыхать-то я кое-что слыхал… И в здешних закоулках, пожалуй, не заблужусь. — Я знаю, почему у тебя не было времени, Сэм. — Фродо взял его за руку. — Но сегодня-то вечером ты повеселишься и наслушаешься вволю. Идем, покажи мне здешние закоулки! Сэм провёл его по нескольким коридорам, вниз по лестницам, и вывел в сад на высоком берегу реки. Друзей он нашел на веранде с восточной стороны дома. В долине внизу залегли тени, но на ликах дальних гор горел закатный свет. Воздух был теплым. Громко звенел водопад, и вечер был полон легким ароматом цветов и деревьев, будто в садах Эльронда все еще жило лето. — Ура! — дурашливо завопил Пин, вскакивая. — Вот и наш благородный братец! Дорогу Фродо — властелину Кольца! — Уймись! — Оборвал его Гэндальф. Он сидел в глубине веранды. — Лиху нет места в этой долине, — и всё-таки лучше не поминать его без нужды. Властелином Кольца величают не Фродо, а хозяина Чёрного Замка в Мордоре, чья власть вновь простёрлась над миром. Мы укрылись в надёжной крепости. Но и над ней сгущается тьма. — Вот так он нас беспрестанно и утешает, — вздохнул Пин. — Он думает, меня надо всё время одёргивать… Но это же просто невозможно — быть здесь унылым и мрачным! Я запел бы, честное слово, знай я подходящую песню! — Я бы тоже запел, — засмеялся Фродо. — Хотя сейчас мне больше хочется есть и пить! — Скоро поешь, — заметил Пин. — Ты, как всегда, умудрился проснуться к обеду. — Какой там обед! Пир! — сказал Мерри. — Как только Гэндальф объявил, что ты поправляешься, начались приготовления. Не успел он кончить, как зазвенели колокола, созывая всех в Трапезный Зал. *** Трапезный Зал замка Эльронда был полон: там были эльфы и кое-какой другой народ. Эльронд, как было принято, сидел в глубоком кресле во главе длинного стола на помосте; по правую руку от него сидел Глорфиндэль, по левую — Гэндальф. Фродо в удивлении смотрел на них, ибо никогда раньше не видел Эльронда, о котором говорилось в стольких преданиях; и сидящие по обе стороны от него Глорфиндэль, и даже Гэндальф, которого, казалось ему, хоббит знал так хорошо, обрели свой истинный облик могучих и достославных витязей. Гэндальф был ниже тех двоих; но его длинные седые волосы, долгая серебряная борода и широкие плечи придавали ему вид мудрого короля из старых легенд. На древнем лице под белоснежными бровями пылали тёмные глаза, готовые вспыхнуть испепеляющим огнём. Глорфиндэль был высок и строен; волосы его мерцали золотом, лицо было прекрасно, молодо, бесстрашно и полно радости; глаза — мудры и зорки; голос — подобен музыке; руки — сильны. По лицу Эльронда возраст не угадывался, оно не было ни молодым, ни старым, хотя на нём лежала печать памяти о бесконечной череде печалей и радостей. Волосы его были темны, как тени сумерек, и голову венчал серебристый обруч; глаза были серыми, как ясный вечер и сияли светом, подобным свету звёзд. Он казался очень древним — и в то же время крепким, как воин в расцвете сил. Он был первым среди Людей и Эльфов, этот исконный Владыка Светлояра. В центре стола, в кресле под балдахином, сидела прекрасная дева, и в её женственных чертах проступало такое сходство с Эльрондом, что Фродо решил, — они непременно должны быть близкими родичами. Она была юной — но не была молодой. Пряди её тёмных волос не трогала изморозь, лицо и руки были прекрасными и гладкими, и свет звёзд лучился в ясных глазах, серых, как безоблачная ночь; однако во взгляде её были покой и мудрость, какие могут даровать лишь долгие годы жизни. Голову её покрывала шапочка из серебряных шнуров, усаженная маленькими сверкающими алмазами; но на её простом платье не было других украшений, кроме вышитого серебряной нитью пояса. Так Фродо впервые увидел ту, кого редко видели глаза смертных: Арвен, дочь Эльронда, в которой, как говорили, вернулась на землю красота Лутиэн; а эльфы звали её Ундомиэль, ибо она была Вечерней Звездой своего народа. Она долго жила за горами, у родни матери — в дивном Лориэне, и лишь недавно вернулась в Светлояр, в дом отца. А братья её, Элладан и Эльрохир, блуждали в глуши: они часто странствовали со Следопытами, ибо поклялись отомстить мучителям своей матери — северным оркам. Такой красоты Фродо никогда не видывал, и представить не мог, что живое существо может быть столь дивно прекрасно; он был одновременно поражён и смущён, узнав, что ему приготовлено место за столом Эльронда. Кресло у него было удобное, и сидел он на нескольких подушках — но чувствовал себя очень маленьким и совсем не в своей тарелке; правда, чувство это быстро прошло. Пир был весёлым, а еда — лучше всего, о чём ему мечталось. Прошло некоторое время, прежде чем он снова стал смотреть по сторонам и даже поворачиваться к соседям. Сначала он поискал друзей. Сэм умолял, чтобы ему позволили прислуживать хозяину, но ему сказали, что на этом пиру он гость. Фродо видел его между Пином и Мерри в конце одного из ближних к помосту столов. Бродника видно не было. Рядом с Фродо, по правую от него руку, сидел важный, богато одетый гном. Его борода, очень длинная и раздвоенная на конце, была почти так же бела, как его снежно-белые одежды. Талию его стягивал серебряный пояс, а на грудь спускалась цепь из серебра и бриллиантов. Фродо даже есть перестал, глядя на него. — Добро пожаловать! — сказал гном, поворачиваясь к нему. Потом встал со стула и поклонился: — Глоин, к твоим услугам, — и поклонился ещё ниже. — Фродо Торбинс — к услугам твоим и твоей семьи, — благовоспитанно ответил Фродо, в свою очередь поднимаясь и кланяясь, не обращая внимания на посыпавшиеся подушки. — Могу ли я спросить — ты тот самый Глоин, один из двенадцати соратников великого Торина Дубощита? — Именно так, — ответствовал гном, собирая подушки и помогая Фродо снова влезть на них. — А мне не надо и спрашивать, ибо я знаю уже, что ты родич и наследник нашего друга Бильбо. Позволь поздравить тебя с выздоровлением. — Большое спасибо, — сказал Фродо. — У тебя были странные приключения, я слышал, — продолжал Глоин. — Мне бы очень хотелось знать, что могло подвигнуть четверых хоббитов на такой поход. Ничего подобного не случалось со времён, как Бильбо ушёл с нами. Но, быть может, мне не надо допытываться, раз Эльронд и Гэндальф предпочитают хранить молчание?.. — Им, я полагаю, виднее, и нам не стоит говорить об этом — по крайней мере, пока, — осторожно проговорил Фродо. Он сообразил, что даже в замке Эльронда Кольцо — не тема для застольной беседы. — Но мне очень любопытно, — добавил он, — что завело такого важного гнома столь далеко от Одинокой Горы? Глоин искоса взглянул на него. — Думаю, нам не стоит пока говоришь и об этом. Владыка Эльронд вскорости соберёт нас, и тогда все мы узнаем немало… Однако есть многое, о чём мы могли бы побеседовать и сейчас. Они проговорили до конца пира, но Фродо больше слушал, чем говорил: новости Края — кроме Кольца — казались отдалёнными и неважными, а Глоину было, что порассказать о делах на севере Глухоманья. Фродо узнал, что Гримбеорн Старый, сын Беорна, стал вождём клана стойких мужей, и на их земли между Горами и Лихолесьем не рискуют совать нос ни орки, ни волки.