Райан забрал у нее лампу и вместе с Беккером поднялся на второй этаж. – Вы не имеете права! – крикнул Гарольд, устремившись следом. На верхнем этаже Райан с Беккером разделились. Света лампы в руке у инспектора едва хватало, чтобы разглядеть что-то за дверьми, которые они распахивали одну за другой. – Здесь, – определил сержант. Они зашли в спальню и направились к кровати, за полураскрытым занавесом которой угадывалась неподвижная фигура. Когда они приблизились, лампа осветила изможденное лицо пожилого человека. Открытые глаза были тусклыми и безжизненными. – Оставайтесь здесь, – велел Райан Беккеру. – Не подходите ближе. Будем действовать как обычно. – Немедленно выйдите из комнаты! – настаивал Гарольд. Райан передал Беккеру лампу и осторожно шагнул вперед, тщательно осматривая кровать. Он наклонился и проверил пульс, но мутные глаза мужчины не оставляли сомнения в том, что он был мертв. Инспектор поднял лежавшую рядом подушку. Жена покойного заявила, что на подушке была вмятина, повторяющая форму его лица, словно он был задушен ею. Но сейчас на подушке не осталось никаких вмятин. – Вы трогали эту подушку? – задал Райан вопрос Гарольду. – Даже не прикасался. Инспектор всмотрелся в лицо мертвеца и заметил засохшую корку слюны в уголках губ. Он снова посмотрел на подушку. Там было пятно, напоминающее след слюны. – Глаза вашего отца открыты, – отметил Райан. – Не понимаю, почему это заслуживает отдельного упоминания, – сказал Гарольд. – Полагаю, многие люди умирают с открытыми глазами. – Но не во сне, – возразил Райан. – Что могло разбудить вашего отца? Может быть, прижатая к лицу подушка? Мне рассказывали, что он был парализован. Открытые в ужасе глаза могут оказаться единственным свидетельством борьбы. – Моя так называемая мачеха все еще обвиняет меня в том, что я задушил собственного отца? Райан склонился к синему одеялу в поисках крупиц табака, о которых рассказывали жена покойного и отец Эмили. Но там ничего не было. Задумавшись на мгновение, инспектор обратился к Беккеру: – Поднесите лампу к полу. – Что вы делаете? – удивился Гарольд. Райан внимательно обследовал ковер возле кровати, затем провел по нему пальцем. – Вы не имеет права это делать! – воскликнул новоиспеченный лорд Кавендейл. Инспектор нащупал на полу какие-то крошки. Некоторые из них прилипли к указательному пальцу. Он поднес палец к лицу и принюхался. – Табак. – Не может быть! – заявил Гарольд. Райан подошел к нему и заметил крупинки табака под носом молодого человека и на отворотах его халата. – Вы разгладили подушку, чтобы на ней не сохранился отпечаток лица убитого, но не заметили капли слюны, которую он оставил на ней, когда вы прижимали подушку к его рту. Затем, после того как Эмили и ее отец обнаружили крошки табака на одеяле, вы вернулись сюда и смахнули их. Но вам следовало убрать и те, что упали на ковер. Вы арестованы за убийство вашего отца! Глава 10 Гидропатия – У нас нет свободных комнат, – сказал доктор Уэйнрайт дрожавшим от холода гостям. – Но я распоряжусь, чтобы койки поставили в смотровых кабинетах. Вот сухая одежда. Приношу свои извинения, платья прислуги – это, конечно же, не то, к чему вы привыкли, – обратился он к Кэролайн и Стелле, но затем, бросив взгляд на блумерсы Эмили, решил, что поторопился с выводами на ее счет. – Но в них вы, по крайней мере, сможете согреться, пока мы не высушим вашу одежду. Уэйнрайт указал на молодого человека в форменном белом жакете клиники. – Моего ассистента зовут Рик. Он позаботится о вас. – Чай, – напомнила Эмили. – Не мог бы кто-нибудь принести нам горячий чай? – Чай и кофе в моей клинике запрещены, – объяснил ей доктор Уэйнрайт. – Как и прочие стимулирующие средства. Но вам сейчас принесут с кухни горячую воду с медом. Эмили прижала к кровоточащей щеке носовой платок. – Боюсь, из меня плохой хирург, мисс Де Квинси. Меня не учили накладывать швы. Она кивнула, прекрасно зная, как врачи брезговали прикасаться к своим пациентам и только хирурги, стоящие ниже их в медицинской иерархии, имели дело с ранами и кровью. – Если у вас найдутся необходимые инструменты, я смогу сделать все сама. Кэролайн и Стелла изумленно посмотрели на нее, а доктор Уэйнрайт, казалось, лишился дара речи. – Что ж, инструменты у меня действительно есть, но вы же не собираетесь… – У меня нет выбора. Покажите, где лежат инструменты. Уэйнрайт отвел ее в смотровой кабинет, куда также проследовал все еще дрожавший Де Квинси. Доктор открыл ящик и показал, где лежат искривленные иглы и кишечная нить для накладывания швов. – Еще мне понадобится белый купорос, чтобы промыть и очистить рану. И маленькое зеркальце, – добавила Эмили, а затем с беспокойством потрогала лоб Де Квинси. – Отец, ты весь дрожишь. У тебя лихорадка. – Мне нужно принять мое лекарство. – Я не держу здесь лекарств, – заявил доктор Уэйнрайт, протягивая Эмили купорос и зеркальце. – Половина тех людей, что обращаются ко мне за помощью, заболели оттого, что принимали прописанные врачами пилюли, которые на самом деле представляют собой растертую в порошок капусту, смешанную с крахмалом или мелом, с добавлением лакрицы. – Вот какое лекарство мне нужно. – Де Квинси показал на пустую бутылочку из-под лауданума. – Гарольд выбил ее у меня из рук, и все содержимое вылилось на пол. У меня в комнате хранилась запасная, но молодой человек не позволил мне… Де Квинси задрожал еще сильнее. – Такие лекарства я в особенности не одобряю. Вот что вам на самом деле нужно. Доктор Уэйнрайт налил в стакан воду из кувшина и передал Де Квинси. – Если бы это могло помочь. Де Квинси взял стакан трясущимися руками и сделал глоток. Эмили наполнила чашку купоросом и опустила туда иглу и кишечную нить. – Доктор Сноу помог моему отцу уменьшить ежедневную дозу лауданума. – Вы знакомы с королевским врачом? – изумленно спросил Уэйнрайт. – Мы снизили ее до восьми унций. Эмили нашла в ящике чистый лоскут ткани, смочила его в купоросе и, вздрогнув от боли, протерла края раны. – Я считал, что репутация вашего отца сильно преувеличена, но очевидно это не так! – воскликнул Уэйнрайт. – Обычный человек может умереть, выпив лишь одну столовую ложку лауданума. – Мои привычки складывались долго и мучительно. Лицо Де Квинси покрылось бисеринками пота. Эмили взяла одной рукой зеркальце, а другой – иглу с капающим с нее раствором. – Господи, сделай так, чтобы не осталось шрама. Она вдела нить в иголку. Когда кровь вспенилась, она выдохнула, проткнула щеку иглой и, поморщившись, протянула нить. – Это мне должны были зашивать рану, а не тебе, Эмили, – произнес Де Квинси.