– Мистер Ричмонд, я провел весь день на Лондонской фондовой бирже, – прервал его Джозеф. – Что? – Из-за войны все говорили, что это русские виновны в нападениях на железную дорогу, – пояснил Джозеф. – Но по совету мистера Де Квинси я задумался, а не была ли здесь иная причина. Что, если кто-то использует нападения для снижения цен на железнодорожные акции? Потом атаки прекратятся, акции вырастут до их первоначальной цены или даже выше. И кто-то получит огромную прибыль. – Таков принцип фондового рынка! Покупать дешево и продавать дорого! – упорствовал Эдвард. – Я многим рекомендовал покупать акции, пока цена на них снизилась! – И конечно, сами последовали собственной рекомендации, – добавил Джозеф. – Что за чертовщина? – Именно чертовщина. – Джозеф вынул из кармана листок бумаги и сверился со списком. – Крупнейшие пакеты акций были приобретены «Железнодорожным инвестиционным товариществом», «Совместной финансовой компанией» и «Компанией укрупненных капиталовложений». Я решил выяснить, кто владеет этими предприятиями, и обнаружил, что все они управляются фирмой под названием «Объединенный капитал». – Джозеф указал на список. – В правлении значатся шесть членов. Пятерых из них никогда не существовало. Шестой – это вы. Эдвард Ричмонд, вы арестованы. – Это возмутительно! Когда премьер-министр узнает об этом… Кэролайн, свяжись с нашими адвокатами! Отправляйся к лорду Палмерстону! Эти идиоты заслуживают того, чтобы их выгнали с работы! Но Кэролайн лишь молча смотрела на него. Выражение недоумения на ее лице было таким же, как у человека, заплутавшего в темном лесу без компаса. Казалось, в ее волосах прибавилось седины. – Что ты натворил? – пробормотала она Эдварду, а затем и Стелле: – Что вы оба натворили? – Инспектор, подъехал экипаж, – доложил констебль. – Это для мамы, Эдварда и меня, – заявила Стелла, не обращая внимания на кровь на своем лице, руках и траурном платье. Она продолжала сжимать и разжимать окрашенные в алый цвет ладони. – Теперь мы можем вернуться на Парк-лейн? Я заботливо помогла ей встать. – Мы с вами уедем в карете, – сказала я ей и, наклонившись к Шону, прошептала: – Отвезти ее в Бедлам? Я говорила, конечно, о лондонской лечебнице для душевнобольных, в одном из корпусов которой содержали сумасшедших преступников. Он грустно кивнул. – Я поеду с вами, – вызвался Джозеф. – Нет! – воскликнула Стелла, едва он приблизился. – Не подходите! Меня никогда больше не будут лапать! Никто не будет лапать! – Со мной ничего не случится, – заверила я Джозефа. – Констебль, – сказал Шон, – чуть западнее по этой улице вы найдете ожидающий нас полицейский фургон. Мы перевезем Эдварда Ричмонда в полицейский участок Уайтхолла. – Я вас предупреждаю! Когда премьер-министр узнает об этом… – Замолчите, Эдвард, – отрезал Шон. – А как насчет… – Констебль кивнул в сторону Кэролайн. – Мы с моей давней приятельницей подождем, пока кто-нибудь не вернется за нами в экипаже, – решил отец. – Нам с ней многое нужно обсудить. – Кэролайн, здесь почти так же холодно, как в доме лорда Кавендейла, – сказал Де Квинси, когда все остальные уехали. – Прошу тебя, сядь рядом со мной возле камина. Он показал на обитое тканью кресло напротив себя. Опускаясь на свое место, Любитель Опиума заметил, как подогнулась нога Кэролайн, когда она садилась. – Что с твоей ногой? – спросил он. – Точно не знаю, но с самого утра она начала подводить меня. – Нужно попросить доктора Сноу, чтобы он осмотрел ее. – Да. – Ты выглядишь очень усталой. – Да. Де Квинси отпил из бутылочки с лауданумом. Его короткие ноги не доставали до пыльного ковра на полу. – Кэролайн, сегодня утром я послал несколько телеграмм в Бристоль. В полицию, в ведущие местные газеты и в суд. Она потерянно посмотрела на него. Ее блестящие волосы цвета корицы стали совсем безжизненными. – Я запросил там сведения о событиях, что произошли приблизительно в тысяча восемьсот втором или третьем году, когда ты вместе с Брунеллом исчезла из Лондона. Мои вопросы основывались на том, что ты мне рассказала о своей дальнейшей жизни. Я искал упоминания о процветающем коммерсанте, который погиб в результате несчастного случая, и о его деловом партнере, в скором времени также погибшем в результате несчастного случая, после чего дела предприятия пришли в упадок. И еще о его двоюродном брате, который унаследовал предприятие, но не обделил при этом и вдову коммерсанта. И об изгнанном когда-то из дома сыне, вернувшемся назад с десятилетней дочкой, о которой стала заботиться вдова. Кэролайн отвернулась к горящим углям в камине. – В ответ на телеграммы мне сообщили, что никаких записей о чем-либо подобном в архивах не сохранилось, – продолжил Де Квинси. – Так же как и записей об Эдварде Ричмонде, коммерсанте из Бристоля, или о предполагаемом заключении брака между вами. – Стелла и Эдвард, – снова пробормотала Кэролайн, не отводя взгляда от камина. – Что же вы наделали? – Я правильно понимаю, что все это выдумка? – спросил Де Квинси. Кэролайн как будто собралась с силами для ответа, но в конце концов лишь пожала плечами. – Сегодня инспектор Райан навел справки о покупке дома на Парк-лейн, – сказал Де Квинси. – Это произошло семь лет назад, в сорок восьмом году. Никто понятия не имел, откуда вы приехали, но все были потрясены тем, что вы с мужем в состоянии купить дом на такой фешенебельной улице. – Это действительно было потрясающе, когда мы купили этот дом, – задумчиво произнесла Кэролайн. Де Квинси посмотрел на свою бутылочку с лауданумом так, словно пытался расшифровать тайны Вселенной, записанные на этикетке. – Большинству людей сорок восьмой год запомнился как год революций. В различных странах Европы вспыхнул пожар, и бунтующие толпы свергли с престолов своих монархов. Сама Англия едва избежала такого пожара, когда сто пятьдесят тысяч рабочих прошли по Лондону, требуя от парламента признания своих прав. Только ужасная погода и значительные силы полиции положили конец кризису. Случайно ли совпало, что именно в том году вы приехали в Лондон? Кэролайн продолжала молча смотреть на горящие угли. – Ты сбежала из какой-то европейской столицы, находиться в которой было небезопасно? – предположил Де Квинси. – Я могла бы рассказать тебе другую выдумку, но подозреваю, что ты не остановишься, пока не докопаешься до истины, – устало произнесла Кэролайн. – Да, я сбежала из Европы, не дожидаясь, когда революционеры отнимут все мое имущество. – Значит, в тысяча восемьсот третьем году, когда я уехал из Лондона, вы с Брунеллом сбежали не в Бристоль, а в Европу? Кэролайн кивнула с подавленным видом. – Почему вы сбежали? – Ты ведь знаешь, что Брунелл вечно кого-то боялся и никогда не ночевал дважды подряд в одном и том же доме. – Да, я чувствовал его страх, – согласился Де Квинси. – Тот, кого он боялся, в конце концов нашел его. Однажды, когда ты уже уехал в Итон, Брунелл ворвался в тот мрачный дом на Греческой улице и заявил, что мы должны уехать. – Он же не признавал тебя своей дочерью, – заметил Де Квинси. – Почему же он взял тебя с собой, несмотря на спешку? – Ты ничего не слышишь? Кэролайн перевела взгляд к перегородке, скрывавшей труп в задней части гостиной. – Это просто сам дом скрипит от холода, – ответил Де Квинси. – Да, от холода. Кэролайн обхватила себя руками. – Так куда же вы уехали? – В Париж. – Почему он взял тебя с собой? – повторил вопрос Де Квинси. Кэролайн вздрогнула: – Поскольку он не имел права работать адвокатом во французских судах, ему пришлось выискивать другие пути, чтобы заработать на пропитание. – Другие пути? – Он нашел пристанище в одном из парижских борделей. И зарабатывал тем, что предлагал меня посетителям. На мгновение Де Квинси лишился дара речи. – Мое сердце разрывается от боли за тебя, Кэролайн.