Судя по тону, Шон опасался, что свершилось еще одно страшное преступление. – Для мистера Де Квинси. Отец поднял голову в замешательстве: – Для меня? Кто, скажите на милость… – Может быть, ваш издатель, – предположил Джозеф. К отцу вернулась часть его жизненной силы, пока лакей открывал тяжелую дверь. Мы вошли в огромный холл, ярко освещенный люстрой и сверкающими хрустальными лампами на стенах. Греческие статуи, восточные вазы и огромные портреты благородной семьи лорда Палмерстона никогда не переставали поражать меня. Принимая во внимание все те сырые и тесные жилища, в которых приходилось ютиться нам с отцом, я и мечтать не смела поселиться в таком дворце, хотя лорд Палмерстон всегда относился к нему как к обычному дому. Его светлость тут же появился на верхней площадке громадной лестницы, словно все это время поджидал нас. – У меня для вас кое-что есть! – объявил он. Держа в руке распечатанную телеграмму, он поспешно спустился. Таким подвижным я не видела его светлость с тех пор, как в начале февраля он стал премьер-министром; слишком уж тяжелый груз новых обязанностей свалился на него. Его грудь и плечи по-прежнему излучали силу, но бремя войны с русскими легло новыми морщинами на некогда красивое лицо, и подкрашенные коричневой краской густые длинные бакенбарды уже не скрывали почтенного возраста. Проворно достигнув подножия лестницы, лорд Палмерстон передал отцу телеграмму. – Похоже, премьер-министр страны стал вашим личным секретарем. Я открыл ее прежде, чем понял, что она предназначалась не мне. Мы с отцом были благодарны его светлости за три месяца гостеприимства. Однако меня не отпускало ощущение, что лорд Палмерстон дал нам приют не столько из признательности за помощь, которую мы оказали в ходе недавних чрезвычайных происшествий, сколько для того, чтобы удерживать нас подле себя на случай, если мы узнаем о нем нечто компрометирующее. «Держи друзей близко, а врагов еще ближе», – однажды услышала я его слова, сказанные министру об одном из членов оппозиции. Не вызывало никаких сомнений, что это же правило он применяет и к нам. Со временем он явно устал от нас, особенно от ночных прогулок отца по коридорам его огромного особняка. Если бы не симпатия к нам королевы Виктории и принца Альберта, он, несомненно, давно попросил бы нас уехать. – Похоже, вас вызывают, – сказал лорд Палмерстон. Лицо отца, и так почти лишенное всяких красок, побледнело еще сильнее, когда он прочел телеграмму и в отчаянии застонал. – Отец, с тобой все в порядке? – спросила я. – Это катастрофа! Чудовищная, как пожар Александрийской библиотеки! – Какой пожар? – переспросил Шон. – Поуп! Драйден! Это надо остановить! Брэдшоу! Дайте мне Брэдшоу! Как бы ни озадачила меня внезапная вспышка отца, по крайней мере, одна фраза была понятной. Отец требовал железнодорожный справочник Брэдшоу. – Вы слышали, – сказал своему лакею лорд Палмерстон. – Принесите ему моего Брэдшоу. Слуга повиновался, хотя, казалось, ему хочется задержаться и узнать тайну странного поведения гостя. – Шекспир! Спенсер! О нет! – стонал отец. Я взяла у него телеграмму и прочла: «Терпение лопнуло. Книги продадут с молотка. Полдень. Пятница». – Я же говорил, что он получит свои проклятые деньги! – настаивал отец. – Это было шесть месяцев назад, но ты их так и не послал, – мягко напомнила я. – Я объяснял ему, что нужно всего лишь немножко подождать! Почему он меня не послушал? – Кому он объяснял, Эмили? – спросил Джозеф. – Домовладельцу, – ответила я. – Из Эдинбурга? Я думал, ваш домовладелец знает, что нынче вы живете в Лондоне и ему следует сдать вашу квартиру. – Из Грасмера, в Озерном крае, – объяснила я остальным. – Отец жил там долгие годы. Одна из причин наших долгов состоит в том, что он коллекционирует книги. На лицах у всех было написано недоумение. – В огромном количестве, – скрепя сердце продолжала я. – Где бы отец ни жил, он заполнял книгами комнату за комнатой, пока в них не оставалось места, чтобы войти внутрь. Тогда он запирал дверь и снимал другое жилье. – И много ли таких мест, доверху заполненных книгами, вы оставили после себя? – уточнил Шон. – Три. Но раньше были и другие. – Три? Но как, ради всего святого, ваш отец оплачивает ренту? – Он и не оплачивает, только обещает. Иногда он отправляет деньги за месяц или два, заставляя домовладельцев надеяться, что вот-вот придут и следующие взносы. Со временем кто-то теряет терпение. – Может быть, продав часть книг, он смог бы оплатить долг и сохранить остальные, – предложил Джозеф. – Продать мои книги? – с ужасом переспросил отец. По тому, как лорд Палмерстон выступил вперед, у меня сложилось впечатление, что он едва скрывает свой восторг. – Вы просили Брэдшоу. Значит, вы задумали путешествие? Возможно, в Озерный край? В Грасмер? – Книги выставят на аукцион завтра в полдень! Я должен ехать! – воскликнул отец. – Да, и немедленно, – согласился премьер-министр. Когда лакей прибежал с железнодорожным справочником Брэдшоу, его светлость принялся жадно листать толстый том. – Так. Поезд отходит в девять часов вечера с Юстонского вокзала. Останавливается в Манчестере. Завтра в шесть утра выезжает из Манчестера в Уиндермир и прибывает туда в десять. Быстрый экипаж успеет доставить вас в Грасмер к полудню. Вы можете спасти свои книги. Скорее. Нельзя терять ни минуты. – Но уже девятый час. – Я указала на большие часы у дверей. – Мы не успеем собраться. – Об этом позаботятся, – заверил меня лорд Палмерстон. – Я поручу слугам упаковать ваши вещи и отправить их в Грасмер. Вы получите багаж завтра к вечеру. Возьмите кеб, – велел он лакею, а другому слуге сказал: – Принесите мое пальто, шляпу и перчатки. – Вы отправитесь с нами, мой лорд? – спросил отец. – Разве вам не нужно сегодня в парламент? – Я хотел бы попрощаться подобающим образом. В итоге мы впятером набились в наемный экипаж, который был рассчитан лишь на четверых. Женщина в кринолине не смогла бы уместиться в переполненном салоне, но мои блумерсы позволили мне втиснуться в узкое пространство между Шоном и Джозефом, чувствуя их тепло по обеим сторонам от себя. Я отправлялась в ресторанчик в приподнятом настроении. Но пока мы мчались по туманным улицам, ведущим к Юстонскому вокзалу, имея в запасе всего лишь пять минут, оно исчезло без следа. В кебе, в присутствии лорда Палмерстона, я не могла сказать Шону и Джозефу, как сильно не хочу покидать их. – Я буду скучать, – все, что мне удалось произнести, пока мы торопливо пересекали Большой зал. – Но вы, я надеюсь, скоро вернетесь, – быстро отозвался Джозеф. Прежде чем я успела ответить, лорд Палмерстон сунул мне в руку два билета. – Первый класс. Все, что угодно, для вас и вашего отца. И вот вам пять соверенов на дорогу. А теперь поторопитесь, иначе опоздаете. Его светлость явно смутился, когда я поцеловала в щеку сначала Шона, а потом Джозефа. Но он не выказал ровным счетом никаких эмоций и торопливо повел нас по галерее к мрачному перрону с крышей из стали и стекла, где контролер проверил наши билеты. Торопясь к исходящему паром поезду, я оглянулась и помахала Шону и Джозефу, стоявшим у турникета. На их лицах было написано уныние. Лорд Палмерстон, напротив, весь сиял и махал мне в ответ, радуясь возможности избавиться от нас так, чтобы не разгневать королеву. Я представила, как он говорит ей: «А что еще я мог сделать, ваше величество? Это была их идея». Мы нашли пустое купе первого класса, и я предложила отцу сесть у дальнего окна. Он выглядел настолько нетерпеливым, сжимая и разжимая кулаки, продолжая шевелить ногами даже сидя, что я хотела находиться как можно дальше от любого попутчика, который решил бы разделить с нами купе. Будто в ответ на мои мысли какой-то мужчина заглянул в открытую дверь и, явно недовольный увиденным, помчался дальше. Кондуктор закрыл дверь на ключ. Хотя мне и неприятно было оказаться запертой в похожем на тюремную камеру купе, по крайней мере, мы избежали неловкости, разделяя тесное пространство с незнакомцами, которые смотрели бы на нас с осуждением. Поезд тронулся. Туман за окном потихоньку начинал рассеиваться. Мы промчались мимо газовых фонарей заводов, потом мимо тусклых огоньков ветхих домишек в трущобах. Наконец за окном остались лишь деревья и пастбища, залитые светом звезд и луны. В купе было холодно. Света одинокой лампы на стене напротив меня не хватало, чтобы разогнать тени. Поезд покачивался, ускоряясь, перестук колес нарастал с каждой минутой. – Эмили, позволишь открыть окно? Думаю, резкий ветер поможет мне успокоиться. – Он приподнял раму. – Возможно, еще одна чайная ложка лауданума тоже смогла бы мне помочь… – Не сейчас, отец. – Увы, не сейчас. Со вздохом он откинулся на подушку. Я заняла место напротив, так что ветер обдувал его, а не меня. – Смотри, чтобы в тебя не попали искры, отец. Он отряхнул свое пальто.