Поезд мчался все быстрее. – Во времена почтовых карет, – сказал отец, – особенно если ехать рядом с кучером, можно было без труда разглядеть пейзаж, что простирается впереди. Но здесь мы все равно что слепые. За моей спиной раздался глухой удар. – Что это было? – удивилась я. – Ты о чем? – переспросил отец. Снова что-то глухо ударило позади меня, на этот раз с большей силой. – Стена, – сказала я. – Что-то бьется в нее. Отец подался вперед. Даже в скудном свете я смогла заметить в нем перемену: отчаяние в глазах сменилось любопытством. Следующий толчок был настолько силен, что перегородка задрожала. Затем прозвучали подряд несколько громких ударов, за ними последовал приглушенный крик. И удары, и крик, казалось, доносились из соседнего купе. Внезапно звезды и луна пропали – мы въехали в тоннель. В замкнутом пространстве рев паровоза и неистовый стук колес усилились, зато удары и крики в соседнем купе стихли. Когда поезд вылетел из тоннеля, грохот уменьшился. По закрытой части окна стекала какая-то жидкость, она покрывалась рябью на ветру, созданном стремительным движением поезда. – Должно быть, пошел дождь, – предположил отец. – Капли залетели внутрь. Я чувствую их на своем лице. – Но перед тем как мы въехали в тоннель, я взглянула небо, и оно было ясным, – возразила я. – Не понимаю, как облака могли так неожиданно нас обогнать. – Тогда почему я чувствую, как дождь бьет мне в лицо? Отец вытер щеку, обращенную к открытому окну, и посмотрел на свою руку. – Эмили… – позвал он. От его тона меня бросило в дрожь. Он протянул ко мне ладонь с темными пятнами, словно опасаясь, что впал в опиумный бред. – Все в порядке, отец, я тоже это вижу. Повернись к свету. Он обратился ко мне другой стороной лица, и я вздрогнула. Его щека была покрыта той же самой жидкостью, что измазала окно. Это была чья-то кровь. Лестера Олдриджа мучил кашель. Само по себе это было неудивительно. После необычно холодной, снежной зимы кашель донимал многих, но Олдридж кашлял потому, что работал железнодорожным кондуктором. Его жена считала, что постоянное воздействие паровозного дыма и копоти вредит легким супруга и его коллег, как каминная сажа вредит легким трубочиста – а никто еще ни встречал трубочиста, который бы не кашлял. Когда девятичасовой юстонский поезд сделал первую остановку, Олдридж опять кашлянул в кулак и повернул колесо тормоза замыкающего вагона. Остальные вагоны не имели тормозной системы, поэтому одна из обязанностей кондуктора состояла в том, чтобы останавливать поезд. Олдридж спрыгнул на перрон и пошел вдоль состава, открывая двери купе. В случае столкновения или схода с рельс это было особенно важно. Иначе пассажиры окажутся в западне. Впереди послышались крики, но Олдридж решил пока не отвлекаться на них. Сначала нужно было сделать все, чтобы поезд не отстал от расписания. А потому кондуктор открыл дверь багажного вагона – благо она была всего одна и не потребовала много времени – и поспешил к вагонам третьего класса. Однако крики становились все громче: какая-то женщина требовала кондуктора – и Олдридж помчался вперед. Со всего перрона начали подтягиваться зеваки, спеша узнать причину переполоха. Олдридж протиснулся сквозь толпу и увидел в окне одного из купе первого класса привлекательную голубоглазую девушку со встревоженным лицом. Он вспомнил, что она вместе с пожилым спутником села на Юстонском вокзале. Еще тогда, заметив ее шаровары, выглядывающие из-под подола простой юбки без кринолина, Олдридж удивился, что эти пассажиры путешествуют первым классом, а не третьим. – Выпустите нас! – потребовала девушка. Еще раз кашлянув, Олдридж вставил ключ в замок. – Вас что-то беспокоит, мисс? – У моего отца кровь на лице! – Кровь? – изумился кто-то в толпе. – Где? – С вашим отцом произошел несчастный случай, мисс? – спросил Олдридж, торопливо отпирая дверь. – Он обо что-то порезался? Кондуктор не мог вспомнить в купе ни одного острого предмета, которым можно было пораниться. – Окно, – ответила девушка, помогая пожилому мужчине выбраться из купе. Перронный фонарь осветил его лицо, одна щека которого действительно была залита кровью. – Боже мой! – пробормотал кто-то из зрителей, отшатнувшись. – Кто-то разбил окно? – уточнил Олдридж, стараясь не показывать своего волнения. Он знал, что хулиганы иногда бросают камни в проходящий поезд, а также слышал, что летящая птица может врезаться прямо в стекло и разбить его. – Нет, нет. Окно было открыто. – Выпустите нас! – заголосили пассажиры из вагона второго класса. К Олдриджу подбежал станционный охранник. – Что случилось? – Сам пока не знаю. – Олдридж справился с новым приступом кашля и сделал вид, будто контролирует ситуацию. – Откройте остальные двери и выпустите всех пассажиров. Кондуктор снова обернулся к девушке. – Охранник приведет врача. Так что же все-таки произошло? – Кровь брызнула в окно. – Брызнула в окно? – испуганно повторил кто-то в толпе. – Откройте соседнее купе, – сказал пожилой пассажир. Багровые капли, текущие по щеке, придавали ему такой устрашающий вид, что окружающие опасливо попятились. – Причем здесь соседнее… – начал было Олдридж. – Послушайтесь моего отца, – посоветовала девушка. – Откройте соседнее купе. Олдридж рванулся к соседней двери, открыл ее и нахмурился: тусклый свет лампы озарял пустое купе. – Но ведь здесь точно были пассажиры, – заявил он. – Я помню, как один из них заговорил со мной, прежде чем я запер дверь. Затем, в самую последнюю минуту, появился второй. Куда они пропали? Отец девушки протиснулся мимо Олдриджа и заглянул в купе. – Коврик смят, – отметил он. – И подушки тоже. Олдридж шагнул внутрь. – Нет, не сюда, – остановил его низкорослый пассажир. – Идемте со мной. Скорее. Девушка в блумерсах взяла сбитого с толку Олдриджа под локоть и потянула за собой так настойчиво, что он покорно направился следом за ее отцом в их купе. – Посмотрите на закрытую створку окна. Видите, на ней кровь? – произнес низкорослый человек. – Отоприте дальнюю дверь. – Но на той стороне темно. Мы ничего не увидим. Стараясь не задеть девушку, Олдридж выбрался из купе и снял фонарь, висевший на чугунном столбе. Затем вернулся обратно, опять обошел девушку и протянул фонарь присевшему боком на подушки низкорослому пассажиру. Затем вытащил из кармана ключ, просунул руку между решеткой окна, дотянулся до замка и открыл дверь. Олдридж с облегчением спустился из купе на гравийную насыпь – здесь ему не придется осторожничать, чтобы ненароком не коснуться странной девушки или ее платья. Она же вместе с отцом тоже вышла из купе и остановилась между двумя железнодорожными путями – тем, по которому прибыл поезд, и встречным. – Боже милостивый, – охнул Олдридж, поднеся фонарь к двери соседнего купе. Чугунные ступеньки под дверью были залиты кровью, так же как и колесо, расположенное между двумя купе. Стену вагона и закрытую створку окна тоже забрызгало кровью. – Ради всего святого, что здесь… – Отоприте эту дверь, – распорядился отец девушки. Олдридж уже привык выполнять их команды и подчинился без раздумий. Но едва он вставил ключ в замок, та распахнулась сама. – Открыто, – удивленно проговорил кондуктор. – Но я уверен, что все двери на этой стороне были заперты. Я сам их проверял. – Кто-то сломал замок, – показала рукой девушка. Олдридж поднес лампу ближе. Не только замок, но и сама дверь из полированного красного дерева получила серьезные повреждения – или, точнее говоря, то, что раньше было дверью из красного дерева; большая ее часть была исцарапана и испачкана кровью, так же как сброшенные на пол подушки и смятый коврик. Даже потолок покрывали багровые пятна. Олдридж кашлянул и ступил было на подножку, собираясь войти в купе. – Нет! – остановил его низкорослый пассажир. – Так вы наступите в кровь на ступеньках и испортите улики. Не нужно ничего здесь трогать до прихода полиции. Передайте фонарь моей дочери, а сами приподнимите меня и подержите на весу, чтобы я мог осмотреть купе, не вставая на пол.