Однако инспектор видел перед собой лишь лицо Эмили. – Я молюсь, чтобы с ней не стряслось ничего плохого, – сказал Беккер. – А если нет, кто-то дорого за это заплатит, – пообещал Райан. – Непременно, – решительным тоном согласился его коллега. – Вы не прогадали, подряжая меня, господа хорошие, – крикнул возница. – Слышите, церковный колокол пробил час ночи? Я домчал вас всего за полтора часа. Райан хмуро поглядел на штабели кирпичей и кучи песка вдоль дороги, освещенные двумя фонарями кеба. Потрескавшиеся доски свисали с голых каркасов домов. Повсюду видны были груды мусора. – Что здесь произошло? – спросил Райан. – Железная дорога! – ответил кебмен. – Земельные спекулянты решили построить дома для тех, кто хочет жить поблизости от Лондона. Но они сами себя перехитрили, понастроили столько, что покупателей не нашлось. Мой брат плотничал здесь одно время, пока его не уволили, и пришлось ему пойти в армию, чтобы не помереть с голоду. Храни его, Боже, он теперь на войне. Райан разглядел впереди кучку домов и лавок, построенных возле железнодорожной станции. Немощеные улицы освещали старомодные фонари с баллонами для светильного газа. Как только кеб остановился, они с Беккером выскочили из экипажа и с гулким топотом побежали по деревянному перрону к станции. В окнах кассы и телеграфного участка было темно, но в зале ожидания горел свет. Райан заглянул внутрь, но там оказалось пусто. Станционный охранник встретил их у дверей. – Я инспектор Райан из Скотленд-Ярда. А это сержант Беккер. Где Эмили Де Квинси и ее отец? – Там, – показал на зал ожидания охранник. Инспектор вбежал внутрь, но не нашел их. – Где?.. Беккер жестом указал Райану на скамьи, где неподвижно лежали Эмили и ее отец. Инспектор, испугавшись, что они мертвы, поспешил к ним, но тут же остановился и облегченно вздохнул, когда девушка приподняла голову. Однако на смену облегчению пришел ужас, стоило ему взглянуть на лицо Эмили, измазанное сажей. Ее шляпа помялась, пальто не было вовсе, юбка порвалась и испачкалась, на руках виднелись пятна крови. Отец Эмили выглядел еще хуже, белки глаз его разительно выделялись на покрытом кровью и сажей лице. – Боже мой! – воскликнул Беккер. – В поезде произошло убийство, – торопливо заговорила Эмили. – Труп лежит в железнодорожном тоннеле. Мы с отцом пытались защитить его от собак. – Что? – только и сумел произнести в ответ Райан. Эмили еще раз повторила сказанное, и полицейские удивленно переглянулись. – Вы сделали это, чтобы сохранить улики? – спросил Беккер. – Нам не хотелось разочаровать вас, – ответила Эмили. – Вы никогда нас не разочаруете. – Боюсь, что у меня все же получится, – вступил в разговор Де Квинси. – Учитывая все обстоятельства, я просто не могу себе представить, каким образом. – Райан поворошил угли в камине, пытаясь выгнать из зала промозглую сырость. – Нужно раздобыть для вас одеяла. – Я забрал одну улику с места преступления, – объяснил Де Квинси. – Что вы сделали? – Райан удивленно посмотрел на маленького человечка. – Кондуктор сказал нам, что поезд должен ехать дальше и вагон, в котором произошло убийство, нельзя оставить на станции. Де Квинси поднес к губам бутылочку с лауданумом и отпил из нее, стараясь не пролить ни одной капли драгоценного опиума. Инспектор с безмолвным сочувствием посмотрел на Эмили. – Кондуктор утверждал, что вагон не вернется сюда раньше полудня, – продолжал пожилой человек. – Одна дверь купе, в котором произошло убийство, оказалась повреждена, и ее нельзя было запереть на замок. Я не мог быть уверен, что через пятнадцать часов место преступления останется в неприкосновенности, пока поезд движется от станции к станции до Манчестера, а затем обратно. Несомненно, новости быстро разлетятся. Первое в Англии убийство в поезде, – разумеется, купе, в котором оно произошло, привлечет внимание толпы. Когда люди узнают, что дверь не заперта, неужели любопытство не заставит их войти внутрь и потрогать все своими руками? Неужели они не захотят взять себе что-нибудь на память? Я попросил кондуктора приподнять меня, чтобы я мог осмотреть место преступления, ни к чему не прикасаясь. Я увидел испачканный в крови зонтик. По словам кондуктора, там должна была также лежать кожаная папка для бумаг, но я ее не нашел. А потом я заметил под сиденьем кое-что еще. Сначала я решил, что это игра света, и велел кондуктору опустить меня ниже к полу. Но это оказались вовсе не отблески лампы. Де Квинси засунул руку в карман и вытащил плоский круглый предмет желтого цвета, почти полностью закрывающий собой его ладонь. – Такой сувенир кто-нибудь непременно захотел бы оставить себе, – произнес Де Квинси. На мгновение в зале установилась такая тишина, что было слышно, как потрескивают угли в камине. – О боже мой, золотые часы! – восхитился Беккер. – Не просто золотые часы, – заметил Райан, протягивая к ним руку. Они были около десяти сантиметров в диаметре. Инспектор ощутил тяжесть золота на своей ладони. На отполированном корпусе виднелись полоски засохшей крови. Цепочка от часов была порвана, и лишь часть ее свисала сейчас с корпуса. – Должно быть, оторвалась во время схватки с убийцей, – решил Райан. На задней поверхности были затейливо выгравированы три буквы. – Трудно разобраться во всех этих завитушках, но похоже на «Д», «У» и «Б», – определил Беккер. – Думаете, это инициалы жертвы? Райан открыл крышку, внутри было два циферблата: один – для часов и минут, другой – для секунд. Инспектор бросил взгляд на часы зала ожиданий. Каждое утро каждая железнодорожная станция в Англии получала телеграмму с точным временем, согласованным с Королевской Гринвичской обсерваторией. – Время в точности совпадает, – объявил он. – Четырнадцать минут второго. На циферблате тоже была гравировка простыми изящными буквами: Д. У. БЕНСОН ЛОНДОН – Значит, буквы на задней поверхности означают то же самое, – сообразил Беккер. Райан кивнул. – Это не просто золотые часы. Это знаменитый хронометр Бенсона. Он открыл заднюю крышку и показал на два крохотных отверстия, куда вставлялся ключ для завода часов. – Мелкие детали этого сложного механизма изготовлены вручную в мастерской Бенсона на Лудгейт-хилл. – Райан имел в виду фешенебельную улицу, расположенную возле собора Святого Павла. – Как вы думаете, сколько они стоят? – Пятьдесят фунтов, – предположил Беккер. – Кто еще попробует? – Может быть, восемьдесят, – сказала Эмили, но по ее голосу было понятно, что она сама не верит в это. – Сто, – поправил Райан. – Подозреваю, что инспектор имел в виду гинеи, а не фунты, – вставил Де Квинси. Все с изумлением поглядели на часы. Гинеи оценивались в один фунт и один шиллинг. Хотя такие монеты больше не чеканились, само название «гинея» продолжали использовать, когда речь шла о дорогих покупках: драгоценностях, скаковых лошадях, земельных владениях. Роскошные часы на ладони у Беккера стоили сто пять фунтов. – Такие маленькие и такие дорогие, – произнесла Эмили. – Потрогайте, – передал ей часы Райан. Девушка удивилась их тяжести. – Восемнадцать карат чистого золота, – объяснил инспектор. – Беккер, вы тоже. Вот, возьмите. Не каждый день удается подержать в руках вещь, стоимость которой равняется вашему двухгодичному жалованью. – Иногда мне кажется, что вы знаете обо всем на свете, – заметил сержант. – Все дело в опыте. Возможно, лет через пятнадцать какой-нибудь молодой сотрудник скажет вам то же самое. Райан тут же пожалел, что заговорил о разнице в возрасте. Но Эмили, похоже, не обратила на это внимания. – Как-то раз я расследовал ограбление в Белгравии, – объяснил инспектор. – Граф, хозяин дома, больше сокрушался из-за утраты хронометра Бенсона, чем из-за похищенных драгоценностей жены. И я решил, что должен узнать больше об этой вещи. – Вы нашли того, кто украл хронометр? – поинтересовалась Эмили. – Вам удалось вернуть его владельцу? – Вор пытался продать часы в лавки, торгующие подержанными украшениями, – ответил Райан. – Но никто не осмелился приобрести их, понимая, что полиция наверняка заинтересуется столь дорогой и редкой вещью. Кое-кто из торговцев запомнил внешность человека, предлагавшего им часы. Мы без труда определили, где он живет, и нашли хронометр в ящике комода с двойным дном. Я спросил вора, почему он не выбросил часы в Темзу, когда понял, что не сможет их продать. Тот ответил, что они слишком красивые и он временами просто доставал часы из тайника и любовался ими. Интересно, изменил ли он свое мнение, после того как… Не было никакой необходимости договаривать до конца: «после того как отправился на каторгу». Все и так знали о суровом наказании, фактически равносильном смертному приговору, которое полагалось за кражу столь ценных вещей.