То, что одновременно с ним затухают и мечи инисов, — слабое утешение. Их четверо — а нас с Олафом двое. Плюс Лукас. — Пентаграмма их удержит, — шепчет мне на ухо маг. — Но у меня после ритуала нет сил. Энергия источника сейчас завязана на тебя, но ты не знаешь боевых заклинаний. Или знаю? В памяти Йена что-то есть, но вытаскивать сейчас заклинания нет времени. Пентаграмма вот-вот погаснет. Надо смотреть правде в глаза — я и с работающим Ас-Урумом вряд ли справился бы с инисами. Тем более в таком беспомощном состоянии. Чувство безысходности и тоски охватывает меня. Мне до боли жалко Густава и так обидно умирать — ведь несколько минут назад я наконец-то обрел магию. Всю безвыходность нашего положения понимаю я, понимают Лукас с Олафом и, к сожалению, еще лучше нас троих понимают инисы. На узком лице их седого предводителя горит злорадство — он-то, похоже, ни минуты не сомневался в исходе нашей встречи. Мы стоим и смотрим друг на друга, но это не будет продолжаться вечно. Рано или поздно огонь в ритуальных чашах погаснет, магия Лукаса иссякнет и защита пентаграммы ослабнет. Твари возьмут нас голыми руками. И это всего лишь вопрос времени… — Княжич… — Моей спины касается ладонь Олафа. — Гранаты… Его тихий шепот на секунду вселяет в меня надежду, но я так же быстро вспоминаю, как слабы сейчас мои руки. Я не докину гранату даже за пределы защитного контура, не говоря уже про инисов, до которых навскидку метров пятнадцать. — Олаф, я не смогу их докинуть. — Я смогу. Говорите, что нужно делать. — Поджечь фитиль и бросить гранату в ноги инисам. А потом быстро упасть на пол за алтарь. Я слышу, как за моей спиной Олаф роется в вещевом мешке, слышу, как он подносит фитиль гранаты к огню в ритуальной чаше, и тот начинает, искрясь, шипеть. Потом Олаф отступает на шаг, размахивается, и граната с тихим свистом летит навстречу инисам. Мы дружно приседаем, прячась за алтарем, и ждем взрыва. Но его нет. Тишина прерывается хриплым карканьем седого. Хоть граната упала у самых его ног, эта сволочь носком своего сапога успел раздавить горящий фитиль. И теперь насмешливо смотрит на меня, как бы спрашивая: ну, когда же ты уже наиграешься и подставишь свою глотку под мой меч?! Фитиль у нашей гранаты оказался длинноватым, и вместо того чтобы взорваться в воздухе, она сейчас бесполезной железкой валяется у ног седого, вызывая мерзкую снисходительную усмешку на его бледной морде. Эта усмешка твари вызывает у меня холодное бешенство, но моя голова вместе с тем вдруг начинает работать четко, как часы. Я теперь отчетливо понимаю, что и как мне нужно делать. — Олаф, укороти фитиль вдвое, поджигай его и по моей команде кидай гранату так же, как в прошлый раз! — Лукас, возьми меня за руку и начинай вливать свою силу. Моему огню нужен ураганный порыв ветра. Мы поднимаемся с пола и встаем плечом к плечу. Меня шатает от слабости, но это наш последний шанс. Даже если мы сейчас все трое сдохнем, то хотя бы точно будем знать: мы сделали все, что смогли. Олаф уже обрезал ножом часть фитиля и поджигает его. Лукас вливает в меня свою силу, и я чувствую, как во мне разгорается жаркое пламя, превращаясь в бушующую стихию. Пора! — Айран! Этот огонь в твою честь! — ору я, и Лукас вновь бросает гранату. Но теперь вслед за гранатой устремляется и струя ураганного огня, выпущенного с моей руки. И он настигает гранату, когда она оказывается буквально в метре от инисов. Седой дергается, еще пытаясь что-то сделать, но поздно. Взрыв до основания потрясает древний храм, отдаваясь эхом в его стенах. Мы падаем на пол, прикрывая головы руками. А за первым следует и второй взрыв — это детонирует неразорвавшаяся граната. Ударной волной, отраженной от стен, меня прикладывает об алтарь, и я теряю сознание. * * * notes Примечания 1 БОП (боевая одежда пожарного). Штаны, куртка, шлем с подшлемником, специальная обувь и перчатки, а также снаряжение (топоры, краги, ремни, пояса).