Утром я проснулся со странным ощущением, что сегодня свершится нечто важное, что навсегда изменит мою жизнь. Пока непонятно, будут у этого события последствия хорошими или ужасными, но то, что они будут значительными, — точно. Предчувствие этого заставляло меня зябко поежиться, словно от холодного сквозняка, коснувшегося обнаженной кожи. Еще немного, и у меня точно начнется нервный мандраж. Нет, так нельзя, мне нужно было срочно успокоиться! В таком нервном состоянии на ритуал даже и отправляться не стоит — это верный провал, и хорошо еще, если не с повторением смертельного исхода. От мрачных мыслей меня отвлек стук в дверь и голос Олафа: — Господин! Вас там внизу кузнец ожидает, говорит, что принес образцы вашего заказа. — Сейчас спущусь, пусть подождет! Вот и отлично. Мне нужно срочно заняться делом, чтобы не думать о предстоящем ритуале, и для начала изготовить первые образцы гранат. Заодно мы и испытаем их сегодня же, подальше от чужих глаз, в глухом лесу. Густав — парень, конечно, любопытный, да и его друг барон тоже не так прост, но они нам обязаны жизнями, а значит, будут молчать, если я их попрошу. К тому же секрета пороха и разных других тонкостей изготовления гранат им никто раскрывать даже и не собирался, они увидят лишь готовый результат и вряд ли что поймут. Быстро натянул на себя одежду, умылся и спустился в зал. Натан степенно восседал за дальним столом и пил горячий отвар из высокой кружки. Я велел трактирщику подавать себе завтрак и направился к кузнецу. После приветствий Натан развернул передо мной тряпицу, в которой лежали первые образцы корпусов для гранат. На современные эргэдэшки они, конечно, были мало похожи. И формой корпуса немного покруглее получились, и в привычный для меня защитный цвет не выкрашены, но ведь это и не так важно — главное, насечки на корпусе отлиты довольно правильно. Хотя бы внешне. А вот все остальное уже покажут сегодняшние испытания. После завтрака я поспешил к Лукасу, который тоже проснулся и был готов к выходу. Расположившись за столом моей комнаты, мы с ним снарядили наши первые гранаты. Засыпали в них порох, аккуратно утрамбовывая его и оставляя в центре полость, которая потом ускорит сгорание смеси и увеличит вероятность разрыва корпуса на осколки. Затем подогнали деревянную пробку к затравочному отверстию и вставили в нее фитиль, который мы с Олафом по совету Лукаса купили еще в Ируте. Он здесь использовался для изготовления больших церковных свечей и вроде бы должен подойти для наших целей. Маг, по крайней мере, меня в этом горячо заверил. Но на всякий случай мы его потом еще немного доработали, пропитав раствором из гашеной извести и селитры. Ну а истинное положение вещей выявит только полевое испытание. …И опять мы шли знакомой лесной дорогой к храму, только теперь уже в компании Густава и его людей, но без проводника. Лишние уши и глаза нам сегодня совершенно ни к чему, а для Олафа, с его острым зрением и наблюдательностью опытного воина, провести нас вчерашней дорогой — не проблема. Лес в Микении и правда был каким-то монументальным, лишь неприметная тропинка виляла между огромными стволами деревьев. Яркое солнце еле-еле пробивалось сквозь полог густых ветвей. Но чем ближе мы подходили к болотам, тем чаще нам приходилось продираться сквозь плотные заросли кустарника. — К Ашу такие дороги! — ворчал Густав, выдирая репьи из своего колета. — И зачем я только поперся с тобой в этот дурацкий храм… — Из чувства ответственности. Ты же не мог бросить меня одного в такой важный день, — еле сдерживая смех, ответил я. Густав не выспался, и оттого с утра он был хмурым. Мой кузен явно не из ранних пташек и с большим удовольствием повалялся бы до обеда в постели. К тому же вчера за ужином он так увлекся рассказами о своем житье-бытье, что слегка перебрал с вином, а ближе к ночи начал еще и оказывать явные знаки внимания смазливой шустрой девице, обслуживавшей наш стол. Похоже, эту ночь они тоже провели вместе и поспать кузену удалось совсем мало. В отличие от него, я всякими непотребствами ночью не занимался, а спал аки ангел невинный, после того как Олаф от души попарил меня в бане. Топят ее здесь по-черному, но удовольствие от этого ничуть не меньше, и легкость потом во всем теле такая, что хочется воспарить в небо. Если бы местные аборигены еще додумались поставить эту баньку на берегу речки и сделать мостки в воду — совсем было бы хорошо. Чтобы отвлечь кузена от репьев, я стал расспрашивать его о лесах Фесса. Вот о чем о чем, а о своем родном княжестве он мог говорить не умолкая. Настроение его сразу улучшилось, и весь оставшийся путь наш отряд проделал под неумолкающий треп Густава. Под конец он рассказал о недавней трагедии, разыгравшейся в фесской приграничной деревне со смешным названием Горшки. История невеселая, я бы даже сказал, жуткая. И прозвучав из уст очевидца, она заставила меня по-новому взглянуть на жизнь приграничного Фесса, который практически в одиночку противостоит Инферно. Рассказ же Густава об осквернении земли темными ритуалами вообще вызвал у меня оторопь. Да как такое возможно-то?! Оказывается, возможно, и еще как. А если не дать сейчас Темным Лордам достойного отпора, то такая же скорбная участь вскоре будет ожидать и все остальные Светлые земли. Я глянул на Лукаса в надежде, что тот опровергнет слова княжича, но маг лишь хмуро кивнул, подтверждая печальный прогноз кузена. Да здесь, оказывается, со дня на день Апокалипсис ожидается, а я ни сном ни духом! Какого хрена они тогда прячутся по своим норам?! Опять дружно надеются отсидеться? Ладно… Вон уже и храм среди деревьев показался. У меня еще будет достаточно времени, чтобы поподробнее порасспрашивать про Инферно и Лукаса, и Густава. На входе в храм я вдруг спохватился, что не только не знаю молитв Единому, но даже и забыл, что перед ритуалом положено было поститься. Нет, какие-то отрывки молитв в голове, конечно, остались, но всего лишь отрывки, и они довольно бессвязные. Прочесть целиком на память я точно ничего не смогу. О чем смущенно и сообщил Лукасу. Пару секунд он недоуменно смотрел на меня, а потом начал хохотать. — Йен, ты же в храме Айрана! Зачем ему твои молит вы к Единому? А тем более твоя голодовка… Это церковники превратили чисто магический ритуал в какой-то непотребный балаган. Вот пусть они сами и молятся кому хотят, голодают хоть целыми декадами, а тебе сейчас это точно ни к чему. В ритуале обретения силы важны только сильный природный источник, опытный маг, знающий заклинания призыва стихии, и готовность неофита принять ее силу. А вся остальная мишура — это лишь лукавство церковников, призванное возвеличить роль Единого в обретении магом силы. Их послушать — так без него и солнце у нас на небе остановится, и вода в реке высохнет. И как только наши бедные предки жили без их Единого?! Продолжая ехидно посмеиваться, этот рионский диссидент вошел в храм и, оглядевшись, сразу начал деловым тоном отдавать всем распоряжения: — Так, одну из чаш нам нужно перетащить к алтарю. Судя по всему, такая же чаша здесь стояла когда-то, но ее, видимо, разбило осколками рухнувшего купола, а защиты заброшенного святилища хватило только на алтарь. Олаф, принеси факелы, закрепляй их во все кольца, оставшиеся на стенах, и сразу зажигай. Княжич, прикажите своим людям нарубить побольше дров и собрать несколько куч хвороста — должен быть хороший запас, чтобы его хватило до конца ритуала. Чем больше будет живого огня в храме во время инициации Йена, тем лучше. Раздав всем указания, Лукас с Густавом стали тщательно размечать на мраморном полу контуры будущей пентаграммы. А потом они аккуратно вычерчивали ее в четыре руки вокруг древнего алтаря. Удивительно, но сам алтарь в виде широкой наковальни прекрасно вписался в центр большой пятиконечной звезды, и стоило магам закончить ее чертить, как в вершину пентаграммы тут же установили одну из ритуальных каменных чаш. — Лукас, у меня тоже есть предложение! Густав начал что-то втолковывать магу, отведя его в сторону и оживленно жестикулируя. Рисовал углем на полу какие-то знаки и формулы, убеждая Лукаса, что при такой схеме нанесения рун стихия обязательно проявит себя наиболее полно. Вроде как его отец Касиус Марций давно использует именно такое расположение рун при проведении разных магических ритуалов, и зачастую это приносит неплохой результат. Маг сначала слушал княжича снисходительно, но постепенно скепсис сошел с его лица и он вступил с Густавом в бурную полемику. Я не понимал из их разговора даже и половины слов, поэтому скромно отошел в сторону, чтобы не мешать спорить о высоких умных материях, которые неподвластны моему неискушенному разуму. Пока неподвластны. Но судя по всему, мне в дальнейшем тоже предстоит изучить всю эту псевдонаучную абракадабру, если, конечно, ритуал призыва сегодня пройдет успешно и я все же стану чародеем. Наконец они до чего-то договорились и приступили к вычерчиванию круга, охватывающего все пять лучей пентаграммы. Лукас безо всяких инструментов лихо рисовал такую безупречно ровную окружность, что я просто потерял дар речи. Да уж… мастерство не пропьешь и не прогуляешь. Это сколько же он в своей жизни нарисовал таких пентаграмм, что теперь на глазок вычерчивает идеальные окружности?! Кузен Густав тоже с уважением смотрел на работу специалиста, а потом они вместе стали наносить вдоль окружности какие-то премудрые магические знаки. По окончании этой работы еще две каменные чаши заняли свое место в нижних лучах пентаграммы. Последнюю — четвертую — мы совместными усилиями установили перед изображением Айрана напротив входа и, попросив всех посторонних на выход, вдвоем с Лукасом начали ритуал подношения даров суровому богу Огня. Попутно маг дал мне некоторые пояснения наших действий. Оказывается, очищение и освящение храма мы провели вчера, сегодня пришел черед подношения даров Айрану и воззвания к нему с просьбой о помощи. Точных знаний о том, что гномы подносят своему богу, у нас, к сожалению, не было, поэтому мы следовали наитию и руководствовались скупым рассказом Натана. А сам он помнил немногое — в последний раз кузнец бывал в храме еще ребенком, с дедом. Но в одном и Натан, и Лукас уверены были твердо — Айран не приемлет никаких кровавых жертв, ни человеческих, ни животных. Ведь именно так Темные Лорды осквернили алтари святилищ одного из племен гномов — дварфов. Мы разожгли огонь в чаше перед ликом грозного бога и просили его принять от нас скромные дары и помочь в нашем трудном деле. Как популярно объяснил мне маг — главное, чтобы подношение было искренним, а просьба о помощи шла от души, лукавства Айран не терпит. Сначала мы медленно обошли храм по кругу, пригоршнями разбрасывая зерно и расплескивая по углам из глиняного кувшина крепкое пиво. Затем кинули в горящий огонь металлические кольца, наконечники стрел, медные и серебряные монеты. Все это время я просил древнего бога даровать мне обретение связи с грозной стихией. Просил самыми простыми словами, которые пришли мне на ум в этот момент. Да, я бывший огнеборец Артем Федоров, пожарный со стажем. Я погиб в своем мире, борясь с огнем и защищая от него людей. Погиб и воскрес в мире Риона, вселившись в тело обгоревшего на алтаре Йена Тиссена. Но если честно, во мне никогда не было и нет ненависти к самому огню. Огонь — не мой враг, это всего лишь природная стихия, убившая меня, зато и давшая мне шанс прожить свою жизнь заново. По-иному. И для того чтобы прожить подаренную мне новую жизнь ярко, для того чтобы очистить Рион от потусторонней нечисти, мне обязательно нужно стать магом, приняв неукротимый Огонь как родную стихию. В этот момент огонь в ритуальной чаше вдруг вспыхнул, взметнувшись алыми языками пламени, и Лукас, восторженно распахнув глаза, прошептал мне: — Ты видел, видел?! Айран принял наши дары и благосклонен к нашей просьбе! Значит, все у нас может получиться. Сейчас мы позовем Густава и сразу же, не откладывая, приступим к ритуалу. Перед входом в храм Олаф и люди Густава уже сложили большой костер, для которого натащили кучу хвороста. И сейчас расположились на краю поляны, ожидая дальнейших указаний. Услышав, что Айран явил нам свое расположение, Густав вскочил с бревна, схватил меня за плечи и, смеясь, начал кружить. Он радовался, как маленький ребенок, и взволнованно кричал мне: — Йен, ты понимаешь?! Значит, ты можешь, можешь стать магом! Никому это не удавалось, а у нас все получится. Сияя, как начищенный медяк, он обернулся к Лукасу: — Скажи мне, что я должен делать? Какие молитвы возносить во время ритуала? — Густав, ваша задача — щедро делиться силой, подпитывая своей магией стихию Огня. И все. Молитвы и пение гимнов только помешают проведению ритуала. — Да я теперь выложусь по полной и опустошу свой источник, лишь бы мой брат стал магом! Олаф неожиданно подхватил свой заплечный мешок и выступил вперед. — Я тоже буду присутствовать на ритуале. — Зачем, ты же не маг? — Не суть важно. Я хочу быть рядом с Йеном. — Да пойми, Олаф, ты даже ничем не сможешь помочь ему! Горбун лишь упрямо склонил голову и, не отвечая магам, прошел мимо нас в храм. Лукас вопросительно взглянул на меня, я пожал плечами. В чем-то я могу понять Олафа. Мне даже представить трудно, что он пережил, когда ему в келью принесли обугленное тело Йена. Поэтому, если ему так будет спокойнее, пусть стоит рядом. Если что-то вдруг опять пойдет не так, мы хотя бы успеем попрощаться с ним. Кажется, и Лукас начал понимать, в чем тут дело. Он недовольно махнул рукой и отправился за Олафом. — Ну как знаешь… Нам с Густавом оставалось лишь последовать за ними. …И вот я вновь на алтаре. Его шершавая поверхность чуть теплая, как в турецком хамаме. Я лежу на нем полностью обнаженный, широко раскинув в стороны руки и ноги. Похоже, что поза «витрувианский человек» Леонардо да Винчи идеально вписывает мое искалеченное огнем тело в нарисованную магами пентаграмму. За моей головой и в ногах стоят ритуальные чаши, в которых уже полыхает огонь, ладонями я почти касаюсь Лукаса и Густава. Кузен подбадривающе улыбается мне, но стоит магу начать читать заклинание призыва стихии, как его лицо тут же становится серьезным и сосредоточенным. Я пытаюсь вспомнить ощущения Йена, когда тот лежал на алтаре, но не могу. Лишь вновь, как тогда, вижу разлитую в воздухе магию, вижу энергетические линии и сгустки, клубящиеся в воздухе над алтарем, вижу, как они сплетаются в разноцветные, словно радуга, нити. А потом Лукас начинает плести новое заклинание, и, отзываясь на него, из алтаря по моему телу одна за другой расходятся теплые волны. Одна, вторая, третья… и я чувствую, как эти энергетические потоки, гуляющие по моему телу, постепенно наливаются силой. Пытаясь понять, все ли у нас идет по плану, перевожу взгляд на Густава. Он сейчас ничем не напоминает того рубаху-парня, что веселил меня байками за ужином и в дороге. Настоящий маг. Кузен натянут, как струна, его губы что-то сосредоточенно шепчут, а с рук льются прозрачные потоки силы с едва уловимым голубым оттенком, присущим стихии Воздуха. Вновь смотрю на Лукаса и застываю в восхищении: скорость плетения заклинаний у него такая, что дух захватывает. Повинуясь ему, из древнего алтаря текут уже не тонкие нити, а мощные жгуты. Внезапно все начинает меняться. Верхние концы энергетических жгутов силы склоняются к моему телу. Они сходятся в одной точке, образуя надо мной купол, и теперь пульсируют алым светом, словно подсвеченный огнями фонтан. Меня начинает потряхивать от вливающейся в меня силы, и мышцы моего многострадального тела сводит судорогами. Я не выдерживаю и тихо стону от боли. — Терпи, Йен, терпи! — подбадривает меня Лукас. — Это магия пытается заполнить твой иссушенный внутренний источник и исправляет покореженные силовые потоки. А энергия во мне все множится и множится, заставляя мое тело непроизвольно подрагивать и корчиться на алтаре от боли. Внутри меня вдруг словно рвутся крепкие цепи, сковывавшие до этого мои мышцы. И этот разрыв отзывается в моей голове гулким звоном. Пока я пытаюсь прийти в себя и избавиться от отупляющего гула в мозгах, тугой комок, свернувшийся в районе солнечного сплетения, начинает таять, и потоки силы изливаются оттуда, как талая вода, смешиваясь с кровью в артериях и кровеносных сосудах, циркулируя вместе с ней по всему телу. Мышцы покалывает иголками, и от макушки до пяток меня затапливает ласковым теплом… От неожиданности я распахнул глаза и сразу же зажмурился. Казалось, все пространство храма залил яркий свет, идущий из алтаря и смешивающийся с огнем жертвенных чаш и факелов на стенах. И мы все трое купались в этом свете — в огненной магии, которой щедро одаривал нас древний источник. Я даже не спросил у друзей, удалась ли нам моя инициация, все и так было понятно без слов, лишь растерянно улыбнулся, глядя на их радостные лица. Захотел сесть, но вдруг понял, что беспомощен, как новорожденный ребенок. Единственное, что мне удалось, — поднять свои руки и поднести их к лицу. Кончики моих пальцев светились. С них, словно вода, стекали язычки пламени, которые не доставляли мне ни малейшей боли. Как будто все так и должно быть, как будто прежняя болезнь отступила и теперь, когда мое юное тело пришло в норму, его как в молодости переполняет живительная энергия. Хотя сейчас мне казалось, что я даже и в далекой юности никогда не чувствовал себя так отлично. Лукас с Густавом дружно подхватили меня за плечи и помогли наконец сесть. При этом Лукас сам шатался, по лицу его лил пот. Выложился по полной. С удивлением я рассматривал, как огонь, вырываясь из чаш, ластится к моим ногам, не причиняя мне ни капли страданий. И это потрясало меня до глубины души! Ведь я давно привык остерегаться огня, избегать малейших соприкосновений с ним, а теперь… протянул руку к ближайшей чаше, и языки огня послушно слились с пламенем на моих пальцах. Я играл с огнем, словно маленький ребенок, и моя власть над ним потихоньку сводила меня с ума. Вновь, растерянно улыбаясь, поднял глаза на Лукаса, который с отеческой снисходительностью смотрел на мои первые шаги как мага. — Так ведь будет теперь всегда?.. — Нет! — рассмеялся он. — Дальше будет еще интереснее. — А когда? — Настоящий уровень твоей магии станет окончательно понятен, лишь когда ты научишься управлять стихией. Но уже сейчас могу тебя обрадовать, что он будет немаленьким. Так что теперь твоя задача — не лениться и развивать свой дар. — Йен, это такое счастье, такая удача! Я так рад за тебя, братишка! Густав сжал меня в крепких братских объятиях, и я смущенно заворчал, стараясь не показать, как меня тронуло до глубины души его «братишка». — Дай хоть мне одеться… братишка! Не хочу смущать Айрана своим тощим обгорелым тельцем. — Да чего он там не видел-то! А нарастить мясо на костях — это дело наживное, мы тебя быстро откормим. Кузен хлопнул меня по плечу и отступил, давая подойти Олафу. В подрагивающих руках у горбуна была моя рубаха. Однако не только его руки дрожали, но и губы, а в глазах застыли слезы радости. Я неловко обнял его и тихо прошептал: — Ну ладно… чего ты? Все же хорошо закончилось. Я теперь маг, и нам с тобой больше никто не страшен. Да я за тебя всех теперь пожгу к Ашевой матери, только пусть попробуют рот открыть или косо посмотреть! — Ох, княжич… Горбун отстранился и, смущенно вытерев глаза рукой, помог мне натянуть рубаху и спуститься с алтаря. Ноги мои подрагивали, но, слава Айрану, стоял я на них вполне устойчиво. Пока я с помощью Олафа надевал штаны и сапоги, снаружи раздались крики и какой-то непонятный шум. Мы с недоумением всмотрелись в сумрак леса за порогом храма. Пока шел ритуал, мы, похоже, потеряли счет времени, а меж тем незаметно наступил вечер. — Что это там?.. Пойду гляну. — Густав подхватил свой меч и без раздумий пошел к выходу. На выходе из храма он обернулся и белозубо улыбнулся мне. — А ты, мой юный маг, побудь пока здесь. Рано тебе еще своим мечом махать, ты сейчас слаб как куренок. Я возмущенно фыркнул, хотя и понимал, что брат прав: я действительно слишком слаб после инициации. Но глядя на то, как разом подобрался Олаф, попросил его на всякий случай передать мне ножны с Ас-Урумом. — Йен, из пентаграммы нам лучше не выходить, пока не прояснится, что там происходит. — Лукас тоже проявлял разумную осторожность. — Здесь мы хотя бы под надежной защитой Айрана и его стихии Огня. А мой Ас-Урум уже дрожал в своих ножнах, недвусмысленно сигнализируя мне об угрозе, и на сердце вдруг стало как-то пусто и нехорошо, будто кто-то из близких в смертельной беде. На пару минут мы застыли, пребывая в тревожной неизвестности. А потом… На пороге святилища один за другим возникли темные силуэты хищников. Не узнать этих тварей невозможно: инисы. И теперь их уже четверо. В черных куртках и доспехах. Они стояли ровной шеренгой, и их оскаленные морды сулили нам скорую смерть. Один из них, седая длинная коса которого спускалась до самого пояса, выступил вперед и медленно поднял руку, скалясь, и с мстительным вызовом глядя мне в глаза. Из моего горла вырвался длинный протяжный крик, который больше был похож на вой смертельно раненного зверя. Потому что в руке твари зажата окровавленная голова Густава, небрежно схваченная им за длинные волосы, которыми так гордился мой брат… Лицо княжича искажено предсмертной мукой. В руке другого иниса — голова барона Бруно… Выхватываю свой Ас-Урум из ножен, но тот, вспыхнув багряным светом, тут же затухает, превращаясь в моих руках в обычный меч. Старший вампир гнусно улыбается. Свободной рукой он сжимает какой-то светящийся артефакт. Силовые линии которого — я теперь это уже четко вижу — тянутся к моему клинку. Как говорится, на каждый болт есть своя гайка.