Отказываюсь от завтрака в пользу грядущей экзекуции. — Максим Леонидович, не получится забрать заявление. — Это еще почему? — теряет былой запал дружелюбия и напрягается, выпрямляя спину и плечи. Опускаю взгляд на стол, лишь бы не повстречаться со взглядом Золотова, он настолько въедливый, как кислота, что может оставить ожог на сетчатке. — Моя инициатива вызвала фурор во всем судебном отделе. Узнав, на кого именно я пришла писать заявление, работники тут же оповестили и главного прокурора Краснова. Ну того самого, кто терпеть тебя не может за то, что ты освобождаешь воров и мошенников от справедливого наказания и портишь рейтинг прокурора в определенных кругах. Меня специально мариновали в кабинете, пока Краснов на всех парах несся в отдел! В общем, он лично принял у меня заявления и потребовал добавить к нему алименты…уф… Быстро рассказав суть, замираю и горблюсь от неминуемой атаки Золотова. Но Максим молчит. Я, не выдержав, осторожно поднимаю глаза на мужчину. Он все еще смотрит, не моргает. Застыл настолько, что хочется помахать ладонью перед его лицом в надежде на реакцию. Чуть привстаю и щелкаю пальцами возле носа Максима. Он отмирает и тут же хмурит брови. — Семенихина, можно мне тебя обнулить, — хрипит, — и ты скажешь, что этот бред не что иное, как твоя бурная фантазия. — Сбрось меня хоть до заводских настроек, ничего не поменяется, — виновато возвращаюсь на место. — Я решила пойти на радикальные меры и навсегда попрощаться с необразцовым папашей Алексеем, установив реальное отцовство. Так у бывшего мужа не останется никаких рычагов давления на меня. Он не сможет манипулировать при помощи детей… — Вздор! — ударяет кулаком по столу. — И о чем ты только думала?! — Если честно о тебе в последнюю очередь. Как там на вашем профессиональном языке говорится? Состояние аффекта? Тот не выдерживает и встает из-за стола, да так резко, что едва не роняет стул, добавляя в тишину квартиры шума. — Заладила отец-отец! В аду я видел такое отцовство, — быстро подходит ко мне. Поднимает руку и тычет указательным пальцем мне в лоб. — Ты даже представить не можешь, сколько доставила проблем своей выходкой. Где были твои мозги или у тебя там полость? Отмахиваюсь от Золотова и тоже подскакиваю. Максим слышит все, но отказывается верить, что я говорю правду насчет его прямой принадлежности к Ване и Диме. Сейчас его мысли заняты другим. Мы оба понимаем — если за дело взялся лютый враг адвоката Краснов, то просто так замять это будет сложно. Золотов дышит как разъяренный зверь, и вместе с тем все еще старается не терять культурный облик. — Ты очень огорчился? — Огорчился? Я взбешен, Семенихина. Знаешь, ты не красотка, а лицемерная мартышка. Недальновидная, эгоистичная… — Минуточку! — перебиваю. — Красотка? С чего бы вдруг? Ты что считал меня красоткой, Максим Леонидович? — Нет! — надменно вскидывается. — Я просто оговорился! Максим зол. Я выгляжу спокойной. На самом деле мне очень страшно. Но когда бояться дальше некуда, то и страх теряет всякий смысл. Куда еще хуже, чем есть сейчас? — Ладно, оговорился так оговорился, — пытаюсь сгладить накалившуюся обстановку. — Я правильно понимаю, что лимит твоих рыцарских поступков исчерпан? Мы с детьми сегодня же уедем из квартиры, чтобы лишний раз тебя не бесить. Ты и не вспомнишь о нас до суда. А потом когда сделаем анализ ДНК и установим отцовство, ты все равно нас не увидишь. Детей точно. Алименты буду возвращать и ни копейки мне от тебя не надобно. Похоже, настает время мне уже захлопнуть рот, ведь Золотов покраснел. Он пышет до легкой испарины на лбу. — Нет уж, Нина Витальевна. Для всей твоей семейки начинаются каникулы! — разочарованно отводит взгляд и медленно пятится к выходу из квартиры. — Поеду решать это недоразумение, а ты молись, чтобы все закончилось благополучно. Срывает куртку с петли и вылетает прочь. Запирает нас внутри апартаментов. Понимаю, что это бесполезно, но все равно дергаю ручку. Дверь не поддается. Угораздило же Золотова взобраться жить так высоко. Вот почему он не последовал примеру брата и не купил частный дом. Тогда у меня была бы возможность попрощаться с Максимом по английский и с гордо поднятой головой удалиться в окно первого этажа. А так… К панорамным стеклам даже подходить страшно, что голова кружится. — Мам? — раздается тихий голос Димы. — Ты не разбудила нас в школу… Он чудесный мальчик, добрейшей души и скромный. Не знаю и в кого Дима пошел характером? Точно не в меня и не в Золотова. — А у вас с братом сегодня официальный прогул! — Как это? Ведь прогуливать школу плохо, — от удивления приподнимает бровки. — Хуже того, придется соврать, выдумав вам уважительную причину, — перестаю терроризировать дверь. — Скажу учительнице, что вы приболели. — Чем? — любопытный сын осторожно крадется ближе. Он все еще не привык к роскошной обстановке в доме. — Воспаленными амбициями Максима Леонидовича! — говорю эмоционально, окрашивая голос легким оттенком возмущения. Но в глубине души понимаю — кричи не кричи, а ничего не изменится. — Сынок, кушать хочешь? — толкаю флюгер настроения в позитивную сторону, чтобы не испугать Диму своим негодованием. Он кивает. Позаботившись о трапезе Димы, связываюсь по телефону с начальником массажного салона. Трубку директор берет после первого же гудка. Имитирую сильно охрипший голос и шмыгаю носом, когда здороваюсь, однако изображать умирающего лебедя и не приходится. — Ниночка Витальевна, — несвойственным мягким тоном произносит директор, — все понимаю. Отдыхайте и лечитесь сколько душе угодно, только умоляю, заберите из салона этого ужасного Сильвестра. С ним не то что общаться, смотреть на него страшно…он распугает всех клиентов… Очевидно, о моем увольнении или лишении зарплаты и речи нет. Догадываюсь, что это Золотов обо всем позаботился. А я бы и рада помочь несчастному боссу, только у меня совсем нет власти, когда речь касается Сильвестра. Громила подчиняется исключительно Золотову. Пока Дима кушает, выпиваю несколько глотков кофе и иду проверить как там второй сын. За мальчишками глаз да глаз нужен. Они еще те выдумщики. Иван чаще всего генерирует идеи, а Дима его во всем поддерживает. — Ванюш, — кончиками пальцев тормошу его макушку. — Еще чуток мам, — бубнит. — Опять вчера допоздна в планшете шарился? — сразу раскусываю сына. — Мы уже об этом говорили, сегодня же конфискую его… — Нетушки! — как по щелчку просыпается. — Быстро умываться и чистить зубы. А потом выходи к завтраку. Утро тянется как жвачка. Я несколько раз звоню Максиму, надеясь хоть на малый проблеск понимания у мужчины, но трубку он не берет. Выхода из этой золотой клетки тоже нет, так что жду. Вообще, можно было связаться с полицией и пожаловаться, что Золотов держит меня в заложниках… Но думаю, Максим Леонидович совсем не оценит сей финт. Адвокат итак весь на нервах. Усаживаюсь на мягкий диван с книжкой, которую вчера начала читать. Сыновья разгуливают по просторным апартаментам как по музею. Для них каждая вещица интересна. Я периодически отрываюсь от чтения, контролируя детей. Давненько не было между нами столько гармонии и тишины. Не нарадуюсь. И, тем не менее в какой-то момент становится слишком тихо, до подозрительности. — Вань?! — резко захлопываю книгу. — Мы тут! — отзывается. Слышу из глубины бегущие шаги. На глаза попадаются сыновья, посматривая, как ангелочки. — Где были? — строго спрашиваю, ведь мне показалось, что мальчики наведывались в личный кабинет Золотова, а там быть им запрещено. Это единственная комната, куда нельзя детям. — Просто смотрели дом. — Точно? — Правда-правда. Сыновья складывают ладошки вместе перед лицом для пущей убедительности. — Неохотно, но верю, — улыбаюсь я. — А теперь марш в гостиную, включу вам телевизор, чтобы были на виду.