Шагаем в здание. Колесики телеги безжалостно стучат, раздражая меня, толпы покупателей тоже не радуют. Зато Нина с мальчиками веселы, как никогда. Это видно по их лицам, цветущим в улыбках. Нина отлично ориентируется и словно гид проводит экскурсию по торговому залу, мне остается только озвучивать женщине товары, которые следует найти. Иван и Дима держатся ближе к матери, иногда одергивая ее за рукав. Глаза у мальчиков разбегаются. Надо и того и этого, но Семенихина все желания сыновей исполнить не может. Она не волшебница или миллионерша, а взрослая женщина рабочего характера. И голос у нее четкий, знающий чего хочет. И походка уверенная. Спустя час тесного контакта с покупателями, которые игнорируют социальную дистанцию, ощущаю моральный и физический дискомфорт, такой силы, что хочется сбежать, побросав все. А треть от списка еще не в телеге. К этому времени даже мальчики устали. Одна Нина полна энергии. Схватила два куска сыра и принюхивается к каждому, изучая на свежесть. Можно было просто изучить этикетку, но Семенихина пояснила – никому нельзя верить на слово. И продавцам тоже. Смиренно наблюдаю за Ниночкой. Внезапно напрягаюсь от странного прикосновения. Оно не случайное, а намеренное. Настойчивое. Хмурюсь и оглядываюсь, замечая бывшую. Одну из бывших. — О…Золотов, — протяжно мурлычет Лия, — что с тобой? Снизошел до простого люда? Бывшая модельной внешности с рыжей копной на голове улыбается во весь рот, растягивая губы, накрашенные алой помадой. — Да… — бесцветно отвечаю ей и перевожу взгляд, за плечо Лии, ища Нину. Семенихина перекочевала ближе к молоку и занята очень. Мелкие бесята крутятся возле матери и, кажется, выпрашивают глазированные сырки. Лия всячески пытается быть кокеткой и шутницей, но у нее не слишком хорошо это получается. Никогда не получалось. Она рассматривает содержимое моей тележки. — Яйца, помидоры, тофу… Макс, я вообще тебя не узнаю. Где же двенадцатилетние напитки, клубника, ароматические свечи? В отдельных случаях не нужно напрягать мозг, чтобы сгенерировать блестящий ответ для таких бестактных высказываний, достаточно выдержать многозначительную паузу. Лия не со зла это ляпнула, а от стремления покрасоваться передо мной. Выглядеть элитно и пафосно осудив ни в чем неповинный тофу на дне телеги. Но я молчу и не пытаю Лию встречными вопросами вроде, что она сама забыла в столь приземленном месте, где есть яркие ценники со скидками. Лия переминается с ноги на ногу, наверняка испытывая неловкость и повышенный интерес. — Эм…Золотов, а ты в магазин один, что ли, приехал? — женщина делает шажок ближе. — С удовольствием, Лия, приехал. Она надувает губы и кладет ладонь на телегу, в то место, где лежит моя рука. — Вижу, ты без настроения Максим, но может приглашение в ресторан, растопит твой лед? — Приглашение? — Просто дружеская встреча! — спешит оправдаться. — Номерок не удалил? — То есть женского яда или желания смерти мне за то, что бросил, у тебя нет? — Ах, этой все в прошлом! Эмоции давно утихли! Отвлекаюсь на россказни Лии и не замечаю, что к нам подошли мальчишки. Они низкие. Так сразу не увидишь. — Дядь, а дядь, — окликает Иван. Лия не в курсе о моем хорошем знакомстве с Семенихиными. Женщина тут же напрягается и недовольно причмокивает, приняв Ивана за попрошайку: — Мальчик, скажи своим придурочным родителям, что если я еще раз увижу, как ты побираешься, отправлю тебя в интернат, а родственничков твоих за решетку! Ясно?! — Ага, — растерянно кивает мальчуган. Он слегка напугался громкого тона Лии, что забыл, зачем подошел ко мне. Иван растерянно на пятках разворачивается, а потом пулей бежит и скрывается за длинными стеллажами. — Так что, Макс, — продолжает Лия, — принимаешь приглашение? — Если найду окно в своем плотном графике, но ты особо не надейся, не хочу обнадеживать. Она млеет лишь от голоса. — Буду ждать звонка Максим, всегда… Общение с ней скучное и совсем не вызывает наслаждения. Ссылаясь на недостаток времени, кое-как прощаюсь с бывшей и иду на поиски Нины, однако у меня в кармане гудит телефон. Звонит брат. — Макс, помнишь Илларию Валентинову основательницу фонда помощи сироткам? — Худая как щепка мадам с огненными волосами? Да, знаю такую. — Она подозревает сотрудников фонда в мелком воровстве. Можешь посодействовать и популярно объяснить им, что грозит за такое. А еще расскажи обо всей романтике тюремной жизни. Только сделать это нужно на благотворительных началах, естественно. — А мне что с этого будет? Забесплатно я могу и из окна своей машины на маргиналов покричать. — Хоть какой-то плюс в твою карму, Золотов. Валентинова все-таки добрые дела творит. — Скинь ее контакты. Если время будет, помогу, но ничего не обещаю. Отключаюсь от Грозного. Двигаюсь в путь, управляя скрипучей телегой. Вдруг из отдела с крупами неожиданно вылетает Нина. Так быстро, что я едва не наезжаю на нее телегой. Женщина немного всклокочена и рассержена. За ней еле успевают маленькие Семенихины, держащие в руках по шоколадному батончику. — Максим Леонидович, где эта дамочка с длинным языком, потрудись ответить? — Лия? Она уже ушла. — Ее счастье. С какой стати твои подружки смеют называть детей побирушками? Ваня хотел позвать тебя, мне в руках тащить продукты было тяжело. — Лия не знала, что мальчики со мной. Подходит почти вплотную и тихонько шипит: — Значит, если дети с тобой, то нормальные, а если нет побирушки? Впрочем, что уж там, родители ведь придурочные. Да? Золотов… — Нет Лии больше. Уймись. — Только потому, что дети сейчас на меня смотрят, я буду улыбаться. Вот же…сходил. За хлебушком. При всем, что пострадавшая сторона в этой истории я. Ведь на меня клеветница-Семенихина подала иск. А теперь обидчиво задирает нос. Покупаю живого карпа. Захотел на ужин рыбу. Ниночка настолько гордая, что после расплаты на кассе забирает у меня чек и скрупулезно выискивает в позициях товары, которые были не в моем списке, а мелкие прихоти детей. Потом посчитывает на калькуляторе сумму, пока я складываю пакеты в багажник. Рассаживаемся по местам. — Держи Максим Леонидович, — протягивает мне руку, — четыреста семьдесят восемь рублей. — Ты смеешься Нин? — трогаюсь с парковки. — Я же когда-то говорила, что детки тебе ничего не будут стоить. — Убер-р-ри… Прикасаюсь к запястью Нины и слегка давлю. До момента пока ее рука не опускается на подлокотник. Мой взгляд полностью занят дорогой. Пальцы все еще сжимают тонкое запястье. Я не могу его отпустить. Ниночка не пошелохнется, смотрит перед собой в лобовое стекло и руку не одергивает. Ловлю этот момент и понимаю, что мне хорошо. Вот так по-простому и без лишних слов. В тишине. Поглаживая большим пальцем бархатистую и немного холодную кожу Нины. Семенихина очень приятна на ощупь. И вкусно пахнет. А когда молчит, то похожа на безупречную для меня женщину. В квартиру возвращаемся еще засветло. Глушу мотор. Мальчишки не спрашивая разрешения матери, вяло выползают из машины. Энергию они и впрямь отлично израсходовали. Остаток вечера должен пройти без приключений и мои нервные клетки тоже передохнут. Изначально я хотел помочь Семенихиным с жильем и Нине с судебным делом. Но узнав, что главным фигурантом буду я и это никак не исправить, решил повременить. Не отпускать детей и Нину. Никто не гарантирует, что помахав мне на прощание ручкой, Нина еще не побежит куда-нибудь для реализации своих безумных идей по защите сыновей от бывшего мужа. Во всех смыслах будет проще устранить «причину», чтобы потом не разгребать бесконечные «следствия». Сейчас почти все Семенихины у меня под контролем. Обожаю контроль, и когда все идет по намеченному плану.