Целовать Нину оказалось вкусно, но могу поспорить, если это случиться обоюдно, то будет приятно в квадрате. — Иди ко мне… — О боже! Нет! Я не хочу! — слишком грубо для предварительных «отказов» толкает в грудь. На меня накатывает следующая волна негодования. Первая была от встречи с карпом. — Но ты же намекала? Кусала губы и много чего еще. — Ах, — Нина заливается краской. — Ты неправильно понял. У меня губы обветрили немного. Чешутся. Нужно воспользоваться заживляющей помадой с пантенолом. — А я подумал, что ты соблазняешь. Кхм. Отхожу от Нины. Краснота и стыд с ее лица медленно ползут пятнами на шею. — Я теперь не знаю, Максим, как мне с тобой разговаривать и вообще жить. Ты целовал меня так жадно и настойчиво…словами не описать. Но я бы никогда не решилась рассказать такое подругам. Они бы умерли от зависти, а я осталась без людей, с кем можно посплетничать. Кто бы мог представить, что ты бываешь таким страстным. До этого дня я почему-то думала, что у тебя везде лед. За пределами ванной слышатся звонкие крики. Мальчики зовут маму. Нина спешно спрыгивает с подиума и лихорадочно поправляет платье, одергивая подол вниз. — Надень футболку Максим, — шикает она и нервничает. Будто совершила серьезное преступление и боится возмездия. — Ни за что. Она валялась на полу и испачкалась. — Да у тебя полы настолько чистые, что с них можно есть, — торопливо бежит к футболке, поднимает и протягивает ее мне. – Надевай. — Нет. — Умоляю, Золотов. Что обо мне подумают мои же дети, если застукают нас вдвоем? И тебя в таком виде? Шаги все приближаются. — Ненавижу тебя, Семенихина, — выдираю футболку и, стиснув зубы, надеваю. Если все закончилось приятным хеппи-эндом с взрывом наших ощущений и наслаждением, я бы не реагировал так остро на карпа, одежду, побывавшую на полу. Сейчас мне раздражительно. Я не получил, чего мучительно хотел. — Отойди от меня подальше, — испуганно шепчет. Можно подумать она боится заметить осуждение в глазах сыновей. А мне становится паршиво от ее отношения. Женщина суматошно подталкивает в грудь как прокаженного. Я хоть и продержал их сутки под контролем, но изначально же помог. — А вдруг не отойду? Перехватываю ее запястье и рывком тяну на себя. Нина утыкается мне в грудь, через мгновенье ошарашенно поднимает лицо. — Нет, — бьется в моих руках. — Я слишком неправильно тебя понял и не смогу остановить процесс без последствий. Для тебя. Увы. Беру ее за горло, надежно фиксирую. Склоняюсь и целую сладкие губы, так как хочу, без цензуры. До утоления этой нестерпимой жажды, рваных выдохов. И сложно сказать, что заводит сильнее теснота объятий или непокорность Ниночки, как она пытается укусить мои губы, в знак протеста, но снова сдается, когда я целую ее глубже. А может ее страх быть услышанной в коридоре, целуясь со мной, она словно нарушает закон. Услышав щелчок дверной ручки, быстро отстраняюсь. Это получается за секунду до того, как в ванную заходит Иван. Распаленная Нина с красными и припухшими губами стыдливо отворачивается к зеркалу, прикидываясь, что поправляет прическу. Мне не так трепетно до мелких щеглов, поэтому и мук совести не испытываю. — Мам, а что это вы тут делаете? — опасливо интересуется. За его спиной взволнованно выглядывает Дима. Она еще в шоке, не может оправиться от слишком горячего поцелуя. А чтобы убедительно врать не по возрасту умным детишкам, нужно иметь спокойствие и большую долю внушения. Говорить буду я. — Забрел на шум воды и случайно обнаружил вашу маму в ванной, — закрываю вентиль на джакузи. Достаточно Павлу воды, а то обрыбится. — М… — поджимает губы и морщит нос. — Там суп вовсю кипит. — Да? Хорошо, что сказал, — подхожу к Ивану. — Но ты не должен был до моего возвращения, оставлять креветок одних. — Они были не против, — пожимает плечами. Тем временем Дима тихой сапой крадется к джакузи и, взявшись за борта, с восторгом наблюдает за карпом, что-то приговаривая ему. У меня холод стекает по позвоночнику. Очень редко слышу, чтобы Дима говорил. В глазах мальчика я не лучший собеседник, то ли дело карп. Нина, наконец, отмирает, справившись с волнением. — Димочка, — обращается к сыну, разворачивается к нам лицом, подпирая раковину. — Мы с Максимом Леонидовичем посовещались и решили отпустить Павла в городской водоем, а какой именно выбирай ты. Мы с радостью съездим туда на машине и проводим карпа в последний путь! — В последний? — удрученно вздыхает и медленно оглядывается на мать. — Ой, нет! — визжит она. — Я имела в виду в последний сухопутный путь и переезд в привычную для Павла водную среду. Поближе к русалкам, например. Так ему будет веселее… Ласково гладит его по голове, но Дима насупился и дергается от матери как ёжик. — Я не маленький, чтобы верить в русалок. Павла быстро поймают рыбаки и снова отнесут в магазин. Карпы живут тридцать лет, но если выпустим его в грязный пруд, и года не протянет! — А что ты предлагаешь, сынок? — Давай купим, — воодушевленно подбегает к матери и широко раскрывает руки, — во-о-от такой аквариум и поселим Павла с нами? Пожалуйста, мамочка… Мы с Иваном, не сговариваясь, переглядываемся. Он отрицательно мотает головой, явно не поощряя эту идею. — Тридцать лет? Я не ослышался?! — негодую. — Угу, — кивает Нина. А тот мелкий тихушник снова заныл. Наверняка так, как в первый раз описывал Иван. Чтобы вновь растопить материнское сердце. — Я не позволю превращать квартиру в террариум! — объявляю позицию. По моему голосу всем ясно, что я не шучу. — Дети, — с улыбкой на губах произносит Нина, — ступайте в кухню, а мы с Максимом Леонидовичем тоже скоро подойдем. Мальчики слушаются и покидают ванную. — Золотов, — образ великодушной матери-героини с ее лица тут же улетучивается, — почему нельзя купить аквариум? Я же не за твои деньги собираюсь это делать. Разве ты не видишь, как расстроился мой сын? Я не хочу, чтобы дети испытывали разочарование. — А я не приветствую животных в доме. Никаких. Даже молчаливых, которые сами есть не попросят. Они воняют. — Тогда отпусти нас. Найду квартиру, где разрешат вонючий аквариум! Признаться, что я выдумал, насчет сожительства с Ниной отличается от реального положения. Возможно, если мы были бы вдвоем, то взаимоотношения выдались легкими. Все же она не только болтушка, но и мать. И дети у Семенихиной на верхушке пьедестала. Но я по привычке возражаю, вместо того чтобы задаться вопросом: а надо ли мне все это? — Я не отпущу вас до судебного разбирательства. Я тебе не доверяю и думаю, ты можешь натворить еще дичи. — Тогда позвоню в полицию, Золотов. — Ты сильно об этом пожалеешь, поверь. Полезного в моих словах можно не искать. Чтобы не наговорить лишнего, оставляю Нину в ванной и шагаю вслед за мальчиками. — Значит, карп будет жить здесь! — кричит мне в спину. — И только попробуй с ним что-нибудь сделать! Весь вечер стараемся держаться подальше друг от друга. При детях не скандалим, обмениваемся иногда колкостями, но они очень тонкие даже для умников Семенихиных. И суп мой Нина уплетает за обе щеки. При всем надменно подливает добавку.