И так пристально впивается в меня взглядом, будто надеется на снисхождение. — Рассчитываю, что нет. Я не имею должного запаса времени на долгие лирические вступления. Зинаида, поняв, что на меня где сядешь там и слезешь, молча отходит в сторону, пропуская в дом. Внутри веранды, конечно же, все вылизано до блеска. Семенихина еще и позаботилась об аромате, поставив на прибитую полку мисочку с апельсиновой кожурой. Миленько. — Присаживайтесь, пожалуйста, — указывает на стул возле стола, застеленного новейшей цветастой клеенкой. Делаю, как просит. Здесь комфортно, без преувеличения. Это как вернуться в детство к бабушке. — О чем вы хотели поговорить? — Секундочку, любезный, — с отдышкой отвечает. — Я же пирогов напекла, ягодный чай поставила. Мне будет неловко беседовать с гостем не накормив. — Я не гость, а приехал оказать вам персональную услугу. Та благополучно пропускает мимо ушей напоминание и скрывается внутри дома. Жду Зинаиду недолго. Она возвращается, держа в руках поднос. На нем праздничный сервиз из разряда тех, что на постоянной основе пылится серванте. И пироги. На вид аппетитные и пышные. Пахнут вкусно. Во владениях Семенихиных я около десяти минут, но до сих пор не наблюдаю одного персонажа… — А где ваш сын? — Алёшка на ферме трудится. Он очень работящий каждую копейку в семью! С первыми петухами из дома ушел, вот не знаю, когда вернется… — Полагаю, со вторыми петухами? — откидываюсь на стул. У Зинаиды едва заметно дергается подбородок, оттого что сильно сомкнула челюсть, но тут же натянула улыбку. — Вы не поняли. Я имела в виду, что мой сын ушел из дома на рассвете. Да все я понял. Разлив по чашкам чай, Зинаида плюхается за противоположную часть стола. К еде не рвусь, а напоминаю о сути приезда. Достаю блокнот и готовлюсь записывать. Помедлив, Зинаида сдается. — Я тут в больницу обращалась с проблемой в ногах. Мне врачи не помогли, а только хуже сделали, собаки такие! — стучит ногтем по столу. — Таблетки поддельные назначили, теперь вообще ходить не могу. Абсцесс, наверное, начался, — хлопает себя по лодыжке. Внимательно смотрю за ней. — Значит, на правую ногу жалуетесь? — Ага. — А иск планируете подать комитету здравоохранения или коммерческому медицинскому центру? Она, растерявшись, округляет глаза. — На городскую больницу. — Нога вы сказали, беспокоит левая? — Левая! Ноет, сил нет. — Или правая? Лицо Зинаиды багровеет. — Все болит, — говорит сквозь зубы. Закрываю блокнот. — Вы проиграете, потому что врете. Не в больных ногах причина. Так зачем вы меня позвали? Не верю, что старушка, которая старательно убирает дом, вот-вот лишится ног. Да и к тому же путается в показаниях. На страдающую от деменции она тоже непохожа. Опускаю взгляд, к наручным часам засекая остаток положенного для консультации времени. — Ладно, — кряхтит, — раскусили. Я хотела поговорить про невестку. Я знаю, что вы связались с Нинкой, но предупреждаю, с этой девкой лучше дел не иметь. Она ветреная, совсем не подходит для семейной жизни. Нинка гуляла от Алёшеньки по кабакам с мужиками! Целой ордой бородатых верзил. А еще она ругается матом, засранка и… Покашляв, перебиваю сердечную: — Вы всерьез собираетесь жаловаться мне на Нину за пятьдесят тысяч рублей? Зинаида наваливается на стол. — Вас уберечь пытаюсь от такой халды и за внуков боюсь. Всю кровь выпьет, и жизнь сломает, как это было с моим сыном! Верной Нинка тебе никогда не станет. У Алёшки от ее стряпни аж кишечник раздражался. Хорошо, что я вовремя на подмогу явилась и переехала к молодым. Брось ты вертихвостку. Мне не веришь, у знакомых спроси, тех, у кого работала. Ее все увольняют. Обидно за тебя. Такой видный мужчина… — А мы не на свидании, чтобы обижаться. Зинаида ёрзает. Я заметил, что и сама старуха то и дело посматривает на ходики, висящие на стене. Или за мою спину. Там как раз окно, ведущее во двор. Зинаида просит паузу и грузно встает со стула. Шаркает из веранды в дом под предлогом принять лекарство. А я остаюсь и тоже поднявшись, шагаю к окну. Отодвигаю штору. Ничего интересного во дворе не происходит. Вижу лишь стекло, засиженное мухами, которое мне очень захотелось помыть. И трупики высохших насекомых на подоконнике. Заприметив спрятанную грязь, начинаю видеть ее повсюду, хотя изначально внимание бы не обратил. По углам паутина. Отодвигаю носком ботинка ковер и нахожу под ним заметенный мусор. Испытываю брезгливость. Стало быть, ушлая свекровь несправедливо обвиняла Нину в неряшестве, если сама имеет за этим грешок. Она ждала меня и хотела произвести впечатление. Показать себя лучше, чем есть на самом деле. Пауза затягивается, и я даже чувствую, что меня бросили. Не выдержав, открываю дверь в дом. Прямо с порога в нос бьет ужасный смрад. Трудно описать словами ту вонь, вроде прелого тела вперемешку с успокоительными каплями и дерьмом. Мне захотелось блевать. Красочно было на веранде, а внутри темно от нераздвинутых штор и коридор завален ветошью. Дальше не захожу. Увольте. Я наблюдал такое в практике с жильцами, что тащили с помойки всякий хлам. В глубине дома слышится голос Зинаиды, кажется, она разговаривает по телефону. — Ну, где ты потерялся? — шипит. — Я уже не могу тянуть время. Этот гад будто читает мои мысли. Я не знаю, как еще его отвлекать. Он даже не жрёт ничего. Что? С фермы не выезжал? Алёша, ты дурень. Ничего нельзя тебе доверить. А время действительно заканчивается, чему я крайне рад. — Не ори Алёша. Мама что-нибудь придумает. Уже придумала. Адвокат пожалеет, что замахнулся на Нинку. Мне не найти другой идиотки, эту забирать надо. Молодую жену хочешь? Тю! Ни одна дура не согласится жить с тобой, кроме Нинки. Я бы поучаствовал в этих дворцовых интригах, если любезная Зинаида продлила консультацию. Я не испытываю страх и полностью в себе уверен. Иду к столу, выписываю чек. У меня все официально. Возвращается Зинаида с ангельским выражением лица. Не слышал бы ее кулуарные беседы, точно не поверил, что эта милая женщина способна на скверные слова. В руке она держит пачку денег, перевязанную резинкой. — Пересчитывать будете? — Нет, но, признаюсь, эта была самая легкая консультация за последние годы, — чуть не смеюсь над ней. Зинаида не оскорбляется, а будто расцветает сильнее. — А мне-то как полегчало! Прямо камень с души упал! На этом и прощаемся. По пути в город я почти расслабляюсь, заранее планируя остаток дня.