Уэльстер, Кардин, королевский дворец. – Мария, солнышко, посмотри, какое чудо! Милия поманила к себе падчерицу, и та с радостью подбежала к мачехе. Материал на платье действительно был чудом. Коралловый шелк, который безумно шел к темным локонам и карим глазам Марии, делал ее кожу прозрачной, а губы яркими. И девочка в нем была прелесть как хороша. Милия приложила шелк и так и этак, посмотрела, как драпируются складки, и кивнула. Поцеловала падчерицу, и отпустила, погладив темные пряди. – Так и сделаем. – Вы так добры, ваше величество, – восхищенно пропела модистка. – Давайте посмотрим еще вон тот бархат, – не ответила на комплимент ее величество. Доброта… А что такое – доброта? Милия Шельтская никогда не была ни злой, ни доброй, она была благополучной. У нее была хорошая семья, любящий отец и заботливая мать, она была старшей из четырех детей, и привыкла заботиться о младших. Ей не было это в тягость, потому что мать всегда подчеркивала – Милия ее первенка, любимица и лучшая помощница. И девочка старалась. Потом отец набрал денег, а это не так легко, когда вы живете в глуши, и вывез дочку в столицу. Милия знала, что ей особенно не на что рассчитывать – не слишком большое приданое, отец всего лишь барон, да и она не так, чтобы красавица. Каштановые волосы, конечно, хороши, и серые глаза тоже, но ведь есть и красивее! Вот в романах принцессы – те красавицы. Черные локоны, черные глаза. Или золотые локоны и голубые глаза. А она – обыденная. Но и обычные девушки кому-то да нравятся, правда же? Милия обязана сделать неплохую партию, и помочь братьям и сестричке. И родителям тоже. Это же понятно! Бунт? Протест? Бунтовать можно против общественного строя, но в родной семье, где тебя любят, и на тебя надеются? Ты можешь отстоять свою независимость, но стоит ли игра свеч? Что на одной чаше весов? Брак по любви, которой ты еще не испытывала, страсти, как в романах, ссора с родными, плохая репутация для тебя и твоей семьи, и неизвестно еще, чем закончатся все эти страсти. Примерно половина романов, кстати, кончалась смертью героев, а это Милию вовсе не вдохновляло. Может, и красиво умереть рядом с телом возлюбленного, орошая его слезами, но… почему бы не попробовать прожить еще лет так восемьдесят? У Альдоная времени нет, возлюбленный может и дождаться. А на другой чаше весов спокойная жизнь, с мужчиной, который может, и не идеален, но родители никогда не пожелают зла своему ребенку. Разве Милия разберется сразу, хорош ли человек? Конечно, нет. А вот мама с папой разберутся. Делом Милии будет полюбить своего супруга и помогать ему во всем. И помогать родным, и рожать детей, и вести дом, и видеть, как растут твои сыновья и дочери, и сделать их счастливыми… мало? Знаете, господа, не надо быть неблагодарными свиньями! Перечисленное – это очень много. Просто не все понимают таких простых истин. Счастлив не нахапавший миллионы, а тот, кому достаточно и пяти золотых. Юная баронесса была достаточно практична, чтобы понимать правоту родителей и достаточно ленива для бунта. Так что… Первый бал. Очарование? В том-то и дело, что нет. Для Милии он обернулся разочарованием. Блистательные придворные кавалеры предпочитали разряженных дам. Изящных, остроумных и богатых. А она – она такой не была никогда. Провинциальная девочка, этим все сказано. Не настолько красивая, не настолько богатая, чтобы привлечь чье-то внимание, а ведь семья на нее рассчитывает… А тут еще проходящий мимо дворянин толкнул лакея и на ее платье упало пирожное с гадким кремом, оставляя жуткую ляпу. От обиды Милия едва не расплакалась и поспешила выбежать из зала, чтобы никто ее не увидел. Надо было замыть пятно на платье, но где? Королевский дворец в Кардине – настоящая паутина. Даже сейчас Милия иногда путалась, а уж тогда… Поворот, другой, комната… Случай? Неожиданность? Но миром правят именно они. Альдонай или Мальдоная привели Милию в библиотеку, в которой ожидал свою фаворитку Гардвейг? Королю стоит только приказать? И дама придет сама? Да, но какой в этом интерес? А вот когда ты ее добиваешься, и дама дает согласие, и посреди бала удирает ненадолго, и они прячутся от ревнивого мужа дамы, словно юнцы… Может, и забавно звучит, но кровь это горячит, как в юности. Гардвейг ждал. И были отложены в сторону и корона, и прочие знаки власти – не стоит терять время. А вместо великолепной Фелисии на пороге возникла застенчивая девушка. И улыбнулась, приседая в реверансе. Так искренне, что король сразу ей простил неожиданность. – Здравствуйте. Простите, что побеспокоила вас, господин. – Прощаю, – не смог сдержать ответной улыбки Гардвейг. – Кто вы, прелестное дитя? – Милия Шельтская. Я просто искала, где… вот… Пятно на платье стоило близкого рассмотрения, равно как и его хозяйка. А потому Гардвейг не колебался. – Кажется, я знаю, где вы можете разобраться с этой бедой. Кардин – старый замок. Он полон не только портретов и воспоминаний, но и потайных ходов. Вот в один из них и скользнул король, увлекая за собой опешившую девушку. Он так и не признался, а Милия не догадалась, с кем имеет дело. И смывая крем в его спальне беззаботно рассказывала, что отец вывез ее ко двору ради поисков мужа. И она постарается оправдать его надежды, это же папа! И семья. А семья – самое важное, что есть у человека, правда ведь, господин? И я так благодарна вам… вы меня просто спасли от гадкого пятна! Будет ли она при дворе? Неизвестно. Если папе позволят средства, он просил покровительства у графа Абермаля, но граф пока молчит…. Почему не у короля? Ну что вы, господин, его величество, это ведь… Страшный? Нет, что вы! Наверняка не страшный! Просто это же Король, какое ему дело до такой мелочи? У него государственные дела… Короли бывают, как обычные люди? Вы наверняка шутите! Правда же? Это Король, какой же он – обычный? А Гардвейг слушал Милию, глядел в искрящиеся живым весельем серые глаза, впитывал тепло ее улыбки, и думал, что Фелисия – просто крашеная кукла. Как и большинство придворных дам. А вот Милия… У нее было то, чем не могла похвастаться ни одна из его любовниц. Искренность. Безбрежная, беспредельная искренность. И Гардвейг не устоял. Он проводил Милию обратно, и предложил ей встретиться еще раз. Он пришлет ее родителям приглашение… да вот, скоро будет бал-маскарад. И еще один бал. Да, он может это сделать, он приближен к королю. И – нет, госпожа. У меня самые честные намерения, клянусь вам. Милия поверила клятве. Да и как было не поверить? Гардвейг, влюбившись, становился неотразимо убедителен. А время ему требовалось и чтобы Альтрес проверил семью баронессы (что он и сделал, не обнаружив ничего предосудительного), и чтобы Милия привыкла к нему. Гардвейг не был подонком. Он был тираном, он был жесток, безжалостен и плевать хотел на все, кроме государственных интересов, но женщин он никогда не насиловал и не принуждал. Никогда.