– Я рассказал ему о том, что к людям надо быть милосердным. О том, что мне тоже хочется… свершать богоугодные дела и обращать грешников, и особенно грешниц. О том, что наш мир жесток… – Джер-рисон Ир-ртон! Благородный граф состроил невинные голубые глазки. – Вы не верите в мое благородство, госпожа графиня? Вы разбиваете мне сердце! Лиля огляделась вокруг в поисках чего потяжелее. Джерисон рассмеялся и поднял руки вверх. – Не надо! Обещаю все рассказать… но не на улице. И только после обеда. Вскочил, негодяй, на коня, и пустил его вскачь. Лиля и Миранда переглянулись. Средние там века, не средние… Женщина, у которой разбередили любопытство, страшнее голодного тигра. А уж если добыча убегает… лови его, негодяя! Одним прыжком взлететь в седло, подтянуть к себе Миранду. Вперед! Только пыль столбом завилась. Из окон магистрата большими выпученными глазами глядели барон и пастер. И кажется, радовались, что дешево отделались. Настигнуть господина графа удалось только в номере. И то негодяй предпринял попытку отгородиться ванной. – Девочки, я сейчас искупаюсь, и все вам расскажу! – Папа! – взвизгнула Миранда. – Джессссс, – прошипела Лиля. Благородный граф понял, что сейчас его будут цинично щекотать в четыре руки, и сдался. – Ладно! Я просто сказал этому типчику, что мы специально ехали за мастером. И заберем их обоих. Ему – не возиться, а нам все равно нужен человек, чтобы воплотить твою идею, да, дорогая? Лиля кивнула. Понятно, версия для Миранды. – А проблем не будет? – Нет. Пастера устроили доказательства, которые я ему предъявил. – Будем надеяться. Джерисон тряхнул головой. – Я в этом совершенно уверен. Мири, солнышко, сбегай, поторопи с ванной? – Да, пап. Девочка унеслась из номера, а Лиля поглядела на супруга. – Все не так просто? – Я расскажу позднее. Но проблем не будет, – махнул рукой Джерисон. Вот в этом Лиля и сомневалась. Мало ли, что думает ее муж? Враги – они тоже думать умеют, и не хуже Джерисона. Знаем уже, плавали. Но пока оставалось лишь довериться супругу. А еще сходить, распорядиться, чтобы мастера устроили в одной комнате с дочерью. И охраняли получше. Мало ли что? Мало ли кто? Разъяснения Лиля получила уже ночью, когда уснула Миранда, и супруги смогли пошептаться. О чем-то большем даже мечтать не стоило, но хоть выспаться под крышей, искупаться и вот так, полежать, взявшись за руки, и поговорить. Тихо-тихо, в темноте. Почему-то такие моменты бывают интимнее, чем секс. – Что ты сказал этому гаду? Джес не стал ломать комедию. Было поздно, да и дочь разбудить не хочется. А Лиля точно будет возмущаться, если он начнет крутить. – Я сказал, что все знаю. И добавил, что эввир – мой. – То есть? – О твоих делах с мастером Лейтцем все знают… Лиля и не сомневалась. И знают, и завидуют. И что? – Я сказал, что Шмульц – мой человек. Через него шла моя торговля, и я приехал проверить как дела. Его дочь не шильда, а сам он святился, как и девчонка. – Ага… – И намекнул, что пастер влез на чужую делянку. Баб много, денег мало. Лиля хмыкнула. Ну да, вот это могли понять циничные твари. Не сострадание к девчушке, и не бескорыстную помощь совершенно постороннему человеку. Помощь, оказанную просто потому, что мимо пройти нельзя. Или себя уважать перестанешь. Это им было недоступно, как гиене – стихосложение. А вот циничное и жесткое: «мои деньги, убери руки!» поняли равно и мэр, и пастер. Не просто поняли, приняли и одобрили. Сами такие. – И? – Он отдает мне эввира и соплячку, я забываю обо всем, что произошло. И чтобы не было вони, увожу их из города. Жаловаться они не побегут. – А ты можешь… Джес хмыкнул. Он еще в магистрате понял, что Лиля никуда без этих двоих не уйдет. И постарался минимизировать последствия. Здесь и сейчас – он на чужой территории. Вот в Лавери он на своем месте, он дома. Там он мог бы просто приказать выбить правду из негодяев. А здесь… Он, конечно, граф. Но прежде, чем жаловаться королю, до него еще добраться надо. А места тут глухие, провинция… Мало ли кто налетит? Мало ли откуда стрела прилетит? Джерисону этого не хотелось. Он ехал с женой, с дочерью – к чему лишний риск? Тут тоньше надо, аккуратнее. Объяснить пастеру, что побаловался и хватит. Намекнуть, что последствий не будет, но сотрудничать стоит. И увезти проблему подальше от Лостра. Дешево и сердито. Можно бы еще и денег дать, но это уж перебор. А вот чернильную ручку Джерисон пастеру подарил. Работы мастера Лейтца. И намекнул, что не надо мешать чужой торговле, а то ведь прилететь может. Пастер оценил ручку, понял, что влез на чужую делянку, оправдываться не стал, но на мировую согласился. Его тоже все устраивало. Бывает такое у мужчин. Заклинивает.