Глава 5 Святость и светскость Ативерна, где-то в дороге. – Три моряка поплыли на лодке. О лорелай лорелло. В море они ловили селедку. О лорелай лорелло. На берегу селедку коптили О лорелай лорелло. Пива в таверне они купили О лорелай лорелло. Лиля подумала, что бродячие менестрели – зло. А беруши – добро. И надо бы срочно вспомнить, где выращивают хлопок, как делают вату, и вообще – лет десять, и будут ей затычки для ушей. Служанка в таверне была хороша О лорелай лорелло. Пиво носила она не спеша О лорелай лорелло. Ей моряки сказали – красотка, О лорелай лорелло. Все б на тебе женились красотка О лорелай лорелло. А может, проще сразу прибить? Не дожидаясь урожая хлопка? Бродячие менестрели – такой народ. Непоседливый и пронырливый. А еще неясно почему пользующийся спросом. Ведь и есть-то… Лиля с искренним отвращением покосилась на человека, который сидел на бревне, и наигрывал на чем-то вроде лютни. Надеть бы ему этот инструмент на голову! Менестрель прибился к их кортежу сегодня днем. Шел по дороге, а увидев приближающихся всадников, не сошел и согнулся в поклоне, как поступали все крестьяне, а остановился прямо посреди дороги и склонился в поклоне, сдернув с головы нечто вроде берета. Похожую шляпу Лиля видела как раз у д’Артаньяна. В чем-то подобном шевалье приехал в Париж, но счел головной убор невыносимо провинциальным и поспешил от него избавиться. Местные сочли его очаровательным. Да и менестреля тоже. Положа руку на сердце, основания у них были. Менестрель, со звучным именем Варфоломей, был очаровательным юношей лет двадцати – двадцати двух, с кудрявыми локонами русых волос, смазливым личиком и такими громадными голубыми глазами, что Лиля (совершено не романтично) заподозрила у него базедову болезнь. Берет с пером цапли ему был очень к лицу, и голубой дорожный костюм, и даже побрякушки, нашитые то там, то здесь. Не к лицу ему была только музыка. Вот в роли жиголо или комнатной собачки он был бы незаменим. А как певец… Лиля на миг задумалась, имел бы он успех в двадцать первом веке? Наверное, да. Слабенький голос есть, слух тоже, мордашка смазливая, а репертуар и там не лучше. Варфоломей попросился ехать вместе с кортежем и развлекать благородных господ, и выполнял свое обещание. Вот уже полтора часа выполнял. Сначала рассказал историю о принцессе, которая была заперта в высокой башне и храбром рыцаре, который поехал ее вызволять. Потом спел несколько баллад… терпение женщины откровенно заканчивалось. Убила бы! – Джес, может, прогуляемся? – тихо спросила она мужа. – Вам не хочется послушать менестреля, госпожа графиня? Лиля передернулась. – Мне его убить охота, а не слушать эту нудятину. По закону подлости, именно в этот момент менестрель замолчал, воцарилось то самое мгновение перед аплодисментами, и в гробовой тишине слова графини прозвучали особенно отчетливо. Аплодисментов Варфоломей так и не дождался. Все ахнули. – Лилиан! – Присцилла спокойно обращалась к ее сиятельству по имени. – Разве можно так? Эрмина фыркнула. – Благородному человеку, разумеется, нельзя. Джес понял намек и побагровел. Лиля поняла, что уйти по-тихому не получится, и приняла вызов. – Простите, Присцилла. Я просто не могу это больше слушать. Графиню Ройвель она просто проигнорировала, словно и не к ней относилась шпилька. Поди, огрызнись! Признай, что не чувствуешь себя благородной! – Возможно, прекрасной госпоже по вкусу что-то другое? – менестрель обязан быть хорошим психологом, или долго в профессии не продержится. Побьют. Ногами. – Я готов исполнить для вас любую балладу, любой мадригал! Лиля передернулась. – Боюсь, вы никогда не споете то, что мне понравится. Ваши песни не в моем вкусе, любезнейший. И вы в этом не виноваты, просто – так получилось. – А что во вкусе прекрасной госпожи? – Правда, – поддержала Эрмина. – Осуждать легко, а вот превзойти певца – сложно. Лиля хмыкнула. Сколько раз она слышала эту песню, сколько раз читала эти слова. Развелось тут критиков, нет бы самим… – Я личность творческая, беззащитная, меня всякий обидеть может? – Простите? – опешила графиня Ройвель. – Критикуешь? Сделай лучше. Вы ведь это имели в виду, Эрмина? Но разве обязательно быть поваром, чтобы не любить тухлятину? Или чтобы распознать в пирожках гнилую капусту? Тут можно и вовсе готовить не уметь. Менестрель искренне обиделся. Лиля подняла руку, успокаивая его. Ладно уж, не виноват парень, что у нее такое разочарование. И что до Высоцкого ему как до Китая пешком. И даже не до Высоцкого – просто, до какой-нибудь группы «Веселые телки из Ухрюпинска». Надо быть снисходительнее к людям, как умеют, так и поют. Будет и в этом мире когда-нибудь симфонический оркестр, надо только не прибить его предка. – Поймите, вы не виноваты, что мне хочется послушать что-то другое. Я не умею петь, но это не мешает мне любить одну музыку, не любить другую… что в этом удивительного? Может быть, вы расскажете какую-нибудь историю не про любовь? Что-то с приключениями? Есть у вас такое в репертуаре? Обидчивый менестрель – существо редкое, потому как кушать хочется, мужчина подумал пару минут, а потом кивнул. – Как не быть, прекрасная госпожа. Сказание о рыцаре Алистаре и злокозненной шильде, желаете послушать? Закивали все. Острый момент был исчерпан, и люди приготовились слушать. Это действительно была сказка.