– Не думаю, что они готовы, – в итоге напряженно произносит друг. – Там и узнаем. Уже пора выводить их "в свет". Рэнли рассказывает Заку о кандидатах, потом глава девятки лично общается с ними. Зак решает взять с собой парня, его имя Стивен Пьер. Он бы взял и девушку, но их в его жизни стало слишком много. Герды, Алекс и Ребекки вполне достаточно, чтобы свести его с ума. И это с учетом того, что одну он так и не может найти. Зак не думает, что она погибла. Он уверен, что нет. Как-то он говорил Рэнли о том, что Александрия Брукс тот ещё воин и не стоит её недооценивать. Какая ирония… он ведь сам её недооценил. Но она жива. Она где-то там, и Закари найдет её. Когда выбор сделан, Рэнли направляется к двери, но Зак всё же решается и окликает друга. – Увези её на восьмерку. Рэнли оборачивается настолько резко, что практически чертит круг вокруг своей оси. – На восьмерку? – переспрашивает он. Взгляды встречаются, Зак выгибает бровь дугой. – Ты недавно говорил, что готов увезти Ребекку куда угодно. Или твоё "куда угодно" имеет определенные границы? Рэнли чувствует, что попал, буквально только что, угодил двумя ногами в болото. Один на один с Ребеккой. На протяжении нескольких часов – это практически пытка в аду. – Когда? – спрашивает он. Закари смотрит на запястье и, разглядывая стрелки на часах, говорит: – Сейчас. У тебя сутки, чтобы вернуть мне сестру в целости и сохранности. – Принял. Закари переводит взгляд на Рэнли, и его глаза простреливают друга. – И не смей… – Да понял я. Рэнли уходит, а Зак откидывается на спинку кресла и расстегивает верхние пуговицы черной рубашки. Ребекка не перестанет пытаться достучаться до Зака, но самое страшное в том, что когда он покинет стены базы, она тут же улизнёт на восьмерку сама. Он знает её лучше, чем она сама себя. Опрометчивые поступки у неё в крови. Выбор Зака пал на Рэнли не случайно, Зак безоговорочно доверяет только Нео и Рэнли, но Нео нужен на базе, ведь сегодня ночью Закари отправляется на первую "официальную" встречу с Гарсия. Глава седьмая Не знаю как мы выжили… Ума не приложу… Мы бежали по снегу, проваливались в сугробы, падали, вставали, а в ушах стоял звук поедания людей. Его невозможно описать обычными словами, но стоит услышать однажды – и ты его никогда не забудешь и ни с чем не спутаешь. Так звучит самая ужасная смерть. Бежали и бежали, шевелили ногами так быстро, как только могли, я даже толком не помню, каким образом, но мы оказались в одноэтажном доме и заперлись внутри. Лекса моментально рухнула на пол и её начало трясти, руки и ноги ходили ходуном. Она лежала на спине и билась головой о пол. Словно по всему телу проходили электические разряды тока. Я бросилась к ней, и она замерла. Я её практически потеряла. Этот страх я запомнила так же, как и звук поедания плоти зараженными. У меня уже не было выбора и мыслей по поводу использования вакцины Лейзенберга. Замерзшими руками вынула её из кармана и мысленно послала Господу благодарность, что металлическая колба в целости и сохранности. Всё бы ничего, но у меня не было шприца, я не знала, нужно ли разводить это "чудо-лекарство" хоть с чем-то. Я приказала девушкам обследовать дом и найти аптечку, Фиби принесла её буквально через минуту, а я приложив пальцы к пульсации на шее… я отчетливо чувствовала, как Лекса уходит от меня. Ощущала, что с каждым вдохом моя маленькая сестренка покидает проклятый мир… и снова оставляет меня одну. Набрав в шприц желтую жидкость, которая обещала исцеление, я встретилась с очередным сомнением. Куда я должна ввести вакцину? В вену, в шею как в кино, воткнуть в ногу или же в задницу? На выручку мне пришла девушка, имени которой я даже не знала. Её мы достали последней и она единственная, кто бежал босиком и практически без одежды. Как оказалось, до прихода тумана девушка училась на медсестру, она задала мне пару вопросов и решила, что это будет что-то вроде прививки, она сама воткнула иглу в плечо Лексы. Девушка с трудом держала шприц, её замёрзшие красные руки дрожали, и я боялась, что она может промахнуться. Она не промахнулась. Но сердце Лексы перестало биться. Совсем. Тридцать секунд Лекса была мертва, и за эти тридцать секунд я постарела на десятки лет. Но я даже заплакать не успела, как Лекса резко села и начала хватать ртом воздух, а мы вчетвером смотрели на неё во все глаза. Так я узнала, что Лейзенберг действительно создал что-то поистине беспрецедентное. Значит, всё, что я делала – лгала, крала, убивала, шла напролом… всё это обрело смысл. Все мои грехи, провалы и предательства были не напрасны. Первая неделя была самой сложной. Лекса ушла в себя и практически не разговаривала, а если и говорила, то только два вопроса: "Когда мы пойдем за Доми?", "Что ты мне вколола?". На оба вопроса у меня не было ответов, но первые семь дней показали, что Лексе больше не нужен инсулин. Более того шрам в виде нескольких полос на лице, который ей поставили в стенах школы полностью исчез, на щеках появился здоровый румянец, и вообще она стала выглядеть, словно только что вернулась с курорта. Но Лекса стала куда более раздражительной. Всё чаще и чаще я видела, как она срывается по мелочам, но пытается сдерживать себя. С прежней Лексой было намного проще, она сама шла на контакт, а что делать с новой, я не знала и решила дать ей время. Мы заколотили выбитые окна, обследовали дом и несколько ближайших к нему заброшенных жилищ. Радовало то, что вода была, мы могли мыться и пить, хотя и ледяную жидкость. Отопления и света не было. Мы спали в куртках и зарывались с головой в одеяла, что позаимствовали в соседних домах. Фиби везде ходила за мной, я не знаю, почему девушка решила, что я её куратор, но она задавала кучу вопросов. Что, как, где и почему. С одной стороны я понимала её, чем больше знаешь, тем больше шансы выжить. Но она настолько действовала мне на нервы, что однажды я вспылила и накричала на неё. Фиби смотрела на меня как на предателя, в её глазах даже собрались слёзы. Но мне хотелось одного, чтобы она дала мне передышку, и мне было плевать, что цена отдыха моих ушей – её слезы. После этого Фиби отстранилась, но стоило мне только позвать кого-то с собой на вылазку или же просто попросить помощи по дому, она была тут как тут. Девушка, которая училась на медика – Софи – обморозила себе ступни, мочки ушей, кончик носа. Она сама себя лечила и практически ни с кем не разговаривала, за это я была ей особенно благодарна. Но вот её ноги подпортили мои планы бежать как можно дальше от девятки. Идти она не может, а если и может, то только босиком, обувь ей было не надеть. Софи испытывала чувство вины, она говорила об этом Фиби, а та в свою очередь всё передавала мне, хотя я и не просила об этом. Кортни – та, что с изуродованным лицом, напрягала меня меньше всех, она всегда была настороже, выходила со мной за пределы дома. В одну из наших вылазок в поиске еды, она рассказала, что её дядя был полицейским и научил единственную племянницу многому, за это её и изуродовали в пастве Барона. Она должна была забеременеть, ведь все анализы показывали на это, но её изнасиловать удалось лишь однажды. Она убила мужчину и за это стала "страшнее ночного кошмара", так они её называли, но она не жалеет о содеянном, ведь после наказаний к ней боялись подходить, а Барон не разрешал отпустить или убить её, здоровая матка слишком важна для него. Это был наш самый долгий разговор. Кортни не стеснялась говорить о произошедшем, она твердо смотрела мне в глаза и рассказывала всё в таких красках, что меня чуть не вывернуло наизнанку. Она говорила, что знала о том, что они с ней сделают. "Лучше быть безобразной, нежели красивой. Красота стала проклятием, а не спасением", – так она сказала, и мы продолжили осмотр ближайших окрестностей. Я долго думала над её словами и пришла к выводу – Кортни права. Не знаю как ей удалось не слететь с катушек и остаться в здравом уме после пережитого, но я горжусь ей. Она намного сильнее тех, кого я встречала раньше. Волк пришел к дому только на третьи сутки, и я была настолько рада его видеть, что даже всплакнула. Его пасть была в крови, и он хромал на переднюю лапу. Малышу досталось. Видя, как он зализывает рану, я хотела пойти и уничтожить того, кто сделал это с ним. Следующие две недели были куда более интересными, я смирилась с молчанием сестры, главное, она жива и рядом со мной. И на этот раз я принимаю ответственность за неё с распростертыми объятиями. Со временем мы поговорим о том, что с ней делали в школе, но сейчас она к этому не готова. Или я не готова. Все эти три недели я не могла отделаться от ощущения, что в городе ещё есть люди, и молилась, чтобы они никаким образом не относились к девятке. Я стала параноиком, который только и ждёт, что его поймают. Но всё было тихо, мы даже не видели больше зараженных, не то что живых людей. Иногда казалось, что весь мир мертв, остались только мы впятером и волк. – Софи, как ты? – спрашиваю я, присаживаясь перед белокурой девушкой. – Уже лучше, скоро буду в норме, – отвечает она и отводит взгляд в сторону. Девушка напряжена, каждая частица её тела кричит о нервозности. – Ты больше ничего не хочешь мне сказать? – на всякий случай спрашиваю я. Она отрицательно качает головой и закусывает губу. Я поднимаюсь, но Софи вскрикивает: – Подожди! Снова сажусь перед ней, и она, озираясь по сторонам, шепчет: – Я… я, кажется, беременна. Пару мгновений я просто смотрю на неё. Моргаю. Снова смотрю и ещё раз моргаю. Что б тебя! – Уверена? – спрашиваю я. – У меня задержка пять дней, до этого раньше всё было как по часам, а теперь… Этого нам только не хватало. – Я поняла тебя. Начинаю подниматься, Софи хватает меня за руку и смотрит умоляющим взглядом. – Я не буду обузой, Алекс, пожалуйста, не оставляй меня тут. Я обещаю, что не буду обузой. Я что-нибудь придумаю. Сделаю. Исправлю это… – И не собиралась оставлять тебя. Успокойся, это может быть обычный гормональный сбой, как минимум из-за стресса, обморожения или ещё чего-нибудь. – Надеюсь, ты права. Спасибо. Спасибо, что вытащила нас оттуда. Трое из автобуса не согласились бы с Софи. Но и об этом я тоже стараюсь не думать. Выпрямляюсь и накидываю на голову капюшон, поднимаю с шеи повязанную бандану, закрываю лицо и направляюсь на выход. Сегодня в кои-то веки я иду за пределы дома одна. Точнее, с волком. Перекидываю через плечо автомат, проверяю пистолет, застегиваю куртку и иду на выход. В этот раз мне нужно найти транспорт, все предыдущие попытки были провальными. Я знаю, где находится заправка, но вот исправных машин днём с огнем не сыщешь. Но самое главное, я хочу вернуться к автобусу, там осталось оружие, а оно нам ой как нужно. Пурга невыносима, если не прикрывать рот и нос, то дышать невозможно, кажется, что холод пробирается в легкие и сковывает их. Щурюсь и стараюсь не потерять из виду волка, но снежная пелена и туман то и дело слепят меня. Рука сжимает рукоять пистолета, но там осталось всего три пули. Ветер завывает, и я не могу прислушаться к окружающей обстановке. Если говорить кратко – погода дерьмо. Ноги утопают в снегу, но всё же примерно через полтора часа я вижу яркое пятно на снегу. Автобус практически замело, взбираюсь на него и прыгаю вниз, ноги моментально проваливаются до колена. Оставшиеся оружие должно находиться в конце автобуса, но это не факт. Начинаю поиски с того места, где последний раз его видела. Разгребая сугроб нахожу конечности, голые кости, они раскусаны настолько, что невозможно определить, откуда именно та или иная кость. Всё же нахожу сумку, честно стащенную из школы, так же удается отыскать рюкзак Логана, а вот от моих вещей и следа не осталось. Вылезаю из склепа и направляюсь к третьей улице справа, там мы ещё транспорт не искали. Удивительно, но мне намного комфортней и сподручней быть одной. Да, я приняла ответственность за Лексу, она ведь моя младшая сестра, но я также взвалила на себя ещё и заботу о трёх совершенно незнакомых мне девушках. И одна из них, возможно, беременна. Гадство. Добравшись до третьей улицы, вхожу на территорию первого же участка. Я не ломлюсь в дом, а вот приоткрытая дверь гаража так и манит меня. Даже если там нет машины, то я могу немного перевести дух и отдохнуть от несмолкающего завывания ветра.