Нижняя губа опять задрожала. Рано или поздно обида прорвется наружу, и он расплачется. – Я умолял и угрожал, плакал и проклинал его, но его ничто не трогало. Он приковал меня, бросил меня там… в лицо мне дул ветер, но я кричал, орал ему вслед, что он ошибся, взял не того человека, перепутал имя, мое и моих родителей… но его уже не было! Рино поднялся. Он почувствовал, что унижений для несчастного достаточно. Было ясно одно. Кто-то когда-то посеял зерно ненависти. Ненависть никогда не вырастает на пустом месте. Когда он закрывал за собой дверь палаты, в голове запоздалым эхом отозвались строчки старой песни: «Зло шагает…» * * * На рисунке было восемь человечков разного размера, самый большой – в левом углу. Линии сверху и снизу рисунка, очевидно, показывали, что люди находились в комнате. Мебели в этой комнате не было, только прямоугольное окно или, как предположил кто-то из сотрудников, школьная доска. Фигурки были нарисованы очень просто, так что пол или возраст человечков определить не удавалось. Одни фигурки были повернуты друг к другу, другие стояли отдельно. В левом нижнем углу – инициалы Б.Д. На корабле «Нурфолда» Рино направлялся на остров Ландегуде. Он разглядывал копию рисунка. Оригинал отправили в лабораторию, но Рино сомневался, что они найдут какие-нибудь другие отпечатки пальцев помимо тех, что обнаружили сразу. Тот, первый рисунок, в свое время проверили очень тщательно, однако расследованию это не помогло. Он допил кока-колу из бутылки, зевнул, достал жвачку и отправил ее в рот. Во время всего пути мимо его стола постоянно носились двое мальчишек, и сосредоточиться не получалось… Очевидно, их внимание привлекла его полицейская форма, к тому же во время посадки он дружелюбно улыбнулся им. И получается, допустил ошибку. Корабль замедлил ход, а голос в громкоговорителе сообщил, что они пристают в Ландегуде. Он свернул рисунок, положил его в карман, подождал, пока самые нетерпеливые пассажиры выберутся на палубу, и поднялся следом. Ветер был намного холоднее, чем в городе, и инспектор вспомнил беднягу, несколько часов просидевшего на пронизывающем ветру, опустив руки в ледяную воду. Похоже, врач не преувеличивал, когда описывал боль, которую тот испытал. Гулкий звук, раздавшийся во время спуска по трапу, напомнил ему, что он забыл переодеть старые сабо. Они не очень подходили к форме, но теперь уже ничего не поделаешь. На причале стояли восемь человек, и среди них – бывший смотритель маяка. Сейчас ему было около восьмидесяти, а на маяке он прожил с начала шестидесятых и до 1993, когда маяк заменили на автоматический… У старика были четкие черты лица, яркий румянец, глубокие, но редкие морщины и седые волосы цвета летнего дня в Северной Норвегии. – Антон Седениуссен, – ладонь его по размеру могла сравниться с небольшой черепахой, а при приветствии руку Рино сжали тиски из плоти и крови. – Это я освободил того парня. «Причем, похоже, голыми руками», – не удержался от мысли Рино, пытаясь вызволить руку из плена. – Видать, злопамятный парень… – Что, простите? – Большинство из нас в порыве ярости мечтают оторвать обидчику голову. Но вот осуществить… – Мы не всегда можем понять, о чем думал преступник. – Ну да, ну да, – хмыкнул старик, – я иногда и сам себя-то не понимаю. Рино огляделся. Дорога, построенная только в девяносто четвертом, причем на первый взгляд – инженером-выпивохой, вдохновила многих жителей острова на покупку автомобиля. – Пожалуйста, садитесь, – Седениуссен показал рукой на старенький «мерседес». – Машина почти двадцать лет простояла в городе. А теперь ноги мои подали заявление об отставке. Вот она и пригодилась. Старик сел практически на пол. При росте метр восемьдесят пять Рино был выше среднего, однако, сев, почти уткнулся в переднюю панель. Старик пододвинул сиденье, наклонился к рулю, и «мерседес» рванул вперед. – Она несется, как перезрелая вдова моряка. А ведь у нее внутри никогда никто не копался. Рино взглянул на счетчик километража. Всего сорок тысяч километров. За тридцать с небольшим лет! И впрямь неудивительно, что ноги старика затянули свою последнюю песню. Попользовался он ими на славу. – У нас есть основания предполагать, что жертву привезли сюда на каноэ. Среди ночи. – На каноэ? – Машина дернулась. – Дорога туда и обратно, и еще нужно было приковать жертву – на все это ушло самое меньшее пара часов. Значит, есть надежда, что кто-нибудь успел хоть что-то заметить. Старик свернул на небольшую дорожку и остановил машину. – Вчера вечером я сидел у себя на маяке. Замок все тот же, ключ у меня никто не забрал. Я туда иногда прихожу погрустить. После того, как жена умерла… понимаете, я ведь полжизни провел на этом холме. Рино понимающе кивнул, хотя сам никогда еще не испытывал подобных чувств. – Скажите, вы когда-нибудь бывали внутри маяка? – Нет. – Хорошо. А то бы вы не поняли. Большинство ведь заберутся на башню, побродят там минут десять-пятнадцать, полюбуются видом и сразу вниз. А нужно провести там хотя бы сутки. Увидеть, как день сменяется ночью, как зарождается новый день. – Другими словами, это местечко для терпеливых? Старик криво ухмыльнулся и обнажил изъеденные табаком зубы. – Расслабьтесь. Не по мне это – всякую суеверную чушь нести. Просто, посидев там, меняешься. Начинаешь чувствовать себя одновременно и незначительным, и могущественным. Понимаешь внезапно, что все, что представлялось тебе неизменным, на самом деле постоянно меняется, и ты волей-неволей становишься частью этих перемен. Звучит невесело, да? – Ну да. – Ну да… Поэтому-то я и прихожу сюда день за днем. Вот и вчера тоже был тут. Но каноэ… Мои глаза много чего видали, но требовать от них, чтобы они разглядели мелкую щепку посреди океана, – это уж слишком, – старик махнул рукой, – А ночь была темная, как страсть пасторской жены, – он опять криво ухмыльнулся, будто вспомнил о своем личном опыте. – Пойдемте посмотрим? Это здесь внизу, за валунами. Сначала они шли по низине, и, сделав пару неловких шагов, Рино насквозь промочил ноги. Скалы и валуны были похожи на вышедших на дозор воинов, заслонивших собой побережье. Старик почесал свою потрепанную шерстяную шапку и шагнул на самый большой камень. – Вы там осторожнее, зеленый мох очень скользкий… Черт подери! У вас что, деревянная подошва? – Я забыл переобуться. – Ну вы даете! Ну ладно, мы уже пришли. Наконец они добрались до расщелины, на которую указал смотритель маяка. – Вот здесь он и сидел, – старик тяжело дышал, – вот на этом камне. Рино увидел лишь несколько маленьких круглых камней, а потом вдруг до него дошло, что старик показывал на большой камень под водой. – Сейчас прилив. Во время отлива вода ниже камня. Вот там он и стоял на коленях, как будто из волн на него грозно смотрел Создатель. Я знаю, каково это, – отморозить пальцы до бесчувствия, но этот случай… кто же так адски жесток? – Именно это я и пытаюсь выяснить. – Найдите его. Такой дьявол не должен разгуливать на свободе. Они спустились вниз. – Ко мне прибежал парнишка и сказал, что здесь прикован к камню под водой какой-то человек. К счастью, я ему поверил, взял с собой самые большие кусачки, ими можно перекусить цепи шириной в палец. Цепь, которой его приковали, была примерно в сантиметр толщиной. Пара движений – и бедняга был свободен. Но от холода он словно с катушек съехал. Рино снял носки, закатал брючины и шагнул в воду. От холода у него перехватило дыхание. Показалось, что сотни маленьких иголочек впились в ступни. – Холодно? – Седениуссен насмешливо наморщил нос. Рино неподвижно постоял, дождался, пока утихнет пульсирующая боль, и двинулся вокруг камня. На дне лежала полуметровая цепь, которая была прикреплена к штырю с кольцом, торчавшему из камня в расщелине. – Поработал он на славу. Штырь вбит намертво, – старик сплюнул. – То есть раньше этого штыря здесь не было? – Если бы он здесь проторчал хотя бы пару недель, вы бы это заметили. Соленая вода почти все разъедает. – То есть получается, что он вбивал этот штырь в ту же самую ночь? Старик пожал плечами: – По крайней мере, незадолго до того. Два ночных визита удваивали надежду на то, что преступника кто-нибудь заметил. Но Рино не сомневался, что преступник вбил штырь, пока смертельно испуганная жертва сидела с мешком на голове. Ужас, очевидно, был одним из элементов наказания. – Он что-нибудь говорил? Старик задумался. – Притопленные котята вообще-то не слишком разговорчивы. Что он мог сказать? Как я уже говорил, было похоже, что он не в себе. К тому же, он дрожал как желе из трески. Скорее, он нечленораздельно стонал. – Ничего осмысленного? – Помогите. Это было осмысленно. И именно это я и сделал – помог ему как мог. – И никаких зацепок о том, кто или почему? – Ничего такого, о чем я мог бы догадаться. Рино вышел на берег и сел на камень. Казалось, ног у него больше не было.