Карианне взрогнула. Смутное беспокойство усилилось и превратилось в уверенность – что-то случилось! Она оглянулась. Это был чисто инстинктивный жест, ведь она была у себя дома. И все-таки ей показалось, она почувствовала какое-то дуновение, и от этого ей стало еще тревожнее. Она поднялась и налила себе кофе, хотя вообще-то пить не хотелось, и опять села, не сводя глаз с окна. То, что сказал Никлас, было просто чудовищно и очень обидно, и она уже почти убедила себя в том, что это – лишь проявление его страха перед грядущей операцией. Его подозрения были совершенно беспочвенными, и она всерьез опасалась за душевное и умственное состояние мужа. Всего пара недель ушла у него на то, чтобы разгадать загадку, над которой весь город бился уже двадцать пять лет: жену он выбрал в качестве мотива, тестя, с которым у него уже много лет напряженные отношения, назначил убийцей. Карианне постаралась отогнать тревогу, но покой оказался недолговечным. Она просидела так, кажется, уже четверть часа, а может быть, всего полминуты, и ее вновь охватила тревога. В этот раз она почувствовала, что скоро с ней самой что-то произойдет, что-то плохое. Она поняла, что попала в беду. Глава 39 Никлас успел заметить, что нож был маленьким, а потом увидел горящие глаза Рейнхарда. От усталого далекого взгляда не осталось и следа, рука, державшая нож, была вовсе не слабеющей дланью старика. – Никлас! Как ты меня напугал! – Рейнхард опустил руку и тяжело дышал, восстанавливая силы. – Разве так можно! Старик отбросил нож на скамью и тяжелыми шагами побрел к своему креслу. – Я услышал какой-то звук, поэтому стал прислушиваться. И понял, что кто-то здесь есть и явно собирается на меня напасть, – Рейнхард все еще тяжело дышал. – Ты меня напугал, когда заходил сегодня, понимаешь? Сначала я очень разозлился, эти твои чудовищные обвинения… а потом задумался… Никлас все еще стоял посреди комнаты. Он все еще не мог прийти в себя. – Садись, Никлас. Мне тяжело даже корчить из себя страшилище, не говоря уж о том, чтобы держать нож для фруктов на вытянутой руке. Казалось, Рейнхард действительно лишился сил. – Я не делал того, в чем ты меня обвиняешь, Никлас. – Оскар Нильссен, – сказал Никлас и вдруг понял, что все еще сжимает в руках разводной ключ. – Ничего мне не говорит. – Он был одним из поклонников Карианне. А потом ты положил этому конец. Рейнхард с трудом покачал головой. – Не помню никакого Оскара Нильссена. – Ты читал ее письма, ты все знал. – Только самые первые, буквально несколько штук. Я не был уверен, что все получится. Боялся, что кто-нибудь начнет писать ей из чистого баловства. Ну, знаешь, напишет ей что-нибудь типа «больная уродина» или что-то такое. Я хотел оградить ее. Но все писали очень добрые письма. И поэтому я перестал их читать. Клянусь, Никлас. Я прочел только несколько первых писем. И больше их не вскрывал. – Чучело рыси, которое ты ей отдал… – И что с ним? – Почему ты отдал его именно сейчас? – Сейчас? Она получила его в тот день, когда вы переехали. Мне хотелось ее порадовать, я знал, что она обрадуется. То есть в тот момент, когда напали на Эллен Стеен, рысь находилась в доме у самого Никласа! Но это невозможно! – Я хочу увидеть письма, – сказал Никлас, все еще не до конца понимая, что значит все то, о чем он только что узнал. Рейнхард посмотрел ему в глаза: – А Карианне знает? – Я бы не хотел ей пока говорить. – Пока ты не уверен на сто процентов? – Пока не пойму, как именно ей рассказать. Рейнхард потупил взгляд и смахнул что-то со щеки. – Я несчастный человек. Никлас ждал какого-то признания. – Если только так я смогу вернуть тебе разум… – тонкие пальцы впились в подлокотник. – Я ошибся, Никлас, в этом нет никаких сомнений. Но я всегда все делал только из любви к Карианне. Никлас сглотнул. – Я покажу тебе письма. И покончим с этим. * * * Никлас пропустил Рейнхарда вперед на узкой лесенке, ведущей в мансарду, и не сводил с него глаз. Тесть переставлял ноги с таким трудом, как будто на щиколотках у него были кандалы. Перед каждой ступенькой он останавливался. Если старик притворялся, то актер из него получился отменный. Но Никлас не позволял себе усомниться. Рейнхард полжизни потратил на то, чтобы манипулировать обстоятельствами, так что в этом равных ему не было. В мансарде пахло не так, как обычно пахнет на чердаках – затхлостью и пылью. Что-то подсказывало Никласу, что старик все еще живет так, как будто здесь, в детской, до сих пор играет его дочь. Карианне уже показывала мужу свою комнату. Все здесь осталось таким, как он помнил, даже на кровати лежало то же самое покрывало. И все-таки пахло чистотой и свежестью. Никлас представил себе, как старик вытирает пыль, стирает белье и живет надеждой на то, что дочь когда-нибудь вернется. Рейнхард остановился у двери, он покраснел и тяжело дышал. Вид у него был болезненный. – Я скажу еще раз, – сказал он. – Я несчастный человек. Ты увидишь эти письма только потому, что я хочу покончить с твоими подозрениями. Ты найдешь только то, о чем я тебе рассказал. Я прочел лишь пару-тройку из них. Вот и все. – Где они? Рейнхард строго взглянул на него. – Делай, что нужно. Не могу себе представить, что кто-то роется… – Я ее муж. Мне не нужно рыться. С опаской взглянув на Никласа, Рейнхард открыл одну из дверей шкафа. – Коробка стоит на самом верху, задвинута в глубину. Ты уж сам туда залезь, – Рейнхард пододвинул к шкафу табурет. Когда он понял, что Никлас сомневается, он отступил на пару шагов. Никлас забрался на табурет и сразу увидел старую коробку из-под маргарина. Она была меньше, чем он думал. – Хочешь побыть один? Никлас покачал головой и положил коробку на кровать. Потом пододвинул стул для своего тестя, тот слабел на глазах. Живот опять сводило, но уже не так сильно. Никлас обошел вокруг кровати и сел так, чтобы коробка оказалась между ним и стариком. Письма лежали плотной стопкой, связанные небольшими пачками. – Карианне говорила, что один из ребят был особенным, мягко говоря, он проявлял повышенный интерес, – если тот, кто сидел перед ним, действительно писал эти письма сам, он должен был отреагировать. – Это розовые письма. В самом низу. Розовые. О чем-то это говорит. Письма лежали внизу в углу коробки. – Так много? – Они долго переписывались. Никлас удивился. – Я думал, она ответила всего на пару писем? – Конечно, нет. Она отвечала на все, пока не почувствовала, что они ей неприятны. Карианне говорила совсем другое. – Ты уверен? – Вполне. Она часто отправляла ответ в тот же день. Не забывай, именно я их получал и отправлял. А может быть, и писал тоже? Никлас взял первую пачку, быстро пролистал конверты. Карианне Сунд. Мимолетное ощущение, что он что-то упустил, пронзило Никласа, и он открыл первое попавшееся письмо. Личность убийцы проступала перед его глазами, но он никак не мог понять, кто это. Никлас пробежал глазами письмо, не останавливаясь на содержании, смотрел только на почерк, на то, как было оформлено письмо: первые буквы каждого предложения были выведены тщательно, красиво, а потом почерк становился отрывистым. В конце письма стояло: твой поклонник. Никлас узнал этот почерк. Он опустил письмо, потрясенный своей догадкой. – Что случилось, Никлас? Живот снова скрутило, и это было еще одним доказательством.