Людмила тут же подскакивает и заглядывает в лицо так, словно старается рассмотреть в глубине глаз ту, которая зовет меня. Я смотрю на девушку и киваю. Она остается рядом, берет за руку. Я закрываю глаза. Образ малышки встает перед закрытыми веками. В темноте детское личико наплывает издалека, становится четче. Обрисовываются голубые глазки, розовый носик, пухлые щечки. Уходят прочь звуки тайги, пересвист птиц и шелест деревьев. Я перестаю чувствовать себя на Земле. Будто попадаю в комнату без окон, дверей… или в подвал. И на меня наплывает детское лицо. Оно вырастает до размеров колеса от машины и зависает на расстоянии… вытянутой руки? миллиона километров? – Вам нужно торопиться! – заявляет Ульяна. Детское лицо смотрит с серьезным выражением, которое так умиляет взрослых. Мне не до умиления. – Сколько до вас? – Осталось немного, но вам нужно успеть. Завтра полнолуние и тогда они оживят Пастыря. – Как у тебя получилось? И почему ты обратилась ко мне, а не к матери? – не могу удержаться от вопроса. – Ты после Предела остро реагируешь на Зов. Идите, я бросаю тебе путь. – С тобой всё нормально? – Поспешите! – после этих слов лицо начинает отдаляться. Возвращаются звуки, запахи. Я выдергиваю ладонь из сжимающих тисков Людмилы. Она с надеждой смотрит на меня. – Не представляю, как у неё это получилось, но Ульяна предупредила, что они находятся неподалеку и завтра должны оживить старика. – С ней всё нормально? – Она не сказала, что у неё болит. Лишь то, что мы должны торопиться. Так мы будем стоять, или всё же побежим? Она рядом, может, через несколько километров наткнемся на их пристанище. Вячеслав подходит к Людмиле и обнимает её за плечи. Она как-то обмякает, словно из неё вытащили стержень, но это состояние длится не больше пяти секунд. Убрав руки с плеч, она смотрит на меня. – Веди. Такой твердости я давно не слышал. Если из её голоса можно сделать гвоздь, то он смог бы соперничать с алмазом. Мать торопится защитить своё дитя. Я не завидую перевертням, мне за них стало страшно. Без слов я поворачиваюсь в сторону Зова, и ноги снова приходят в движение. Мелькают деревья, чахлые кустарники. Под пересвист птиц и шорканье мелкого зверья мы мчимся вперед. Доносится легкое дуновение дыма. Зов становится сильнее – Ульяна находится рядом. Наша троица останавливается, тяжело дыша. Я опускаюсь на корточки – ноги ноют неимоверно. Никогда не думал, что способен так много бегать. Людмила с Вячеславом тоже присаживаются у дерева. Девушка сразу же воспользовалась ситуацией и достала из рюкзака последние куски храброго, но глупого кабана. – Я так понимаю, что плана нет никакого? Врываемся на полном ходу, хлещем по щам, отбираем Ульяну и, пока они не очухались, смело смываемся? – говорю я, когда закончили с обедом. Людмила вытирает пальцы о мох – зеленые елочки меняют цвет на красный. Она поднимает глаза на Вячеслава, на меня, тяжело вздыхает. – Я не представляла себе, как мы будем действовать. Бежала за Ульяной. Думала догнать и отобрать ребенка, а сейчас… Сейчас думаю также. – Родная, сколько бы их там ни было, я за тебя пойду против всех, – тихо говорит Вячеслав. – Так сами поляжем и Ульянку не спасем! Герои, блин! – я пытаюсь воззвать к разуму, но это оказывается бесполезно. Удивляться не приходилось, я на их месте поступил также. За родных кинулся бы в любую драку, не раздумывая. За отца и мать… – Обязательно поляжете, глупые берендеи! – ворчит сумрачный голос, и нас словно подбрасывает взрывом. Как так? Неужели у нас троих притупилось чутье, и мы не смогли почувствовать приближения десяти автоматчиков? От них нет никакого запаха! Десять мужчин в зелено-коричневой одежде стоят недалеко от нас. Черные зрачки автоматов Калашникова смотрят не отрываясь. Такими же пустыми и холодными глазами на нас взирают и сами мужчины. Глухое ворчание раздается в груди Вячеслава и тут же пять дул поворачиваются к нему. – Не дури, пацан! Смерть вольно у вас погуляла, так что не нужно к ней самой в гости набиваться, – человек с сумрачным голосом дергает головой и шейные позвонки хрустят сухой веткой. Крупный нос, широкий лоб, мешки под глазами – мужчина чем-то походит на актера Алексея Баталова. Неспешными движениями он приближается к нам и забирает у Вячеслава оба ружья. Тому остается только смотреть на эти действия. – Вот и хорошо, вот и ладушки. А теперь двигайте вперед, мы вас уже заждались, – мужчина мотает головой. – Что с Ульяной? – спрашивает Людмила, не двинувшись с места. – Иди, девка, там сама всё увидишь. Не будете баловать, так может, живыми останетесь. – А если будем? – бросил я. – Зря, и себя погубите и дочурку не спасете. Хорош лясы точить, двигайте. Под прицелом десяти автоматов мы идем вперед. Мда, давненько на меня автоматное дуло не смотрело – вроде как целую неделю, с той поры, как нам встретились дорожные бандиты. А я-то начал было скучать по этому полузабытому ощущению. Вячеслав с Людмилой тоже шли, оглядываясь на автоматчиков. Я заметил краем глаза, как у берендея сжимались кулаки, но бросаться он не рисковал, понимал, что пуля быстрее. – Почему мы вас не почувствовали? – оглядываюсь я на главного. – Тебе и в самом деле это важно? – словами Ульяны отвечает командир автоматчиков. Я пожимаю плечами. – Интересно же. – У охотников научились запах скрывать, они специальной мазью покрывают кожу. Ну и мы взяли эту мазь на вооружение, вишь, пригодилась, – кривится командир. Обманули берендеев – есть чем похвастаться. Попробуем сыграть на лести, недаром же мама всегда играла на этом уникальном инструменте, когда хотела заставить что-то сделать отца. Пока они были живы… Они всего лишь… Нет!!! Я сжимаю голову руками, чтобы заглушить этот мерзкий, противный голосок. Автоматчики настороженно переводят на меня дула. Вячеслав напрягается. Думает, что я собираюсь прыгнуть на перевертней? Я тут же отрицательно мотаю головой. Он выпускает из себя воздух. – В голову что-то вступило, – поясняю я своё движение сопровождающим. – Слишком сильно восхитился вашим приближением. Ведь даже ни веточки не хрустнуло под ногой. Чуточку, прямо капельку, но мои слова оказывают воздействие на надзирателей. Один дергает автоматом, другой горделиво выпрямляется, третий проводит рукой по ежику на голове. Все любят похвалу, даже идущую от врага. – Так знали на кого шли, на троих опасных берендеев. Это же вы положили всю орду у домика? – спрашивает один из автоматчиков, белобрысый парень, почти пацан. Один на один я бы раскатал его в лаваш, но такие по одному не нападают. Либо в толпе, либо с оружием наперевес. Сейчас пыжится, пытается показаться достойным окружения. Окружение же выглядит достаточно солидно, по движениям и легкой поступи можно судить о бывалых охотниках. Движения эргономичны, скользят над землей бесплотными тенями. Могут подойти к пугливому оленю и щелкнуть по носу, и только тогда он их обнаружит. – Мы, но они первые напали, – бурчит Вячеслав. Людмила косится на нас. Оно и понятно, если бы не мы, то невидимая стена так и защитила бы нас от перевертней, и не пришлось никуда идти под дулами автоматов. Что сделано, то сделано, обратно уже не вернешь. – Вот потому и отправили встретить вас с почестями, – замечает главарь и метает взгляд на белобрысого. – Кому-то не следует разговаривать с гостями без разрешения старших. Паренек виновато опускает голову и становится похож на воздушный шарик, из которого выпускают воздух. Но автомат держит по-прежнему цепко, и дуло не перестает смотреть на нас. – Можно спросить вас как боец более сильного бойца – что нас ожидает? – обращаюсь я к командиру. Лесть вышла грубоватая, в любое другое время я бы вырвал себе язык и выбросил его вслед за словами, но на войне как на войне, поэтому приходиться врать и изворачиваться. Запах дыма становится резче, синеватый туман разрывается на клочья в верхушках деревьев. Мы близко… – Если не будете рыпаться, то может быть всё и обойдется. Вы же знаете, что дочери Пастыря нужны только несколько капель «последней крови». Всё! Отставить разговоры! Двигайте! – командует главарь. Остальные перевертни становятся хмурыми, сказывается приближение к лагерю. Ещё немного и вековые деревья расступаются в стороны, открывая нашим взорам поляну. В центре зеленого травяного ковра возвышаются четыре столба. На них будто топором высечены лица грозных мужчин. Между столбами горит тот самый костер, чей дым доносился до нас. Четыре жерди окружают его неровным квадратом. Рядом с этим творением находится большой прямоугольный камень, его чернота может поспорить с углями из костра. На камне лежит огромный старик. Таких людей я никогда не видел – боксер Николай Валуев по сравнению с ним всего лишь дошколенок рядом со студентом-баскетболистом. При взгляде на него вспоминаются былины о людях, которых не выдерживает земля. Я невольно сглатываю. На поляне находится около двадцати перевертней. Они в волчьем обличье и скалятся при нашем приближении. – Ульяна! – раздается крик Людмилы, и она бросается к стоящей в отдалении Юлии. – Стоять! – тут же гремит возглас командира автоматчиков, и двое преграждают путь Людмиле. – Пропустите её, пожалуйста, – просит Юлия. Ульяна на её руках громко заревела, увидев мать. Крепкий мужчина с совершенно белыми волосами кивает командиру автоматчиков. Перевертни расступаются, и Людмила подбегает к Ульяне, крепко обнимает плачущее дитя и покрывает поцелуями раскрасневшееся личико. Ребенок не сразу, но успокаивается, лишь временами всхлипывает. Крохотные пальчики теребят волосы матери. Вячеслав выдыхает с облегчением. Жива. – Берендеи, вы можете присутствовать при возрождении хозяина. Вы сами видите, до чего дошли люди без твердой руки правителя: убивают, жгут, насилуют. Земля стонет под мириадами тонн мусора. Животных уничтожают по всей Земле, Красная книга скоро станет Черной. Пора брать управление в свои лапы. Завтра возродится Волчий Пастырь, и мы выйдем из подполья. Мы покажем, насколько милостивы можем быть со вставшими на колени людьми. Отринувшие власть Волчьего Пастыря да познают его гнев. Они всего лишь пища! – заканчивает свою речь беловолосый мужчина. Остальные перевертни поддерживают его ревом и выстрелами из автоматов. Словно в киношном лагере сепаратистов, честное слово. Когда я первый раз увидел этого мужчину, то подумал, что он стар и сед, но нет. Он из той редкой породы людей, которых называют альбиносами. Совершенно белые брови выделяются на загорелом лице, волосы белее арктического снега спускаются на черную кожу куртки. Фигура подтянутая, на таких мужчин заглядываются и студентки, и мамаши с четырьмя детьми. Одет во всё черное, из-под полы куртки выглядывают ножны крупного ножа. – Да это навряд ли, – отвечает Вячеслав. – Не любим мы ни перед кем спину гнуть. Живем себе потихоньку, ни в ваши дела, ни в людские, не вмешиваемся.