Её разбудила внезапно открывшаяся дверь палаты. Вошла медсестра и внесла мальчиков. Они плакали, видимо, от того, что были очень голодны. Лилия приподнялась и села на кровати, ещё не придя в себя ото сна. Медсестра приблизилась к ней, улыбаясь. – Миссис Джонс, я принесла ваших малышей покормить и оставить с вами на ночь. Утром я их заберу. Как вы себя чувствуете? – Уже лучше, спасибо, – Лилия протянула руки к детям, не веря своему счастью. – Вот, возьмите, они плачут, хотят к мамочке и ещё очень хотят есть, – медсестра протянула сначала одного малыша, показав новоявленной маме, как нужно кормить ребёнка. Когда он удачно пристроился к груди, протянула Лилии второго. Они так симметрично устроились, и тотчас же крик в палате прекратился, отдав первенство устоявшейся тишине. – Такие маленькие, но так энергично кушают, – Лилия смотрела на эту картину и улыбалась от счастья. – Миссис Джонс, там вас один мужчина спрашивал. – Какой мужчина? – напряглась Лилия и испуганно посмотрела на медсестру. – Сказал, что он ваш муж, его зовут… кажется, Уилл. Да, точно. – Нет, не впускайте его, не надо! – Лилия пыталась взять себя в руки, но дети, почуяв опасность, снова начали плакать. – Тише, тише, вас никто не обидит, маленькие. – Хорошо, хорошо, только не волнуйтесь, пожалуйста, а то у вас молоко пропадёт. Он всё равно уже ушёл, потому что вы отдыхали. Но мне кажется, завтра он снова придёт. Он был такой напористый. – Он мне не муж. Моего мужа у… он погиб, – Лилия отвернулась к окну, чтобы не видеть сочувствующий взгляд медсестры, от которого у неё начинали набухать глаза. – Простите мою бестактность. – Ничего… – Миссис Джонс, как только дети наедятся, вы это сразу поймёте. Они отпустят грудь и будут смотреть на вас сонными глазками. Тут главное – не прозевать и не дать ребёнку уснуть. Нужно чтобы он отрыгнул, для этого приложите малыша к своему плечу и затем потрите спинку совсем легонько. После этого можно и укладывать, но только не на спинку, а на бочок. Вот видите, ничего сложного. – Спасибо вам, большое. А теперь вы можете меня оставить? И да, не могли бы вы принести мне листок бумаги и ручку, я бы хотела написать письмо. Для меня это очень важно. – Конечно, конечно. Сейчас принесу. Ночью Лилия писала письмо. Письмо своим детям, которое они прочтут, когда вырастут. Они простят её за то, что она хочет сделать. У неё нет иного выхода, кроме как спрятать малышей. От этого решения у матери разрывалось и кровоточило сердце. Кровь превращалась в горькие слёзы, которые падали на письмо, навсегда оставляя на нём свои следы. Глава 20. Привидение 1986 год, Льюисвилл, штат Техас Твен проснулся от луча солнечного света, который выжигал на его лице очередную веснушку. Он открыл глаза и улыбнулся. Мальчик всё ещё находился в доме Майкла и от этого был счастлив. Вот уже месяц он жил у этого забавного старика, и ему совсем не хотелось возвращаться домой к приёмным родителям. Но конечно же, он скучал по брату, каждый день думал о нём, как он там Марк без него. Но вернуться до тех пор, пока не выполнит данное брату обещание, не мог. Твен не нарисовал маму, как хотел, как мечтал, ему не хватало важных деталей, и он не знал, где их найти. Майкл принёс белые листы, карандаши и краски, чтобы он попробовал написать портрет мамы. Но как он мог это сделать, если из всех воспоминаний людей, которые у него были, портрет бы не вышел? Это были лишь крупицы, этого было мало. Майкл, конечно, рассказал, что помнил, а помнил он немного, потому что видел Лилию один раз, одиннадцать лет назад. По его словам, она была невысокой красивой женщиной с золотистыми волосами и серыми глазами. Вот и всё, что старик мог сказать. Совсем немного. Поэтому изо дня в день Твен ходил по округе и расспрашивал людей, которые могли видеть маму. Но чаще всего люди либо не понимали того, что он хочет, либо не знали Лилию. Каждый раз мальчик с отчаянием возвращался в дом Майкла и не знал, что делать дальше. Как-то раз, когда Твен сидел на улице и пытался написать портрет мамы, он увидел проходящую мимо женщину, которая бегло посмотрела не него и отвернулась. Он видел её первый раз за то время, что жил у Майкла. Женщина прошла мимо дома и завернула за угол, так больше не обернувшись. Что-то было в её взгляде такое, что заставило сердце Твена забиться сильнее. Он вскочил со скамейки так, что белый лист, на котором были нарисованы только серые глаза, упал на землю, и побежал за женщиной, пытаясь догнать, сам не зная зачем. Но добежав до поворота, понял, что та исчезла, как будто её и не было. – Может быть, это было привидение, – задумчиво сказал Твен и побрёл обратно к домику Майкла. Когда он подошёл, старик сидел на лавочке и смотрел на рисунок. Он закивал и улыбнулся. – Не похоже? – спросил Твен, садясь рядом на скамейку. – Очень похоже, ты молодец. Только сделай их немного грустными, я запомнил её такой, когда видел последний раз. – Майкл, расскажи мне, как это было. – Да рассказывать-то особо нечего… Это был день, когда тебе с братом приспичило родиться, несмотря ни на что. На улице шёл сильный дождь, и твоя мама вышла из дома, чтобы попробовать добраться до больницы. Ну а я волей случая оказался совсем рядом с домом твоей мамы и помог ей. Довёз до больницы на своей машине и больше не видел. – И что, ты не запомнил, как выглядела моя мама? – удивлённо спросил Твен. – Да какое там… Было темно, и дождь лил не переставая, так что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Пока мы ехали, она всё плакала и плакала. И периодически кричала, видно, боли были ужасные. Я оставил её в больнице, а сам поехал домой. Вот и вся история. – Это всё? – Да, мой милый, поэтому я и говорю: сделай глаза немного печальнее, всё остальное со временем дорисуешь. Ведь глаза – это твоя душа, всё с них начинается. Понял меня? – Майкл приобнял мальчика, чтобы тот не расстраивался. – Майкл, ты знаешь, я так скучаю по Марку и Красавчику. Можно мне вернуться к ним? – Конечно, можно, я же не держу тебя здесь. Но твоё обещание, данное брату – ты не забыл про него? – Нет, не забыл, я должен нарисовать портрет матери. Но я не могу. Кроме глаз и волос, – Твен вздохнул и опустил голову на грудь, – у меня ничего нет. – Не говори, что не можешь. Человеческие возможности поистине бескрайни. Ты всё можешь! Ну-ка, повтори это. Твен посмотрел недоумённо на Майкла, но всё-таки сказал: – Я все могу! – Правильно, почаще это говори, и тогда тебе будут под силу любые испытания. Скажи ещё раз, только в этот раз погромче и поуверенней. – Я ВСЁ МОГУ! – крикнул Твен так, что сам испугался собственного крика, и засмеялся. – Вот теперь ты молодец. Давай заключим с тобой сделку: если ты за месяц не сможешь написать портрет матери, я тебе помогу. А как – узнаешь через месяц. – Договорились. Мужчина и мальчик пожали друг другу руки и пошли домой. В течение следующего месяца Твен помогал Майклу по хозяйству, а в субботу и воскресенье старался написать портрет. Сидя на лавочке у дома, он смотрел на улицу, на проходящих мимо людей и пытался считывать информацию с их лиц. Вот этот человек идёт и хмурится, бубня себе под нос что-то невразумительное. А вот две женщины прошли, смеясь над какой-то шуткой. С каждого прошедшего человека, хоть их и было не так много, он старался запомнить какую-нибудь важную деталь и сохранить в памяти. В последнюю субботу месяца солнце плавно перешагнуло экватор, стремясь на покой, и в воздухе ещё висел лёгкий аромат тёплого осеннего дня. И тут появилась она. Твен сразу её узнал по глазам. Женщина обернулась посмотреть на мальчика и остановилась на мгновение. – Постойте! – закричал Твен и бросился к женщине сломя голову. Она опешила от такого порыва и повернулась, чтобы уйти, но не успела. Мальчик вырос перед ней как столб и стал смотреть не отрываясь. Женщина смутилась, но мягко улыбнулась от такого внезапного напора. – Можно я на вас посмотрю, просто у вас такие глаза. Они такие же… как у моей мамы, наверное. Они серые. А как вас зовут? – спросил Твен, смотря в упор на женщину, запоминая её. На ней был белый платок, который покрывал всю голову и плечи. Платье нежно-голубого цвета чуть ниже колен скрывало стройные ноги. Туфли на маленьком каблучке были в тон платья, хотя возможно, это было сделано случайно за неимением другой обуви. – Меня – Твен Браун, – улыбнулся мальчик и протянул детскую ручонку, заляпанную краской, женщине. Она улыбнулась и протянула свою руку в ответ. – Я знаю твоё имя, но мне уже пора, – и нежно высвободив руку, женщина стала удаляться, пока совсем не исчезла из вида. – Теперь-то я точно знаю, как могла бы выглядеть моя мама! – восторженно произнёс Твен, направляясь к дому, чтобы до конца дописать картину. Он выполнит просьбу брата, как и обещал, и скоро вернётся к нему с портретом матери! Глава 21. Встреча Марка и Твена 1997 год, Новый Орлеан, штат Луизиана Вернувшись из своего путешествия, которое длилось целый год, Твен решил встретиться с братом и поговорить. Он скучал по Марку всё это время, но не мог вернуться раньше, не закончив все свои дела. Твен гулял по знаменитой улице Нового Орлеана – Бурбон-стрит и вспоминал, как недалеко отсюда, на соседней улочке, писал портреты. Портреты людей, проходящих мимо него и останавливающихся ненадолго посмотреть, как он пишет. Он смотрел на людей и считывал с их лиц эмоции. Если они улыбались, он улыбался им в ответ. Если грустили, он тоже делал печальное лицо. Он был зеркалом, в которое незнакомые люди смотрели, пытаясь увидеть себя. Когда он писал чей-то портрет, то не знал ни прошлого, ни настоящего человека, который сидел напротив него. Разговаривать категорически запрещалось, поэтому Твену оставалось догадываться, что в голове у человека, которого он писал. Весь год, что Твен жил в горах, он не писал портреты, но писал пейзажи. Великолепные пейзажи гор и лесов, простиравшихся у подножия. Или солнце, которое торопилось зайти за снежный покров горы, но раздавало своё тепло и свет всему живому. Он рисовал горные реки, которые бурным потоком уносили за собой всё, что попадало в их цепкие мокрые лапы; животных и птиц, обитающих в этом диком месте, где нет людей, и они царствовали здесь одни, не боясь оказаться добычей. Проживая каждый день, Твен чувствовал единение с природой, находясь в этом девственном, нетронутом людьми царстве природы. Это был другой мир, где не должен жить человек, дабы не испортить здесь всё своим нахождением и вредительством. Он уехал отсюда наполненный гармонией и любовью. Его чаша была полна, и Твен готов был делиться этой любовью со всем миром. Поэтому он и вернулся в Новый Орлеан – к брату, к людям, которым хотел показать любовь через картины, которые написал. Это был совершенно новый Твен, и его работы разительно отличались от тех, которые были созданы до путешествия в горы. Те, другие картины источали страх и боль, отчаяние и грусть. Поэтому его выставки проваливались несколько раз. Но сейчас всё будет иначе. Он это чувствовал! Твен прошёл до конца улицы и свернул на улицу Рояль. Сел на лавочку и стал наблюдать за людьми, которые, находясь здесь, зарабатывали себе на хлеб, как и он когда-то. Здесь были музыканты, которые рассказывали свою историю с помощью музыки собственного сочинения. Были тут и артисты, которые показывали прохожим небольшие сценки из своей или чужой жизни, отчего порой было очень смешно или очень грустно. А ещё здесь можно было встретить молодых художников, которые только-только закончили художественную академию или самоучек – их всегда было больше. Они не подчинялись никаким правилам и канонам. Они писали душой, как их научил Всевышний. Твен всегда был самоучкой и не стеснялся этого. Марк несколько раз предлагал ему пойти учиться, но тот всегда отказывался – ему это было не нужно. А сейчас он собирался встретиться с братом, поэтому сидел и выжидал время. Марк должен был закончить работу и появиться здесь, на этой улице. Договариваться с братом о встрече он не хотел, потому что собирался устроить сюрприз. За год тот мог сменить место жительства и даже работу. Но это место, на крайней лавочке под раскидистой магнолией, они оба знали очень хорошо. И часто приходили именно сюда, чтобы пообщаться. Твен надеялся, что Марк придёт, они же близнецы и могут чувствовать друг друга на расстоянии. Так было всегда! Вот и сейчас он чувствовал, что сегодня брат заглянет на эту улицу, просто потому что соскучился по нему. Твен хотел в это верить. Так и вышло. Спустя два часа ожидания Твен увидел брата-близнеца, гуляющего по этой улице. Марк наблюдал за артистами, вглядывался в лица художников, среди которых надеялся увидеть брата. А Твен в это время смотрел на Марка и улыбался от того, как ведёт себя брат, когда не видит, что за ним наблюдают. Он прожигал его своим взглядом, надеясь, что это поможет Марку заметить его. Наконец брат обернулся, наверное, почуяв на себе взгляд, и стал всматриваться в людей. И тут он узнал себя. Точнее, свою копию. Недалеко от него, рядом с той самой лавочкой стоял брат и улыбался. Целый год прошёл с момента их расставания, но казалось, как будто вчера они сидели на этой лавочке и обсуждали новых девочек Марка или новую картину Твена. Марк двинулся в сторону брата, скрывая свои эмоции. Твен тоже не стал ждать, пока к нему приблизится родной человек и тоже пошёл навстречу. Когда оставалось преодолеть последние несколько метров, они уже бежали друг к другу, пока наконец не остановились.