Часть 4 из 40 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Как здесь можно находиться больше пяти минут, ужас! Один запах мочи чего стоит… О боже, что это? – взгляд Тины упал на угол конюшни. Там на земле виднелись большие белые ноги её мужа. Подойдя ближе, она увидела мужчину целиком. Уилл сидел, прислонившись к стене, голова была опущена на грудь. На подбородке застыла кровь, она же окрасила в багровый, рубашку. Женщине хотелось позвать на помощь, показать, что ей страшно, что одной не справиться, но крик застыл в горле. «Надо бежать отсюда как можно дальше и делать вид, что я ничего не видела!» – подумала Тина, поднимаясь с колен, но что-то её остановило. Возможно, человеческое сострадание или брачная клятва, данные когда-то мужу: «В болезни и здравии, бла-бла-бла…»
Как же ей хотелось не видеть всего этого, но Уилл – её муж, и нужно хотя бы позвать на помощь. «Да, нужно вызвать врача, но сначала пощупать пульс. Как это делается? О боже, что же с ним случилось?» – Тина взяла его руку, та была тёплой и тяжёлой.
– Где-то здесь должен быть пульс, вот же чёрт! – выругалась женщина. Она паниковала, руки тряслись.
Ничего не нащупав и так и не поняв, жив муж или мёртв, женщина медленно поднялась и, находясь будто в трансе, пошла звать на помощь. Ноги не желали передвигаться, они были как ватные, словно сопротивлялись. И тут Тина внезапно ощутила невероятную лёгкость, свободу и радость. За все пятнадцать лет совместной жизни она не ощущала такого. Да, она и мужа-то никогда особо не любила, может быть, поэтому сейчас ей стало всё равно, заберёт его смерть или оставит ещё на земле. Сейчас женщина ясно поняла: всё кончено и даже если Уилл выживет, всё будет по-другому.
Тина медленно побрела к дому. Погрузившись в мысли, она даже не заметила того, что в конюшне не оказалось Твена, а то, что ребёнок мог быть причастен к состоянию мужа, просто не приходило в голову. Скорее всего, муж напился, пошёл в конюшню, упал и уснул. Ну да, так и есть, он просто спит. Вот проспится, и всё будет как прежде. Тина даже засмеялась над своими глупыми мыслями о том, что она будет теперь без мужа и что ей легко и свободно.
– Да кто я без мужа? Никто, пустое место, – разговаривала она сам собой. – Да и как поднимать детей, да ещё и неродных? Уилл и находил этих бездомышей только для того, чтобы они помогали в его мрачных делишках. Банда Уилла. Всё, не хочу думать об этом, мне это всё неинтересно!
Она вошла в дом и опешила: на неё смотрел Марк и ждал ответа. Он искал его в глазах Тины, но никак не находил.
– Что смотришь на меня, давай беги уже к соседям за помощью, надо спасать отца! – рявкнула вдруг женщина.
Марк припустил что есть силы к соседям, надеясь успеть спасти жизнь ненавистного отца.
– Но где же Твен? Почему его так долго нет? Он должен был уже вернуться. Только бы с ним ничего не случилось. Пожалуйста, Боженька, верни мне брата, – просил Марк, обводя глазами округу в поисках Твена.
Пока Марк шёл обратно домой, он уже слышал сигналы скорой помощи. Он ускорил шаг, потому что не хотел пропустить зрелище, как приёмного папашу вытаскивают из конюшни. Спустя пять минут приехала машина с врачами, и они побежали в конюшню с носилками. Марк рванул было туда посмотреть, что происходит, но в этот момент мать схватила его за шиворот и так дёрнула за рубашку, что первая пуговица с треском отскочила и затерялась где-то в траве. Мальчик охнул и остался стоять на месте, как пригвожденный.
– Не суй свой нос, куда не следует, понятно тебе? Иди лучше поищи брата, мне нужно серьёзно с ним поговорить и узнать, что случилось в конюшне и как вы к этому причастны.
Марк опустил глаза и пошёл прочь от Тины. Он видел боковым зрением, как врачи вынесли из конюшни носилки с телом Уилла, которое покачивалось, словно на волнах, под ритм идущих врачей. Эти волны мягко качали Уилла, унося в забытье, туда, где он не чувствовал боли. Наверняка там ему было хорошо и спокойно. Тогда он ещё не знал, что жизнь больше никогда не будет прежней.
Наступила ночь, Марк порядком замерз, но продолжал искать брата. Останавливаться было нельзя, нужно найти Твена, иначе брат не переживёт эту ночь и погибнет. А вместе с ним и Марк. Как жить без брата, он не представлял, да и не мог. В его детском мозгу такие мысли не зарождались, да и откуда им там взяться, если его Твен всегда был с ним, с самого их рождения. Если бы он пожелал, он бы всегда был рядом с братом и никогда не отпускал его руку. Только так он чувствовал себя в безопасности. А ещё он чувствовал, что когда смотрит в серые глаза Твена, то видит маму, и эмоционально становится ближе к ней. Он не мог потерять и Твена, и маму в один вечер. Ему нужен был кто-то рядом, кто сможет обнять его перед сном и пожелать доброй ночи. Сейчас у него был только брат, потому что любимая мамочка, возможно, на небесах, и теперь он видел её лишь во сне.
– Твен, ты где? – кричал во тьму Марк, но никто не отзывался, кроме совы, которая сидела на дереве. – Ну и что теперь делать, куда идти? – хныкая, спрашивал у птицы мальчик.
– Уху, уху, – отзывалась сова.
– Правильно, пойду найду место для ночлега, а утром снова отправлюсь на поиски брата.
Когда настало утро, Марк понял, что ночевал в старом сарае или курятнике. Здесь жутко воняло куриным помётом и было очень холодно, несмотря на кругом разбросанное сено.
Он замёрз так, что зубы выстукивали чечётку, и, к тому же, до тошноты хотел есть. Живот непрестанно сводило, и он громко урчал. Мальчик уже не хотел больше искать брата, а мечтал о горячем завтраке и тёплой постели. «Может быть, Твен специально прячется от меня, чтобы я его не нашёл? – размышлял Марк. – Возможно, у него какие-то важные дела, скоро он придёт домой и скажет: “Ну что, не ждал меня?” А вдруг он уже дома, сидит и ест мой завтрак? Скорее всего, он вчера вернулся, пока я искал его. Сейчас сидит, наверное, переживает, где же я?»
– Надо срочно бежать домой и устроить сюрприз! Вот это я хорошо придумал! – Марк вскочил и что есть мочи побежал домой. У мальчика появилось столько сил и энергии, что он моментально забыл и о голоде, который его мучил, и о холоде, от которого ломило кости. Он столько хотел рассказать брату: о том, как провёл эту ночь и как замёрз в курятнике, как вчера искал его весь вечер и так и не нашёл. А ещё – как разговаривал с совой, и она подсказала ему, что искать брата лучше утром и что дела делаются на свежую голову.
Прибежав домой, Марк первым делом начал искать брата. Он побежал в конюшню, надеясь увидеть его. Но там было пусто, со вчерашнего дня никто сюда не заходил. И когда лошади увидели человека, они рьяно заржали, прося о еде и заботе. Марк жалобно посмотрел на животных и ласково произнёс:
– Мы к вам попозже забежим, вот только я Твена найду, – Марк послал им воздушный поцелуй и побежал дальше искать брата.
Он прочесал весь двор, заглянул во все сараи и закутки, забежал в подвал и поднялся на чердак дома, куда обычно боялся заходить один. Заглянул одним глазком туда, позвал брата, но услышал только тишину. И мигом сбежал вниз – подальше от этого страшного места. Дети, которые жили вместе с ними в доме, рассказывали кошмарные истории об этом чердаке.
…Чердак этот был заброшенным и страшным. Даже днём там было темно. Свет туда почти не проникал, потому что чердак был чудовищных размеров и имел одно маленькое окно, которое находилось под самым потолком. Чердак разделялся на несколько зон. В первой, главной зоне, хранились старые вещи, оставшиеся от прежних хозяев. Там стояли разные сундуки, в которые был сложен разного рода хлам и мусор. Их никто никогда не разбирал, поэтому они стояли и ждали своего часа. С каждым днём они зарастали пылью и плесенью, их пожирала старость, делая всё более мрачными.
Во второй зоне, которая была дальше первой и в которую ходили только если нужно было что-то найти, находилась мебель. Это были древние шкафы и комоды, старый диван, из старой обивки которого выглядывали пружины, сломанные стулья и столы. Они все были покрыты метровым слоем пыли и находились на чердаке, наверное, с начала времён. Весь этот хлам нужно давно было вытащить и отправить в костёр, но родители не поднимались туда из-за ежедневной массы дел, а дети – потому что боялись.
Ещё была третья зона – самая страшная и опасная, куда никто не ходил, потому что там жило нечто тёмное и кошмарное. Говорили, что кто ходил в третью зону, навсегда пропадал или исчезал там. И больше этого человека никто не видел. В отличие от двух других, эта зона была не освещена светом из окна, тут всегда было мрачно и сыро. Никто не видел, как это нечто выглядит, но все были уверены, что это было большое тёмное существо с восемью лапами, на которых имелись присоски. Этими присосками оно хватало любого, кто входил в третью зону, и затаскивало к себе в темноту. Говорят, что даже кости людей там не находили, оно съедало их полностью… Все дети в доме боялись чердака, и когда кто-то из них туда попадал из-за мало-мальской провинности, все были уверены, что больше его никогда не увидят. Страшное место, безумно страшное!
Однажды Твен был наказан отцом за один дрянной поступок, который стоил Уиллу большой суммы денег, на которую можно было купить пару хороших скакунов. Отец посадил Твена на чердак на два дня и запер там. Все слышали, что Твен там плакал, кричал, звал маму, а потом наступила тишина. Дети просили Уилла отпустить его, говорили, что он боится темноты и ему там страшно, но папаша был непреклонен. Твена вернули с чердака, но было слишком поздно. Он изменился навсегда. После этого мальчик стал плохо спать и есть, начал заикаться и бояться любого шороха. Иногда просыпался ночью от страшных кошмаров и потом лежал до утра, опасаясь закрыть глаза.
Когда Марк заглянул на чердак, то подумал, что это идеальное место, чтобы спрятаться, ведь там никто не будет тебя искать. Но Твена не было и там.
– Куда же он делся? Словно сквозь землю провалился! – почесал голову мальчик и пошёл искать брата дальше.
Твен так и не появился – ни завтра, ни через месяц. Его никто особо не искал, Тина всё время проводила в больнице с Уиллом, который не приходил в себя. Врачи говорили, что тот в коме, и никто не знал, когда же он очнётся. Из-за того, что Тины не было дома, дети были предоставлены сами себе. Марк впал в уныние и почти не выходил из их с Твеном комнаты. Это помещение было единственным местом, где он ощущал присутствие брата, здесь повсюду были рисунки Твена. Тот любил рисовать, и у него хорошо получалось – так говорили в школе. Его часто хвалили, хоть это ему никогда не нравилось.
Однажды Марк попросил Твена нарисовать маму – так хотелось подержать её изображение в руках. Смотреть на него вечером перед сном или обнимать, когда было очень страшно. Он мог бы даже разговаривать с мамой, смотря на рисунок. Это был бы лучший подарок от брата, поэтому Марк просил об этом постоянно.
– Но, братишка, как я нарисую маму, если не знаю, как она выглядит? Я же никогда не видел её, как и ты.
– Я вижу её часто во сне. Она очень красивая, вся в белом, а волосы жёлтые, как солнышко. А её глаза, они такого же цвета, как твои, Твен.
– Ну почему она не приходит в мои сны? Наверное, тебя мама больше любит, чем меня…
– Наверное. Эх, если бы я умел рисовать как ты, то непременно бы её нарисовал!
Твен не знал, чем помочь Марку. Но очень этого хотел.
– Надо поспрашивать людей, может, кто-то видел маму. Тогда я попробую нарисовать её по их воспоминаниям.
Начало было положено. У неё были серые глаза цвета свинцового неба перед бурей и золотистые волосы, как рожь на рассвете, когда солнце только-только встаёт. Так у Твена появилась цель, и он собирался сделать всё, чтобы порадовать брата.
Глава 3. Голос воспоминания
1985 год, Льюисвилл, штат Техас
В медицинскую палату №11 городской больницы вошли два человека в белых халатах – главный лечащий врач и медсестра. Они делали утренний обход пациентов, и эта палата была последней. В ней находилось два пациента.
– Марта, рассказывай, как дела у нашего первого пациента, – врач вытащил из кровати карту пациента и начал изучать.
Марта, приятная молодая медсестра, заправила выбившуюся прядь за ухо, посмотрела влюблёнными глазами на главврача и начала рассказывать о состоянии пациента.
– Первый пациент – Питер Саплавски, попал в автомобильную аварию на своей машине, когда ехал домой через наш город. Повреждения несерьёзные: сломана правая рука в двух местах, небольшое сотрясение мозга, ушибы грудины. В целом состояние удовлетворительное. Пациент быстро идёт на поправку, через неделю можно выписывать.
– Доктор, а можно меня пораньше выписать, а? Я ведь уже почти поправился, а дома меня ждут жена и дети.
– Посмотрим, может, и выпишем. Отдыхайте, Питер. Марта, что у нас дальше? Точнее, кто?
– Второй пациент – Уиллоу Браун, попал к нам два дня назад в крайне тяжёлом состоянии. Перелом грудины со смещением, перелом двух пар рёбер, обломками костей задеты лёгкие, сердце и позвоночник. Внутреннее кровотечение удалось остановить уже в операционной. В результате травмы у пациента подтвердился инфаркт, который мы успешно локализовали. Пока точно неизвестно, но, скорее всего, травма произошла от сильного удара копытами лошади в область грудной клетки. В себя ещё не пришёл, находится в коме.
«Эти голоса сводят меня с ума. Замолчите, замолчите немедленно! Кто это говорит, кто? Что со мной случилось? Я ничего не понимаю, как мне отсюда выбраться?»
Главврач сел рядом с Уиллом и начал проверять реакцию пациента на свет, направляя луч фонарика в глаза. Он взял руку мужчины и поднял над кроватью, конечность тут же упала в расслабленном состоянии. Затем откинул одеяло и начал проверять ноги и пальцы – реакции никакой не было. Врач удручённо встал, помотал головой и сказал Марте: «Наблюдаем дальше, ждём, когда очнётся. Сообщите мне, если что-то изменится».
– А если он не очнется?
– Значит, похороним. Думаю, никто в этом городе плакать по нему не будет.
«Что ты несёшь, прохвост? Да кто ты, мать твою? Дай мне только на ноги встать, я тебе покажу, кто такой Уиллоу Браун. Ты у меня будешь в аптеке лекарства продавать!»
– Марта, мы сделали всё возможное и невозможное, чтобы спасти жизнь этому пациенту. Теперь он должен постараться и сделать остальное сам.
Доктор Эндрю встал. Посмотрел на часы, затем взглянул на спящего Уилла, из которого со всех сторон торчали трубки, а аппараты отсчитывали, сколько раз в минуту бьётся сердце. Затем положил карту пациента в углубление на спинке кровати и вышел из палаты, не оглядываясь. Марта засеменила за доктором, ловя его обворожительный запах и мечтая, чтобы этот мужчина обратил на неё внимание.
«Этот врач точно умалишенный. Что я должен сделать, чтобы вернуться в нормальное состояние? Выпрыгнуть из собственного тела, потрясти себя, а потом снова нырнуть обратно? Я будто зажат здесь, как в клетке. Да ещё этот поляк рядом, как его там… Саплявски… Всю ночь стонет во сне, как девчонка, заткнулся бы уже в конце концов – сил нет это терпеть!
Да и что эта медсеструха сказала? Что у меня задето осколками костей сердце и позвоночник? А если я не смогу ходить, когда очнусь, если очнусь, конечно? Вот же гадство! Поганые мальчишки, выродки малолетние, это они во всём виноваты! Вот вернусь, головы им откручу, а коню этому мерзкому – конец, продам на мясо. Делов-то! А мясо домой принесу на ужин, пусть оглоеды порадуются, что их любимого коняшки больше нет, ахах-ахха!
Ну вот, опять завыл этот пан Саплявски. Что же это такое, как теперь уснуть? Эх, если бы я только мог встать, я бы быстро вырубил этого сопляка. Вот раньше были времена, когда я на ринге одной левой укладывал соперников прямиком в нокаут. Рефери отсчитывал благословенные секунды, а я уже праздновал победу. А потом всё изменилось, как говорится, в один день…»
1971 год, Новый Орлеан, штат Луизиана
…Всё случилось одним тёмным неспокойным вечером. С самого начала всё пошло по кривой. Уилл сидел у себя дома и смотрел бокс по телевизору. Тина готовила ужин и всё плакала и плакала – уже второй день подряд, никак не успокаиваясь.
– Да сколько можно реветь, а? Действуешь мне на нервы! Давай уже ужин неси, я проголодался.
– Несу, Уилл, только не злись, пожалуйста, – женщина вошла в комнату с подносом, на котором стояла тарелка с мясом и жареным картофелем. Она поставила поднос на столик рядом с диваном и уже собралась уходить.
– Это что, мать твою, за хрень собачья? – он схватил Тину за запястье и заглянул в глаза. – Ты совсем дурная, что ли, или тебе жить надоело? – на запястьях женщины виднелись свежие порезы и кровоподтёки.
– Да, надоело, не хочу больше так жить, это и не жизнь вовсе! Третий выкидыш, Уилл, сколько ещё раз я буду терять своих детей? – она схватила себя за живот, и из глаз снова потекли слёзы, тело содрогнулось от спазма боли и отчаяния. – Моё тело не способно выносить ребёнка, а без детей я жить не хочу. НЕ ХОЧУ!