–Твен, братец, тише, тише… Откуда столько мыслей и как давно ты с ними живёшь? – Достаточно! – Твен сел на диван и посмотрел на потолок. – Я начал размышлять об этом, когда лежал в больнице. Когда мне становилось легче и я не помышлял о самоубийстве, я думал обо всём. О нашем тяжёлом детстве, о матери, об убитом отце. И не понимал одного: почему до сих пор мы не знаем ответов на эти вопросы? Почему, Марк? – Ну не знаю, я как-то не задавался этим вопросом. А чего тут разгадывать? Отец умер или его убили за что-то, может, в пьяной драке, я не знаю. Мать нас бросила, потому что решила, что не сможет одна воспитывать детей без мужа. – Нет, тут что-то не то. Я тебе не рассказывал, но когда я однажды сбежал… Помнишь? – Да, помню, ты бросил меня, как наша мать бросила нас, когда мы только появились на свет. – Ну, не преувеличивай. Меня не было-то, наверное, месяца два. Так вот, я жил тогда у старика Майкла, я ещё рассказывал про него. Очень умный старик и очень добрый. Он мне много чего рассказывал: и про мать нашу, и про отца, и про Уилла Брауна. – Что рассказывал-то? – Я сейчас уже не помню, столько лет уже прошло. Одно у меня тогда сложилось впечатление: что всё непросто там было. Я не придал значения этому тогда, а надо было бы. А ты помнишь тот день, когда Красавчик отомстил за нас Уиллу? – Конечно, помню, такое не забывается. Всё началось с того, что Уилл меня крепко побил, да и ты вернулся тогда только из больницы. После этого, кажется, у тебя начались приступы. – Да, после этого… 1985 год, Льюисвилл, штат Техас …Все приступы Твена начались ещё в раннем детстве, наверное, после того мерзкого случая, когда он подрался с отцом. Подрался, ха-ха, это не то слово. Учитывая, что он был малявкой, а отец – огромным бугаем, борьбой это назвать было сложно. Одним ударом он укладывал мальчишку на землю, пять-четыре-три-два-один, нокаут! Он столько раз бил приёмыша по голове и по почкам, что писать кровью становилось обычным делом. Голова Твена напоминала футбольный мяч – одни шишки и гематомы, которые не успевали проходить, как нарастали новые, словно грибы после дождя. От сотрясений мозга начались непрекращающиеся головные боли. Затем кошмары, которые преследовали Твена каждую ночь. Только в его снах, в отличие от снов Марка, к нему приходила не мать, а пьяный Уилл с кнутом и бил его за просто так, потому что ему было весело. И всегда кричал одно и тоже: «Ты мне не сын и никогда им не станешь, вбей это в свою маленькую пустую голову!» После этого Твен просыпался. Несколько раз мальчик лежал в больнице, его подлечивали и отпускали к «любимому» папаше. Он просил врачей, умолял, чтобы они дали ещё один денек. Но никто даже слушать не хотел – его не оставляли в больнице, а отправляли домой долечиваться. – У тебя там братик один, ждёт тебя. Без твоей защиты он долго не продержится, – говорила одна сердобольная медсестра. – Твоя мама не хотела бы, чтобы ты оставлял брата одного, вы друг у друга защита и поддержка. Вы половинки одного целого: когда одному плохо, то и другой страдает. – Откуда вы знаете, что хотела бы моя мама? Её нет с нами! Она нас бросила, а значит, ей на нас наплевать! – Я знала твою маму, когда она приехала в этот городок с твоим отцом, твоим настоящим отцом. Они были прекрасной любящей парой и очень хотели детей. Когда она носила вас в своём животике, она часто разговаривала с вами таким тихим, ласковым голосом. Бывало, сядет на скамеечку в парке, рукой поглаживает живот и песенки напевает. Она вас любила, это правда, а если и оставила вас, то не по своей воле, видимо, причина у неё была какая-то, веская и важная. Твен, слушая медсестру, даже не заметил, как глаза предательски защипало и в горле возник такой ком, что проглатывай не проглатывай, не помогало. Он отвернулся к окну, чтобы медсестра не увидела слёз, и вытер их незаметно рукавом. Твен старался вообще никогда не плакать, он хоть и маленький ещё – всего-то десять лет, но уже мужчина. А тут взял и заплакал. Так горько вдруг на душе стало и тоскливо: «Мамочка, мамочка родная, как же я скучаю, забери меня отсюда, пожалуйста. Я больше не могу терпеть эту боль, эти страхи и кошмары». На следующий день он вышел из больницы и твёрдо решил покончить со всем, что причиняло им с Марком боль. Для этого ему не нужна сила – достаточно было головы и мозгов, которых у него хватало с избытком. Твен долго планировал, как наказать приёмного отца за издевательства над братом и другими детьми. Если никто не мог дать Уиллу отпор, он решил действовать по-своему. Терпеть всё это он больше не собирался! План был поистине гениален, оставалось воплотить его в жизнь… И однажды этот случай представился. Братья любили лошадей, которые были у них в конюшне. В любую свободную минуту они ходили туда и ухаживали за красавцами-жеребцами и не менее красивыми кобылами. Чистили шерсть щёткой, мыли шампунем под душем, кормили овсом и морковкой, убирали навоз и ездили на них, когда разрешалось. Лошади были их единственными друзьями – животные их понимали и любили, и братья отвечали им тем же. И в том самом плане Твена один жеребец играл главную роль. Если бы лошадям давали Оскар за лучшие трюки, то Красавчик забрал бы эту премию, оставив всех далеко позади. – Красавчик, ты же нам поможешь, правда? Без тебя мы никак не справимся, ты наш единственный друг и наше спасение, – Твен гладил гнедого коня по тёплой бархатной морде, а конь радостно подставлял большую голову в маленькие ладошки мальчика. – На вот, возьми ещё одну морковку, ты их так любишь, а ещё любишь яблочки, правда? Завтра принесу их обязательно. Ты ведь нам поможешь, Красавчик? Как только он появится, тебе нужно будет сделать всё, как я тебя учил. А теперь мне пора уходить. До завтра, Красавчик, я люблю тебя, – Твен поцеловал коня в морду, на что тот отрицательно покачал головой, давая понять, что не любит все эти телячьи нежности, а вот морковку и яблочки – очень даже. Всё произошло в один прекрасный день. Ну не совсем прекрасный, прекрасные дни в этой семье редко кто наблюдал, чаще всего дни были паршивые, а ночи – холодные и страшные. В этот день Твен, как обычно, был в конюшне, ухаживал за лошадьми. Это единственное дело, которое он делал с удовольствием, любую свободную минуту проводил здесь. Ничего не смущало и не огорчало Твена: ни резкий запах лошадиной мочи, которая впитывалась в сено и которую нужно было убирать каждый день; ни громкое ржание, когда животные были радостны или недовольны; ни вспыльчивый характер, из-за которого лошади вставали на дыбы, если им что-то не нравилось. «Я мог бы этим заниматься всю жизнь – ухаживать за лошадьми и лечить их, объезжать молодых и диких коней, тренировать для соревнований», – от приятных мыслей о будущем его отвлёк окрик брата. Видимо, тот искал его. – Я здесь, Марк, рядом с Красавчиком. – Твен, Твен, отец идёт, опять пьяный и очень злой! – воскликнул запыхавшийся Марк, остановившись рядом с братом. – Что будем делать? Мне кажется, он ищет нас, – испуганно прошептал мальчик и посмотрел на брата с надеждой. Ощетинившись, Твен схватил за руку брата и потащил в укромное место – закуток между стеной и последним стойлом, которое пустовало какое-то время. Лошадь, находившуюся там, продали недавно за хорошие деньги одному акционеру, и из-за этого Твен долгое время ходил хмурый и грустный. Если бы у него были деньги… эх… он бы выкупил лошадь и вернул домой, в стойло, где её ждало свежее сено, ароматный овёс и любовь братьев. Месть никто не планировал сегодня, но упускать такой случай было бы просто преступлением. Поэтому они должны были воспользоваться этим шансом, несмотря ни на что. Присев на корточки, мальчики стали ждать, когда в конюшню войдёт Уилл. Напряжение росло с каждой секундой, передаваясь от одного брата к другому. Они были такие маленькие, но уже в ответе за жизнь друг друга. Ради родного отца, которого они потеряли, и матери, которая бросила их по своей воле или по принуждению, они должны были защитить свои жизни от мучителя. Глянув на Марка, Твен встал и взял кожаный кнут, который висел на стене. И тут брат схватил его за руку и прошептал: – Твен, не уходи, я боюсь сидеть тут один, мне страшно! – Ты должен остаться здесь и ждать меня, потому что сейчас я сильнее тебя и у меня нет открытых ран на теле. Я же за тебя переживаю, дурачок, ты и моргнуть не успеешь, как я вернусь. – Моргнул, ты уже вернулся? – Ну не так же быстро, братишка, подожди немного, и я вернусь. Всё, я пошёл, мне ещё нужно спрятаться за Красавчиком. – Твен встал, приблизился к стойлу Красавчика и запрыгнул к нему, пока не увидел Уилл. – Привет, Красавчик, не бойся, это я. Поможешь мне, как мы договаривались? Я всё сделаю быстро и не больно, ты даже ничего не почувствуешь, мне всего лишь нужна будет твоя реакция, а у тебя с ней всё в порядке, я-то знаю. Жеребец посмотрел на него сверху вниз и кивнул лохматой чёрной гривой. Похоже было на то, что он согласился. Оставалось узнать, так ли это на самом деле. Твен услышал ругательства отца и напрягся. Сквозь отверстия в досках стойла он увидел, как нетвёрдой пьяной походкой Уилл приближается к Красавчику. Твен знал, зачем тот пришёл в конюшню: он видел несколько раз, как приёмный отец приходил сюда, будучи пьяным, и ругался на коней. Он бил их палками, но несильно, потому что лошади считались ценным товаром и некоторые в скором времени могут быть проданы. Уилл избивал аккуратно, не задевая ноги и брюхо, животные гневно ржали и вставали на дыбы, но отец был осторожен и никогда не подставлялся под тяжёлые копыта. Когда Твен слышал испуганное ржание коней, то вбегал в конюшню и старался помешать Уиллу избивать лошадок. Он лупил кулачками по спине отца, да что сделается такому бугаю? Мужчина отталкивал его, и мальчишка падал на землю. Больше всего Уилл любил издеваться над Красавчиком, которому Твен отдавал всю любовь и добытую с таким трудом морковку. Почему Уилл так ненавидел этого жеребца? Наверное, потому что не хотел, чтобы мальчишка проводил здесь слишком много времени, а может, оттого что никто и никогда не любил Уилла так, как эту глупую лошадь. – Будь неладна эта вонючая тварь! Если бы не деньги, которые я могу выручить за неё, давно отдал бы на мясо, – Уилл стоял, покачиваясь у стойла Красавчика и пытаясь схватить лошадь за гриву, но жеребец крутил головой и не давался. После нескольких неудачных попыток Уилл начал искать кнут в конюшне, чтобы хорошенько всыпать неугодному коню. Он двинулся в сторону, но споткнулся о собственную ногу и упал, ударившись головой о землю. – Будь проклята эта конюшня со всеми тварями, что здесь обитают, сожгу здесь всё к чертям! – с трудом поднявшись и кряхтя, он встал на четвереньки, а затем, уцепившись за стену, поднял своё грузное тело в вертикальное положение. Подойдя совсем близко к стойлу Красавчика, Уилл резко схватил коня за гриву и приблизил голову к себе. – Проклятый конь, это ты виноват, что я упал, поэтому я тебя накажу, – резко вытащив из кармана нож, он показал его жеребцу. – Ну что, теперь страшно? Твен сидел за Красавчиком, не шевелясь, слышал разговор пьяного отца и видел всё, что тот делает. Он чувствовал страх Красавчика, который передавался и ему тоже. Нужно выбрать момент и действовать… Сейчас! Мальчик резко вскочил, схватил кнут и что есть силы ударил по крупу жеребца. Реакция коня сработала моментально: он испугался и заржал, неожиданно для Уилла встал на дыбы, передними ногами ударив его в грудь с такой силой, что тот отлетел на несколько метров вперёд и ударился о стену. Твен успел отскочить от коня, поскольку задние ноги могли рефлекторно ударить тоже. – Молодец, Красавчик, ты всё сделал правильно и… извини за кнут, с меня ведро сладкой моркови, – он погладил жеребца и поцеловал лохматую морду. Конь особо не сопротивлялся, лишь в очередной раз отрицательно покачал головой, как бы говоря о том, что эти лобызания ни к чему. Из закутка выскочил Марк и подбежал к брату. – Вот это да, вот это вы даёте с Красавчиком, ну прям как в «Зорро»! – мальчик подошёл к жеребцу и погладил морду. – Молодец, Красавчик, ты наш герой. А что с Уиллом? Что-то он не шевелится совсем, умер, что ли? – взгляд Марка остановился на Твене, который стоял рядом с приёмным отцом. – Я не знаю, у него изо рта кровь течёт. Наверное, надо позвать врача. – Тогда я позову, – сорвался Марк с места, чтобы бежать за помощью. – Нет, стой! Иди в дом, только смотри, чтобы тебя никто не видел, и рот на замок! Я сам побегу за помощью, не хватало того, чтобы узнали, что мы вместе были в конюшне. – Хорошо, я постараюсь. Ну я пошёл? – близнец отвернулся от Твена и направился домой, оглядываясь по сторонам, чтобы его никто случайно не увидел. В доме была только жена Уилла – Тина, их приёмная мать. Она почти никогда не выходила из дома, смотрела за близнецами и вела домашнее хозяйство. Вот она-то и увидела в окно, что Марк выходил из конюшни. Выглядел он подозрительно и постоянно оглядывался по сторонам, как будто чего-то опасался. «Что это с ним и где его брат?» – промелькнуло у неё в голове. Марк приблизился к двери дома, оглянулся по сторонам и медленно открыл дверь. Та предательски заскрипела, оповещая всех, что кто-то вошел. – Вот же зараза! – прошептал мальчик. Не успел он подняться по лестнице, как над ним грозовой тучей нависла Тина. – Где ты был, маленький засранец, и где твой брат? Отвечай немедленно! – Я… я… гулял на улице с мальчишка… – не успел он договорить, как получил оплеуху. – Не смей мне врать, гадёныш! Отвечай, ГДЕ ТВОЙ БРАТ? – Тина, я не знаю, не знаю, кажется, я видел, как он пошёл в конюшню дать лошадям еды. – Я видела, как ты тоже шёл с конюшни, что вы там делали вдвоём? – Я хотел посмотреть на Красавчика, он такой классный, как конь у Зорро. – У какого ещё Зорро? Что ты несёшь? Иди отсюда в свою комнату, не путайся у меня под ногами, – она повернулась, тяжело вздохнула и пошла на кухню готовить обед на свою большую приёмную семью. «Этот братец скрывает что-то от меня, но не будь я Тина Уилл Браун, если не узнаю правду. Говорила я Уиллу, не нужно было брать этих выродков, прокляты они, как и вся их семья…» – женщина сбросила с себя фартук и быстрым шагом направилась в конюшню. Твен бежал по дороге в сторону больницы. Он бежал быстро, но страх того, что он мог убить Уилла, убеждал бежать ещё быстрее. «Только бы успеть, только бы успеть спасти его. Я же не хотел убивать, а так, испугать немного, чтобы отстал от нас и больше не бил», – с такими мыслями Твен старался ускориться изо всех сил. Когда до больницы оставалось пара кварталов и поворот налево, мальчик вдруг остановился как вкопанный. Перед ним простиралась дорога, ведущая на свободу. Туда, где нет истерички Тины и злобного Уилла, где нет подхалимщиков и прислужников папаши, нет постоянной боли и страха, что умрёшь или не встанешь от очередных ударов взрослых. Твен потрогал шишку на голове – она ещё окончательно не зажила, и прикосновения отзывались острой болью. Поморщившись, он со злостью подумал о том, что эту шишку и все остальные синяки и удары на теле, шрамы на спине он получил лишь от одного человека, который ненавидел его больше всех на свете. Но за что? Откуда такая ненависть? Он не знал. Твен сделал шаг в сторону новой жизни и оглянулся назад. – Марк, я вернусь за тобой. Обязательно вернусь, пожалуйста, только дождись меня… Тина сбавила шаг, подходя к конюшне: почему-то было страшно, хотя она никогда ничего не боялась. Женщина зашла в тёплое помещение, где жили лошади, и резко остановилась. Она всегда ненавидела этот запах, резкий и кислый, который исходил от лошадей.