Сонькин понял и принялся читать. Читал так старательно, что вспотел даже. Но вот прочитана последняя страница. - Все ли в деле понятно? - Все понятно. Спасибо. Все, как полагается. Составлен и подписан протокол об окончании предварительного следствия. - И не увидимся больше, - поник головою Павел. - Увидимся, - ободрил его Гвоздев. Взгляд Сонькина засветился надеждой. - Действовали вы правильно, - продолжил Александр Михайлович, - однако важно в дальнейшем не сорваться. Вы меня поняли, Павел Семенович? - Какой разговор! - Надеюсь, что вы найдете в себе достаточно сил и энергии, чтобы после отбытия наказания стать на правильный путь и начать жить по-новому. - Я не обману вас. - Вы себя, Павел Семенович, не обманите. Отбудете наказание, найдите меня. Я постараюсь помочь вам. - Я приду, непременно приду, - волнуясь, сказал Сонькин, - куда я без вас? - Желаю вам, Павел Семенович, поскорее вернуться на свободу. - Гвоздев встал и подошел к поднявшемуся Сонькину. - Простимся. Будьте здоровы. - И подал ему руку, которую тот оторопело и судорожно пожал. Из следственного изолятора Гвоздев поехал в отдел, зашел к Шульгину, доложил о ходе расследования. Подполковник молча выслушал, одобрительно кивнул, потом неожиданно сказал: - Одного из наших следователей надо направить на курсы повышения квалификации. В Ленинград… - И, помолчав, добавил: - Александр Михайлович, не желаете ли побывать на берегах Невы? - Нет, Данил Антонович, - отказался Гвоздев, - не могу. И без этого жена сбежала. Сами ж знаете… Взяла отпуск и уехала к сестре. …Гвоздев сегодня устал. Придя домой, наскоро, по-холостяцки, поужинав, решил лечь спать. Очень хотелось поскорее заснуть, и нужно было заснуть. Но сон не шел. Горькие, отравляющие душу мысли не отпускали, не давали покоя. За стеной, у соседа, часы медленно, тягуче, как бы с неохотой, принялись отбивать удары - раз, два, три… и казалось, конца им не будет, этим ударам. Двенадцать ночи. Надо бы уж давно спать. Утром вставать в половине седьмого. Росло, закипало раздражение, переходящее в злость. Но на кого злиться? Лишь на себя, только на себя. Вдруг с необыкновенной остротою он ощутил, как тоскливо и неуютно стало без жены в комнате. И ничего нельзя было поделать, и никто не мог прийти на помощь. Лишь она одна - Зина. Но ее не было. «А что, если все эти ее наскоки на меня, - внезапно мелькнула где-то на заднем плане сознания темная подленькая мыслишка, - вызваны не тем, на что она ссылается, а другим… Стало вдруг сразу жарко, как-то жутковато. «Вздор, вздор!» - внушал он себе. Александр Михайлович встал с постели, ставшей почему-то такой жесткой и неуютной, подошел к окну, открыл форточку. Жадно вдохнул ночной прохладный воздух. Подошел к книжному шкафу, взял том Гельвеция «Об уме», раскрыл наугад, прочитал: «Страсти заводят нас в заблуждение, так как они сосредоточивают все наше внимание на одной стороне рассматриваемого предмета и не дают возможности исследовать его всесторонне». Он поморщился, поставил книгу обратно. Лег в кровать. Вспомнилось вчерашнее довольно странное сновидение. Будто все искал он Зину, попадая то в лес, то в поле. Она пряталась от него и смеялась, а смех этот звучал недобро, издевательски. И вдруг он видит Зину, только она на другом склоне оврага, глубокого, с крутыми, почти обрывистыми откосами, а с ней кто-то стоит рядом. Гвоздев не выдержал, рванулся вперед и стал стремительно падать… «Пригрезится же такое, - думал Александр Михайлович, заставляя себя успокоиться, - нарочно не придумаешь. Что бы все это могло значить?» Вчерашней ночью, когда приснился этот неприятный сон, он решил, что это результат некоторого переутомления, из-за которого нарушилась деятельность сердца. Сейчас же, невольно возвратившись к воспоминанию о сновидении, он, скорее подсознательно, стал искать подоплеку этого явления в сфере эмоциональной, как бы стремясь связать приснившееся с размолвкой, возникшей между ним и его женой Зиной. Он снова взял книгу, но читать не хотелось. Погасив свет, подошел к окну. Там в темном небе мягко и как бы успокаивающе мерцали звезды. Александр Михайлович минуту-другую смотрел на звезды и, будто получив от них необходимый ему заряд, решительно направился к постели. - Спать! - приказал он себе. - Все вздор, все пройдет, все утрясется! Спать!.. Дыбин решительно настаивал на том, чтобы Кандыба именно сейчас активизировал «деятельность». Расчет был двойной. Если Толик и его друзья, еще оставшиеся на свободе, не попадутся, то Тунгусу легче будет и он попробует выкрутиться. Во всяком случае - Кандыбу не выдаст. А если он Кандыбу не выдаст, то кто до него, Дыбина, дойдет? Каким путем? В другом случае, если сам Кандыба попадется, то ему, Дыбину, хуже тоже не станет. Тогда можно будет закрыть «лавочку». Кандыба не выдаст, это ему сто раз не выгодно, как, впрочем, и Тунгусу. Если они назовут его, то сразу все они превратятся в членов преступной группы и наказание им определят посерьезнее. К тому же еще надо доказать, что он, Дыбин, участвовал в преступлениях. И как же можно это доказать, если он в них не участвовал? Значит, и так и сяк он остается в стороне. Пока Канюков и Жиренков будут отбывать наказание, можно будет без каких-либо помех ликвидировать свое маленькое хозяйство и отбыть в неизвестном направлении. Как хорошо, что они ничего не знают о его связях с сестрой Марией и ее мужем. Да. Придумано все недурно. В душе Антон Прохорович глубоко презирал и «помощника» своего Кандыбу, и ловкого Тунгуса, не говоря о всех остальных. Иной раз они вызывали у него неподдельное чувство отвращения. Но отвращение отвращением, а прибыль от них была существенной. И потому, если бы не эта цепь неудач и провалов, он и впредь пользовался бы их услугами. Но теперь положение изменилось. И как ни успокаивал себя Антон Прохорович, что лично ему опасность не грозит, тревога все же не покидала его. Не добрались бы только до Мани. Сестра его, Мария, была единственным человеком, которого Антон Прохорович любил. Определив девочку в детский дом, Антон все время узнавал, как она живет. Окончив восемь классов, Маня потом училась в ПТУ, выпускающем работников торговли. И теперь трудилась в небольшом сельском магазине, далеко от тех мест, где прошло ее детдомовское детство. Здесь она и замуж вышла. Антон Прохорович иногда приезжал к сестре, и вскоре с ее мужем у него сложились дружеские отношения. Однако в гости к себе он их ни разу не пригласил, ссылаясь на тяготы быта. Владимир, муж Марии, работал шофером в райпотребсоюзе. Зарабатывали они неплохо, но все же, имея семью в пять человек, до полнейшего благополучия было весьма далеко. Однажды Мария, чуть не сгорая от стыда, попросила у Антона Прохоровича взаймы. Через неделю он привез немного больше названной суммы. С того дня Антон Прохорович заезжал только раз. Сестре привез подарки, детям гостинцы. О деньгах, данных взаймы, и не заикнулся. Но что удивило: пригласил Владимира в гости к себе. - Ты в городе часто бываешь? - спросил он у него после обеда. - Туда езжу за продуктами и прочими товарами. Два раза в неделю, - ответил Владимир. - Ну вот и хорошо. Приходи в следующий четверг, в середине дня. Только на автомобиле к дому не подъезжай, оставь его где-нибудь, а сам пешочком. Я тебя ждать буду. Разговор есть. Но Мане об этом ни слова. От Антона Прохоровича Владимир вернулся озабоченным. Маня заметила, что он места себе не находит. Встревожилась, стала донимать расспросами. Наконец от открылся. - Такое дело, - сказал Владимир хриплым от волнения голосом, отведя глаза и опустив голову, - левый товар один человек предлагает… - Какой человек! - всполошилась Маня. - Ты с ума сошел! Это же… это же… в тюрьму угодить можно. - Человек надежный, - помолчав, продолжал Владимир, - и риска почти никакого. Поступила, скажем, к тебе в магазин краска масляная, белила, например, триста банок. А ты продашь четыреста. Деньги не помешают… Через три недели Мария сдалась. На совещание собрались у начальника отдела. Оно началось примерно через час после задержания Канюкова. Дали слово Гвоздеву, первым вышедшему на Канюкова. Александр Михайлович, опустив некоторые детали, сообщил, что в районе, обслуживаемом их отделом, орудует преступная группа во главе с Канюковым, носящим кличку Кандыба. Но истинным руководителем является Дыбин. Сам Дыбин в преступлениях не участвовал. Он давал указания, выплачивал «гонорары» и организовывал сбыт ворованного. Как организовывался сбыт, на данном этапе расследования пока еще не известно. И для того, чтобы арестовать Дыбина, достаточных оснований сейчас не имеется. О преступной деятельности Дыбина может рассказать Канюков, но он, по-видимому, этого не сделает. Нами арестован также активный участник этой группы Жиренков, носящий кличку Тунгус. Кроме перечисленных, известны еще несколько участников группы, но есть и совершенно неизвестные ее члены. Необходимо разработать систему мероприятий, в результате реализации которых Дыбин и прочие преступники были бы выведены на чистую воду. Александр Михайлович закончил короткий доклад. - Давайте, товарищи, ваши предложения, - проговорил начальник отдела, - может быть, у кого вопросы возникли? - Если бы Канюков раскрылся, - произнес начальник отделения уголовного розыска Смагин, - это дало бы много. Но рассчитывать на это, пожалуй, не приходится. - То-то и оно, что он не раскроется, - проговорил Гвоздев. - К этому его могут вынудить только чрезвычайные обстоятельства. И факты. А у нас их пока не очень много. - Выяснили, как живет Дыбин? - спросил начальник отдела. - Выяснили, - ответил Гвоздев. - Работает в средней школе кочегаром. Имеет свой дом, небольшой сад и огород. Уроженец Витебской области. Ведет трезвый образ жизни. Из города отлучается редко. Вдовец. Поддерживает связь с женщиной по имени Таисья. Недавно продал ей в рассрочку свой дом за три тысячи рублей, с правом проживания в этом доме вплоть до момента окончательной уплаты его стоимости. - Сделка, может быть, фиктивная? - Оформлена, как этого требует закон. Нотариально. По имеющимся сведениям, Таисья отношения к преступной группе не имеет. - Разрешите, товарищ подполковник, - поднял руку Лукин. - Пожалуйста. - Мне думается, - начал Лукин, - что есть одна возможность заставить Канюкова дать показания против Дыбина. - Какая же это возможность? - Канюкова можно пока не арестовывать… Он ведь сейчас не знает, что мы конкретно против него имеем. Мы можем ему доказать только один момент - сегодняшнюю кражу. Стоит нам намекнуть, что больше за ним ничего не значится, он воспрянет духом. - Мысль верная…