И она ушла — на светлую, прогретую солнцем улицу. До отеля всего пару минут пешком, но она туда не спешила. В последний раз взглянув на ресторан, где остались сидеть, склонившись друг к другу, трое мужчин, она направилась к реке. «Пора». Сандра повернулась и вышла. Кеннет отложил планшет и встал. Он пытался не заснуть и в полудреме смотрел Нетфликс, уже устав к моменту, как они вернулись из домика Томаса, а они были еще на полпути. Выйдя в прихожую и достав из комода ключи от машины, он подумал, насколько проще было бы все это провернуть в декабре, когда темно круглые сутки, но у них нет выбора. «Хонду» ищут полицейские, нельзя допустить, чтобы они ее нашли, — эта тачка должна исчезнуть. Когда он вышел, готовая ехать Сандра уже стояла около своей машины. Казалось, будущие финансовые возможности оказывались неиссякаемым источником энергии. — Занавески опущены везде, — сказала она спустившемуся по лестнице Кеннету, кивнув на ближайших соседей. — Свет в доме не горит. Поедем! Кеннет открыл дверь в гараж и выехал на дорогу. Он понимал, что надумывает, но маленькая машина казалась ему гораздо громче, чем машина Сандры, и он боялся разбудить всю деревню. Он взглянул в зеркало заднего вида, Сандру видно не было — таков план. Не ехать вплотную. На случай если кто-то видел «Хонду» и слышал, что машину ищет полиция, они хотя бы не смогут связать ее с автомобилем Сандры. Он ехал вдоль озера, в честь которого назвали деревню, и раздумывал о плохих решениях, которые принимал. Так много. Так долго. Он винил отца, который был образцовым мудаком. Невероятно успешным, уважаемым, его боготворили. Но все же он был мудаком. Не настоящим мужчиной. Не любящим отцом. Он был успешным предпринимателем, у которого случайно оказалась супруга и несколько детей. Вся его сущность была завязана на работу. Успех требовал абсолютного фокуса, контроля, никаких отвлекающих моментов. В большом доме в одном из элитных районов Стокгольма должны были царить чистота и порядок. Кеннет рос под влиянием этих слов. Чистота и порядок — результат дисциплины и послушания. Ошибка означала слабость, и он был больше мотивирован эту слабость побороть, когда знал, что она причиняет боль. Так много боли за все годы. Столько плохих решений. Кеннет протестовал, последовательно выбирая то, что ненавидел его отец. Создавал хаос. Он прогуливал, плевал на условности, сомневался, забывал, принимал наркотики, грабил… Так он пять лет назад попал в Норрланд. Тюрьма в Хапаранде. Второй класс безопасности. Три года и восемь месяцев за грабеж. Сандра работала там. На четыре года старше и на полголовы выше, она вела себя с ним с дружелюбным профессионализмом, но с течением времени они стали разговаривать чаще, общение стало менее формальным. Вскоре они влюбились в друг друга. Конечно, отношения между заключенными и персоналом были запрещены, поэтому они не делали ничего, что могло бы привести к релокации или увольнению. Они изнывали, находясь каждый день рядом, но никогда не приближались слишком близко, не вступали в интимную связь, считали дни. Когда через два года он освободился, то завязал с наркотиками и остался в Хапаранде. Ему было не к кому и некуда возвращаться. Он въехал в ее квартиру, которую они покинули через год, купив дом в Норра Стуртрэск. Подальше от города, подальше от искушений. Все было хорошо. Даже лучше. Прекрасно. Но не теперь. Он свернул перед мысом Грубнэсудден и поехал по самым маленьким из возможных дорог в сторону местечка Будтрэск. Там дорога немного расширилась, но ехать оставалось недолго. Где-то через километр он притормозил, чтобы свернуть налево, и выругался про себя. Встречная машина. Он попытался решить, что привлечет меньше внимания — повернуть, несмотря на встречную машину на другой полосе, или подождать, хотя еще есть время проскочить перед машиной. Подождать или повернуть? Когда он наконец принял решение, прошло столько времени, что ему уже ничего не оставалось, кроме как ждать. Кеннет опустил голову и отвернулся, когда встречная машина проезжала мимо, потом торопливо, с беспокойством, взглянул в зеркало заднего вида. Красные габаритные огни исчезли, автомобиль не притормозил, не попытался развернуться. С облегчением он повернул на грунтовую дорожку, поехал вперед, по левую сторону раскинулся лес, по правую — желтые торфяники. Снова повернул туда, где, если очень постараться, можно было разглядеть следы колес какой-то лесозаготовительной техники, несмотря на то, что они почти полностью заросли травой. Дно машины царапали кустарники и ветки, когда он очень медленно пробирался к своей цели. Через пару минут он был на месте, остановился и вышел из машины. Перед ним был каменистый склон, покрытый папоротником и черничником, растущим на этой сухой неплодородной земле. Склон оканчивался скалистым, высотой пять-шесть метров, вертикальным откосом, поднимавшимся из темной воды. План должен сработать. Никаких помех и достаточно глубокое озеро. Кеннет наклонился, выставил нейтральную передачу, встал у двери и начал толкать. Когда машина уже почти оказалось на склоне, она покатилась сама, и он шагнул в сторону. «Хонда» исчезла за откосом, и когда через секунду машина ударилась о поверхность воды, Кеннету показалось, что летнюю ночь потряс взрыв. Он осторожно заглянул вниз. Вода уже частично залила капот, хлынула в салон через открытую водительскую дверь, машина быстро шла ко дну. Вскоре осталась видна только поврежденная при столкновении задняя часть, а потом исчезла и она. Пузыри воздуха еще продолжали подниматься, но через некоторое время исчезли и озеро снова стало спокойным и ровным. Кеннет пошел назад вверх по склону, направляясь к тому месту, где, по их плану, его должна была подобрать Сандра на машине. Впервые с аварии он почувствовал проблеск надежды. Да, мужчина погиб, с этим ничего не поделаешь, но полиция не пришла, ему, судя по всему, чертовски повезло, и он не оставил на теле погибшего ДНК, деньги спрятаны, и он избавился от автомобиля. Может, все-таки все изменится к лучшему. В ее домах и квартирах наступает новый день, жители готовят себе кофе. Один из многих дней. В Хапаранде. Люди едут на работу, начинают смену, что-то завершают, просят отгул по уходу за ребенком, проводят карточкой-ключом, надевают форму, торопятся в детские сады и секции. Магазины должны открываться, а дела вестись. Несмотря ни на что. Многие работают. Многие нет. Она помнит ощущение, когда в ней распахнула двери «ИКЕА». Самый северный магазин в мире. Приезжал сам Кампрад и участвовал в церемонии открытия. Люди часами ждут в очереди под мокрым снегом, чтобы попасть внутрь. Отели забиты, шведская и международная пресса, работают камеры, ее фотографируют, снимают с ней видео, замечают ее. Теперь все изменится. Раз пришла «ИКЕА», то придут и другие компании, появятся клиенты и рабочие места, город будет расти и процветать. Клиенты появились — в «ИКЕА», — но она так и не вернула былой блеск. Даже не приблизилась к нему. Может, ответ кроется в выражении, которое она слышит слишком часто. Ei se kannatte. «Это того не стоит» на меянкиели. Торнедальский финский. Самый редкий из трех ее языков. Хотя эту фразу чаще всего говорят с улыбкой, как бы в шутку, она все равно чувствует, как пропитана этим. Много лет разговоры о новых вложениях в спорт ли, бизнес, туризм или политику вызывают именно такую реакцию. У нее самая низкая явка на выборы в Швеции. Ei se kannatte. Сложно понять, где причина, а где следствие, но многие инициативы оказывались для нее нежизнеспособными. Виновато самоисполняющееся пророчество или необычайно суровый климат? Она предполагает, что и то, и другое понемногу. Что бы ни было — с этим она ничего поделать не может. Солнце уже пригревает, когда Гордон Бакман Ниска бросает взгляд на пульсометр на запястье. 142. Зафиксировано после 13 километров за 54 минуты. Он тренируется шесть раз в неделю. Всегда. Обычно ритмичные движения и ровное дыхание вводят его в почти медитативное состояние. Сейчас он ловит себя на том, что думает о Ханне. Опять. Он не хочет себе признаваться, но вчера, когда он ложился спать, он по ней скучал, ему не хватало ее. Ему часто ее не хватает. Он ускоряется, фокусируется на дыхании, гонит мысли прочь. Когда они проезжают границу с Финляндией, Людвиг смотрит на молчаливую семилетнюю девочку на заднем сиденье. Его падчерица. Школьные каникулы. Он везет ее к бабушке в Кеми утром, Эвелина забирает вечером. Он не рад, когда ему нужно проводить время с девочкой наедине. Она не понимает его финский или не хочет понимать. Людвиг уверен, что, разговаривая с ним, она придумывает слова, чтобы выставить его дураком. Практически уверен, что она его недолюбливает. Он прав, но проблем у него прибавится, когда несколько месяцев спустя Эвелина вступит в секту и заберет с собой дочь. Вигго, трехлетний кот породы русская голубая, жалостливо мяукает, когда его хозяин, Морган Берг, возвращается домой. Еда закончилась, и коту хотелось провести эту теплую летнюю ночь на улице, а не в четырех стенах. Морган небрежно насыпает сухой корм и наливает коту свежую воду, прежде чем с раздражением пойти в душ. Вчера вечером он зашел к соседской паре на ужин, и потом они оказались в постели, как иногда случалось, когда у них появлялось такое желание. После они уснули. Это его раздражает — он хочет просыпаться дома, совершать привычные действия, а теперь едва успеет сполоснуться, как уже пора отправляться в участок. Материалы расследования исчезновения занимают целый кабинет в подвале дома. П-У Корпела просидел тут с утра уже два часа. Он стал этим одержим. Одержим ею. Леной Раск. В семнадцать лет он лишился с ней девственности. Четыре года спустя она и ее подруга бесследно исчезли. Он с ней никогда больше не виделся и не созванивался. Уже много лет их исчезновение — глухое дело. П-У не знает, что регулярно общается с мужчиной, убившим их обеих. Становится так жарко, что Роджер приоткрывает окно и смотрит на все еще спящую на двуспальной кровати Нору. Такое счастье было ее встретить, так страшно сейчас ее потерять. Уже несколько лет она говорит о детях. Роджер делает вид, что разделяет ее желание. Вчера впервые зашла речь об ЭКО, и теперь он стоит тут в страхе быть разоблаченным, что разбирательство покажет — причина их бесплодия в тайной стерилизации, которой он подверг себя через год после их встречи. Он занавешивает окно от солнца, выходит из дома. Как и коллеги — все, кто соберется в участке примерно через час, — он ожидает, что день будет похож на все другие. Он ошибается. Ханна не слышала, как вчера пришел Томас и как он встал с утра. Она знала, что домой он приезжал, так как когда в три часа ночи проснулась от прилива жара, он лежал в кровати. Она поднялась, вытащила тонкое летнее одеяло из пододеяльника, распахнула окно, заодно, раз уж встала, сходила в туалет и ополоснула лицо холодной водой. Снова легла и стала слушать спокойное ровное дыхание Томаса. Подумала, не лечь ли ближе к нему, уснуть рядом, но мысль о жаре его тела ее остановила. Утром, когда у нее зазвенел будильник, Томаса уже не было. Она вылезла из душа и, вытираясь перед зеркалом, открыла дверь ванной, чтобы впустить прохладу. Талия больше не являлась самой узкой частью тела, а гравитация крепче всего взялась за грудь и ягодицы — от нее никуда не деться. Кожа уже была не такой упругой как раньше, особенно вокруг шеи и внизу декольте. Ханна выглядела на свои пятьдесят четыре, но тело ее устраивало. Устраивал его внешний вид, а не то, как оно последнее время функционирует. Правда, ей хотелось, чтобы Томас больше обращал на него внимания. Ханна решила нанести легкий макияж, раз все равно стоит перед зеркалом. Неброские тени вокруг тепло-карих глаз, немного туши на ресницы и скромная помада. Потом провела расческой по волосам, которые подкрашивала каждые три месяца, чтобы убрать появляющиеся седые волоски. Новое нижнее белье, остальная одежда — как вчера, быстрый завтрак, бегло проглядела газету — и на улицу. Солнце уже пригревало, когда она вышла из краснокирпичного одноэтажного дома на улице Бьернхольмсгатан и направилась в сторону центра. Через пару метров она приветственно помахала вышедшему из дома мужчине, но не остановилась поговорить. Установление более близкого контакта с соседями ее никогда не интересовало. Она хотела сохранить ощущение свежести после душа как можно дольше, поэтому, поднимаясь в горку к церкви, замедлила шаг, свернула налево на Щепмансгатан, мимо школы Турнедальскулан, где учились и Габриэль, и Алисия, но на разных программах. Вскоре она оказалась в центре. Дорога на работу занимала около пятнадцати минут пешком, она ходила по этому пути каждый день круглый год и так к нему привыкла, что уже не замечала, мимо чего идет, если только не открывался новый магазин или, что, к сожалению, случалось чаще, не закрывался старый. К ее удивлению Гордон с Морганом уже ждали около участка, когда она подошла. — Вот и ты! Как раз собирался тебе звонить, — сказал Гордон, увидев ее. — Новости о Тарасове? — Нет, но ты опоздала. — На что? — Тестирование на профпригодность. Ханна шумно вздохнула — она не то чтобы забыла, а скорее вытеснила это. Раз в восемнадцать месяцев все вооруженные полицейские сдавали экзамен по стрельбе, чтобы сохранить право носить оружие. Прошлой зимой она еле-еле сдала экзамен и с тех пор вообще не тренировалась. Не чувствовала в этом необходимости. За все годы в полиции она доставала оружие три раза и ни разу его не применяла. — А нельзя его немного отложить? — предприняла она попытку. — Нет, ты уже два раза переносила. Если перенести сейчас, то у тебя останется всего неделя на пересдачу в случае провала. Ханна снова вздохнула, но неохотно последовала за Гордоном к низкому зданию позади участка, вниз к реке. Морган — чуть впереди, глаза в пол. — Как все прошло вчера? — спросил Гордон, желая завязать беседу. — Прошло что? — Ужин, домашние посиделки. — Хорошо, — ответила Ханна, пожав плечами, чем, как она надеялась, продемонстрировала Гордону, что говорить тут особо не о чем. — Удалось сделать пасту с курицей? — Нет, взяла еду навынос.