— Тебе лучше знать, — честно ответил Морган. Ханна поняла, что на данный момент ей известна вся доступная информация. Ей не очень хотелось смотреть на жертв, потом будет достаточно фотографий и постепенно придут подробные результаты вскрытий, так что она повернулась к черным автомобилям, стоявшим чуть в глубине, и к четырем людям, которые в них сидели и стояли, прислонившись к ним, и разговаривали с П-У. — Это они их нашли? — Да. — Зачем они сюда поехали? — Вон она… — Морган показал на единственную женщину в компании, молодая, лет около двадцати, которая сидела на переднем сиденье одного из внедорожников с открытой дверью. — Кто-то типа инфлюенсера. Они сказали, что собирались тут что-то фотографировать. — Зачем? — искренне удивилась Ханна. — Муниципалитет, очевидно, заплатил ей за десяток постов. — Серьезно? — «Чтобы популяризировать эту дыру», как она дипломатически выразилась. Ханна не стала делиться своим мнением об инфлюенсерах. В школе у Алисии был короткий период, когда она собиралась стать одной из них. Она продержалась несколько месяцев, но свернула проект, когда не сложилось с подписчиками, успехом и деньгами. Не то чтобы Ханна имела что-то против них — они молоды, умны и достаточно предприимчивы, чтобы делать деньги на современном увлечении поверхностным нарциссизмом и потребности наполнять экраны незнакомцами, рассказывающими, что делать, как думать, что любить, и прежде всего что покупать. Но сам факт их существования, когда это считалось профессией, которую можно приобрести, является симптомом того, что они живут в лучшем из миров в худшее из времен. Солнце немилосердно пекло на открытой площадке, когда Ханна направилась к двум большим черным машинам, и ее осенило, что она не спросила, давно ли лежат тела, а просто исходила из того, что убийство произошло недавно. Если они пролежали при такой погоде несколько дней, то она особенно довольна, что не стала подходить к ним ближе. Она подошла к П-У сбоку, и он бросил беглый взгляд в ее сторону, прежде чем вернуться к своему блокноту. — Но никакого движения на месте или на дороге вы не видели, когда подъезжали? Трое аккуратно причесанных элегантных мужчин в изысканной, наверняка дорогой летней одежде и кроссовках переглянулись и покачали головами. — Нет, — ответила из машины женщина, чья кожа на лице, как сейчас заметила Ханна, была абсолютно гладкой. Ни одной поры, ни пятнышка, с легким блеском, но точно не от пота. Накладные ресница и губы выступали почти так же сильно, как и утонченный нос. Короткие черные волосы, обрамлявшие маленькое лицо, и худое тело усиливали кукольный образ, в достижение которого она, несомненно, вложила приличное количество денег и времени. — А вы кто? — поинтересовалась она, оборачиваясь к Ханне. — Ханна Вестер, — ответила Ханна и подавила импульс протянуть руку, подумав, что женщина не захочет рисковать здоровенными накладными ногтями ради приветствия местной, с красноватым лицом, вспотевшей сотрудницы полиции. — А вы кто? — Нэнси Кью, — сказала она таким тоном, чтобы уж имя произвело на Ханну впечатление, раз ее физическое воплощение явно не возымело такого эффекта. Ханна услышала приближение автомобиля, повернулась и увидела, как из темно-зеленого «Рено» выскакивают двое мужчин и спешат к оцеплению, у одного из них перед собой камера, которой он непрерывно щелкает. — Эй, эй, эй, — услышали они поднявшего руки Моргана, как будто это могло заставить их не снимать. — Мы закончили? — спросила Нэнси, кивнув на только что прибывших журналистов. — Они приехали поговорить со мной. — Вы позвонили журналистам? — спросила Ханна, и даже Нэнси наверняка услышала ледяные нотки в ее голосе, но взглянула на нее с полным непониманием в глазах. — Конечно позвонила. Ханна посмотрела на двух мужчин, которые вели напряженный диалог с Морганом. Не из газеты «Хапарандабладет». Значит, Нэнси позвонила еще куда-то, скорее всего кому-то крупнее, с охватом по всей стране, кто, в свою очередь, подключил местные ресурсы. Им потребовалось на это время. — Вы им позвонили, до того как позвонили нам, — констатировала она. — Я вам не звонила, вам Том позвонил, — Нэнси кивнула на одного из неизвестных бородатых мужчин, и спрыгнула с сиденья. — Мы закончили? — Вам нельзя с ними разговаривать о том, что вы здесь видели, — не мог не сказать П-У. — Нет, можно, — ответила Нэнси, собираясь пойти к оцеплению, но Ханна резко остановила ее рукой. — Вы снимали и фотографировали до того, как мы приехали? — Может быть, а что? — Дайте мне ваши телефоны. — Нет, вы не имеете права их забирать. Нэнси так вызывающе смотрела на Ханну, что та понимала — она не привыкла, когда ей противоречили. Когда-то должен наступить первый раз. Когда она вознамерилась уйти, Ханна схватила ее за мягкую шерсть тонкого свитера и удержала на месте. — Если у вас есть снимки и видео — это улики. А если вы удалите улики с моего места преступления, то останетесь здесь гораздо дольше, чем вам хотелось бы, и вам будет запрещено с кем-либо разговаривать. Понимаете, о чем я? — Да. — Так что давайте мне ваши чертовы телефоны, иначе задержу вас прямо здесь. На лице Нэнси впервые отразилась неуверенность. Нэнси повернулась к остальным троим, которые одновременно полезли в карманы за телефонами. Недовольная гримаса на ее лице давала понять, что она считает их всех предателями, потом она сама сунула руку в задний карман и со вздохом протянула телефон. — Можно я пойду? — Да, будьте добры, тогда мне не придется вас видеть. Ханна видела, как Нэнси резким шагом идет к оцеплению, пролезает под лентой и удаляется вниз по дороге с двумя журналистами. Ханна повернулась к П-У, так и стоявшим с открытым блокнотом в руках. — Прости, ты закончил с ней? — Думаю, да. Если даже нет, то она наверняка еще вернется. — Чертов придурок, — пробормотала Ханна себе под нос, чувствуя, как растущее раздражение не дает ей стоять на месте. Она вышла на площадку у дома, положила руки на шею и сделала несколько глубоких вдохов. — Все нормально? Она обернулась. К ней подходил Гордон. — Бесит! — Что? — Мир в целом, Нэнси Кью — в частности. Он явно не совсем понимал, о чем она, но не стал углубляться в тему, его беспокоило что-то более важное, и он подошел ближе. — Я посмотрел на тела… Парень у машины — Ренé Фукé. На секунду Ханне показалось, что они пришли не по адресу, что двухкомнатная квартира — такая своего рода демонстрационная, где никто не живет. Единственная куртка аккуратно висела на плечиках на полке для головных уборов в прихожей, крючки были пусты. Две пары вычищенных до блеска ботинок стояли на полке для обуви внизу. Коврик у двери лежал вровень с порогом. У стены стоял деревянный стул, рядом с ним — столик и ролик для одежды в углу. Больше ничего. Пока плотник вскрывал дверь, они надели простые белые защитные костюмы поверх обычной одежды, натянули бахилы, перчатки и убрали волосы под белый, похожий на шапочку для душа, головной убор, который не надел бы никто хотя бы с намеком на чувство собственного достоинства. Они будто идут на смену на какую-нибудь русскую атомную станцию в восьмидесятых, подумала Ханна, когда они стояли за дверью внутри квартиры на улице Вэстра Эспланаден, 12, и видели себя в зеркале на стене, естественно, тоже без единого пятнышка или отпечатка пальцев. — Чистота и порядок, — констатировала Ханна и шагнула вглубь стерильного и безликого жилья. — Что думаешь? Я проверю спальню, ты — гостиную, а потом вместе изучим кухню? — Хорошо! Ханна зашла в комнатку, находившуюся сразу направо. Как это возможно — держать все в таком порядке и чистоте? Даже когда у них чисто и убрано, такого и близко нет. Даже сейчас, когда они живут вдвоем с Томасом. Будто она рассматривает разворот интерьерного журнала. Или скорее мебельного каталога, поскольку комната была совершенно лишена собственного стиля, и вся мебель, казалось, скорее отобрана согласно своей функции, а не в соответствии с личным вкусом. На журнальном столике перед серым двухместным диваном лежали только шесть подложек, красиво уложенные в ряд с чередованием черного и красного цветов вдоль левого края. Никаких газет или журналов, подсвечников, элементов декора, ничего, что бы указывало на определенные интересы. Может, электроприборы что-нибудь расскажут. На стене висел огромный плоский телевизор. Под ним — игровая приставка с торжественно лежащим на ней геймпадом. Ханна насчитала в комнате семь колонок, так что она полагала, это звук 7.1. Сбоку от дивана стоял проигрыватель, на котором можно включать и пластинки, и CD, и кассеты. Единственное, что выдавало, что кто-то все же когда-то здесь находился, жил в этой комнате — обложка пластинки, лежавшая на черной, сделанной из оргстекла, крышке от винилового проигрывателя. Ханна приподняла закрывавший обложку белый конверт от пластинки. Уитни Хьюстон на корточках, одетая в темно-синее поло и сапоги. Она положила конверт обратно и начала рассматривать идущую вдоль стены книжную полку, открыла немногочисленные шкафы, в которых почти ничего не было кроме исключительно функциональных предметов, ничего, что можно назвать украшениями или имеющими личную ценность вещами за исключением трех крупных яиц, стоявших на полке вертикально на своего рода подставках. У Ханны возникло впечатление, что Ренé Фукé был человеком очень специфическим. — Ханна. Она вышла из гостиной и зашла в спальню — в ней тоже образцовый порядок. Кровать у стены заправлена, на тумбочке стоит будильник, зарядное устройство для телефона и ночник. На стенах — два безликих постера в рамках. Гордон стоял перед открытым шкафом. Три полки с аккуратно сложенной одеждой, а под ними — столько же выдвигающихся пластиковых контейнеров. В самом верхнем лежали ровные ряды маленьких зиплок-пакетов. Разные виды таблеток и капсул в одном ряду, порошки — в другом. С краю, ближе всего к двери шкафа в более крупных пакетах что-то, что могло быть только марихуаной. — Самоуверенный мерзавец! Даже не пытался прятать. — А зачем, мы даже не знали о его существовании. — Это да. Гордон вытащил нижний контейнер. Там среди прочего лежали весы и журнал старого образца в синей обложке с пустой этикеткой на передней стороне. Ханна взяла его и открыла на первой странице. Гордон наклонился ближе, чтобы через плечо разглядеть написанное. Она почувствовала от него собственный аромат. Все поставки расписаны. Поступления и продажи. Кому, когда, что и сколько. Как минимум три разных почерка. — Теперь мы хотя бы знаем, кто довольно долго снабжал город. — сказала она, перелистнув страницу. Множество зафиксированных транзакций каждый день. Исписанные целиком страницы. Недели, месяцы. — Это не объясняет, почему он там погиб. — Партия амфетамина на сумму тридцать миллионов пропала около недели назад. Ритола сказал, что тот русский отправит кого-нибудь искать наркотики. — Думаешь, они достались Ренé? — Здесь не указано, что он их продавал, — сказала Ханна, кивая на журнал. — Но у нас есть пять трупов, один из которых точно занимался наркотой. Маловероятно, что эти события не связаны. — Она повернулась к шкафу и вытащила последний контейнер. Пустые пакетики, тонкие маски и денежный ящик. Ханна попыталась его открыть. Закрыт на ключ. — Надо позвонить Ритоле, спросить, знают ли они, кого те могли послать, — сказал Гордон. — Он еще здесь, я видела его в обед. В «Лейлани».