Мужчина подошел ближе к нему и, накрыв лицо умирающего большим махровым полотенцем, выстрелил в его голову еще два раза. Убедившись в том, что Козин мертв, он взял в руки второе полотенце, лежащее на прикроватной тумбе, и тщательно обтер пистолет, который положил около его ног. Он вытер этим полотенцем и косяк двери, о который опирался, и направился к двери. Около двери он посмотрел на свою обувь и брюки, они были забрызганы мелкими каплями крови. Мужчина снова вернулся в комнату, где лежал убитый им человек, и стал рыться в его вещах. Найдя в чемодане джинсы, он быстро примерил их и был приятно удивлен — джинсы подошли ему. — Надо же, как удачно, — подумал он. Обувь Козина тоже подошла ему. Свернув свою старую одежду, он сунул ее в большой пакет и направился к двери. Выйдя из номера, мужчина повесил на ручку двери табличку с надписью «Прошу не беспокоить» и направился в сторону выхода. Спустившись вниз, он вышел из здания санатория и сунул пакет с вещами в мусорный ящик, который находился позади корпуса. — Ну как? — поинтересовался у него мужчина, сидевший за рулем черной «девятки». — Все хорошо, трогай, — сказал стрелок. Черная «девятка» без государственных номеров выехала за ворота санатория и, набрав приличную скорость, двинулась в сторону Москвы. * * * Весть об убийстве управляющего банком «Волжский» Козина прозвучала в Казани словно гром средь ясного неба. Меня вызвал к себе Феоктистов. В кабинете, кроме него, уже находились начальник шестого управления по борьбе с организованной преступностью Бухаров, начальник управления уголовного розыска Вдовин и двое не знакомых мне людей, по всей вероятности, представителей оперативных подразделений КГБ. — Теперь, кажется, собрались все, — сказал заместитель министра. — Мы с нашим министром только что вернулись из Кабинета министров. Что я могу вам сказать, товарищи, Правительство республики в шоке от этого преступления. — Да, преступление неординарное, — сказал Бухаров. — Это не разборки между группировками. — Вот именно, — подтвердил его слова Феоктистов. — То, что Козина застрелили в Ульяновской области, ничего не меняет. Я думаю, что ноги растут из Казани. — Михаил Иванович. А что, есть какая-то оперативная информация о причастности наших бандитов к этому делу? — поинтересовался я у него. — Какая информация? — грубовато ответил он. — Сейчас только все и говорят о причастности нашей братвы к этому убийству. А ты меня спрашиваешь о чем-то. — А что говорят оперативники из Ульяновска? — снова я задал ему вопрос. — Они же отрабатывали, наверное, людей в санатории? Феоктистов посмотрел на меня таким взглядом, словно перед ним сидел не я, а инопланетянин. Он сморщился, как от зубной боли. — Извини, Абрамов, можно подумать, что ты первый день работаешь в розыске. — Простите, товарищ полковник, — ответил я. — Я думал, что вы собрали нас всех, чтобы мы смогли обменяться имеющейся у нас информацией, наметить какие-то мероприятия в помощь товарищам из Ульяновска, но я, видно, в чем-то ошибся? — Министр хочет, чтобы мы вплотную занялись этим делом, — сказал Феоктистов. Так что, Абрамов, все в твоих руках. — Извините, я что-то не понял вас, Михаил Иванович, — я старался не обращать внимания, что Вдовин толкал меня под столом ногой. — Разве у нас мало своих нераскрытых убийств, что мы забираем себе это ульяновское убийство? Одно дело — помочь товарищам, другое дело — полностью заниматься его раскрытием. Это первое, что я хотел сказать. Второе. Данное убийство носит явно заказной характер как по исполнению, так и по подготовке к нему. Я думаю, что раскрытием данного преступления должно заниматься управление Бухарова. Вы сами знаете мое положение, у меня всего восемь сотрудников, и я сейчас просто не в состоянии выделить на это преступление двух-трех человек. — Абрамов бы не был Абрамовым, если бы не высказал свое личное мнение руководству министерства, — заметил Феоктистов, словно извиняясь перед молчаливыми мужчинами, которые сидели в креслах и внимательно слушали наш диалог. — Что, я хочу сказать — продолжил он. — Формально он, конечно, прав. Преступление по территориальности не наше. Однако я уверен, что его совершили наши бандиты, и нам будет намного проще его раскрывать, чем сотрудникам из Ульяновска. В отношении того, кто будет работать по данному делу, я тоже, наверное, соглашусь. Сейчас управление уголовного розыска просто не может этого сделать в силу физических возможностей. Я с облегчением вздохнул и с интересом посмотрел на лицо Бухарова, которое с каждым словом, произнесенным Феоктистовым, вытягивалось от удивления все больше и больше. Когда тот замолчал, он поднялся с места. — Мы впервые сталкиваемся с тем, когда нам поручают раскрытие столь резонансного преступления. Раньше наше управление было на вторых ролях в раскрытии преступлений. Многие наши сотрудники не имеют практики работы по раскрытию преступлений против личности и могут просто не справиться с возложенными на них обязанностями. Я думаю, что этим делом должны заниматься сотрудники уголовного розыска, а мы бы помогли им своей информацией. Феоктистов перевел свой взгляд с Бухарова на меня. Однако неожиданно слово взял Вдовин, который до этого момента сидел молча. — Здесь не место обсуждать решение руководства министерства Он укоризненно посмотрел на Бухарова. — Сейчас управление по борьбе с организованной преступностью по численности сравнялось с нашим управлением, и я считаю, что выделить в нем группу в пять человек особой сложности у Бухарова не вызовет. Если нужны будут какие-то консультации, мы всегда их окажем. Феоктистов был очень доволен этой репликой Вдовина. Глаза его заблестели в предчувствии близкой мести. Вот и наступил момент, которого он так долго ждал. Мы вышли из кабинета и направились к себе на этаж. — Анатолий Герасимович, кто эти двое, что сидели в углу кабинета Феоктистова? Я что-то их до этого момента не встречал, — поинтересовался я у него. — Не знаю, — ответил он. — Наверное, из банка или еще откуда-то. Поднявшись на этаж, мы разошлись по кабинетам. * * * Вадим Шимановский по-прежнему плотно работал с Быком. О том, что в Москве поменялось мнение по этому поводу, он только догадывался. Неделю назад к нему в офис приехал Кореец, который потребовал деньги, что он отложил для Быка. — Ты что, Вадим, не понимаешь русского языка? Я же сказал тебе, чтобы ты ни копейки не отдавал Быку. Это не мое решение, а Мартына, ты, надеюсь, понял меня? — Веселая у меня жизнь, — сказал Шимановский. — То Мартын меня, словно вещь, передает этому Быку, то снова забирает меня обратно. Бык хоть об этом знает? — Да пошел в задницу этот Бык, — сказал с нескрываемой злостью Кореец. — Кто он такой, чтобы диктовать правила игры? Да я его в два счета раздавлю, как таракана. — Вот и раздави!. Вот когда ты его раздавишь, тогда и приходи ко мне. Сейчас я работать на двоих просто не могу. У меня не хватает финансовых ресурсов. — Мое дело маленькое, — сказал Кореец. — Главное, что меня просили передать тебе, я сделал. В остальном, как тебе жить дальше, решай сам. Кореец вышел из кабинета, громко хлопнув тяжелой дверью. Вадим обессилено упал в кресло и, достав из кармана носовой платок, стал вытирать вспотевший лоб. Он великолепно понимал, что стал заложником обстоятельств, однако выхода из сложившейся ситуации не видел. Он снял трубку и стал звонить в Москву Мартыну. Телефон был занят, и это еще больше заставляло Шимановского волноваться. Наконец, на том конце провода подняли трубку. — Здравствуй, Мартын, — вкрадчиво начал Шимановский. — Как у вас в Москве дела? Извини, что беспокою. От меня только что ушел Кореец, который сообщил мне, что ты снова забираешь мою компанию под себя. Вчера вечером ко мне приезжал Бык и в привычной для него манере потребовал у меня деньги. Установил срок в две недели. — Знаешь, я действительно сначала хотел забрать у него твою компанию, но потом передумал. Сейчас я просто сильно занят, и у меня нет времени разбираться с этим Быком. Так что сам решай, отдавать ему деньги или нет. Кстати, я от ребят слышал, что ты хорошо работаешь с предприятиями Нижнекамска в части выплаты им зарплаты. Скажи, ты сам придумал эту схему или тебе кто-нибудь подсказал? — Нет, Мартын, схема моя. Она элементарная. Предприятие страхует своих рабочих на квартал или на месяц и в результате этого каждый месяц получает от нас деньги в связи с окончанием договора. Вернее, получает не само предприятие, а застрахованный предприятием работник. Так как там работает достаточно много людей, то и я имею от всего этого неплохие деньги, которые пытается отобрать у меня Бык. — Потерпи, Вадим. Осталось совсем немного, и я уберу с шахматной доски фигуру Быка. — Хорошо понял, Мартын. Только, прошу тебя, позвони и скажи об этом Корейцу. Мне не нужны лишние головные боли, — попросил его Шимановский. — Хорошо, Вадим, я позвоню ему. * * * Резаный был в бешенстве, когда узнал, что в санатории «Ундоры» неизвестные застрелили Козина. — Ну и сволочь! — подумал Резаный о Мартыне. — Решил, что, кроме этого банка, я больше ни с кем не работаю? Это мы еще посмотрим, кто кого собьет с насеста в курятнике. — Долгов! — позвал он одного из своих близких и доверенных охранников. — Когда приедет Паша Орский? — Вчера вечером позвонили и сказали, что он уже выехал из Оренбурга. Думаю, что сегодня вечером должен быть здесь, в Питере, — ответил ему Долгов. — Кто его будет встречать? Может, мне самому поехать на вокзал, как ты думаешь? Что ни говори, но Паша Орский — довольно известный в России вор. — Думаю, что не стоит этого делать, Рамиль. Ему не нужна излишняя помпезность, как говорит он сам. Он хочет, чтобы все это прошло тихо, без всяких облав и камер предварительного заключения. — Бог с ним, раз решил так пусть будет, как он хочет. Мы менять тогда программу не будем. Положение Резаного и, соответственно, всей казанской группировки в Питере после его ранения и лечения за границей сильно пошатнулось. Местная братва, вступив в союз с тамбовской группировкой, все дальше и дальше стала теснить его от сочных финансовых кусков. Открыто воевать с ними он уже не мог. Война на два фронта связывала его по рукам и ногам и висела камнем на его шее. Все имеющиеся у него ресурсы были брошены на борьбу с Мартыном. Многие союзники Резаного стали колебаться, потеряв уверенность в его силах. Подобное положение толкнуло Резаного на поиски новых союзников. Одним из возможных его союзников должен был стать оренбургский вор в законе Паша Орский. Паша всегда мечтал бросить якорь в Питере или Казани, и предложение Резаного поучаствовать в его проектах сильно обрадовало его. Паша провел переговоры с ворами Оренбурга, а затем, заручившись их поддержкой, забил встречу с питерскими ворами. — Деньги любят тишину, — любил говорить он и, руководствуясь здравым смыслом, отказался встречаться на вокзале с Резаным. Будучи человеком весьма осмотрительным и осторожным, он не исключал того, что Резаный может находиться под колпаком местных специальных служб, и эта шумиха вокруг его персоны может вызвать неподдельный интерес этих служб.. Встретились они с Резаным поздно вечером в одном из небольших ресторанов города. — Привет, Резаный, — поздоровался с ним Паша. — Как живешь и на что живешь? — Здравствуй, Паша, — ответил приветствием на приветствие Резаный. — Были времена, когда жилось намного лучше, чем сейчас. Давай, присаживайся, Паша, кушай, пей. — Спасибо за приглашение, — сказал тот, присаживаясь за стол. — Надеюсь, что ты проверялся и не притащил за собой ненужных людей? — Если ты сам проверялся, значит, здесь все чисто, — ответил Резаный. — Если это так, то все чисто. Я в принципе готов выслушать твои предложения. Они долго говорили. В конце разговора Паша сказал: