– Ну, я тоже могу за себя постоять, – сказал вдруг Тилорн. Оно и видать, подумал Волкодав. А вслух потребовал: – Покажи. – Эврих, встань, пожалуйста, у двери… – начал было мудрец. Волкодав решительно поднял руку: – На мне. – Ты же ранен! – Ничего. – Тогда, – сказал ему Тилорн, – попробуй подойти ко мне от двери. Волкодав встал у двери. Тилорн развернул ноги, слегка присел, выставил руки ладонями вперёд и несколько раз глубоко вздохнул. – Пока ты собираешься… – проворчал Волкодав. Он хотел сказать – семь раз зарежут, – но тут глаза у Тилорна засветились, как два аметиста, и с коротким возгласом «Ха!» он прыжком переставил ноги и резко толкнул ладонями воздух. Волкодав пошатнулся. Ничего подобного он не ожидал. Больше всего это было похоже на удар в голову, только вот нанесли его с расстояния в несколько шагов, и к тому же не прикасаясь. Удар невидимым кулаком. И довольно-таки ощутимый. Одновременно ему показалось, будто Тилорн стал выше ростом, грозно раздался в плечах и… куда только подевался кроткий мудрец! Перед ним стоял беспощадный, яростный воин, способный – что-то нашёптывало Волкодаву, что это было действительно так, – следующим ударом вовсе вышибить из него дух. Венн с изумлением услышал внутри себя некий голос, уговаривавший отступиться и уносить ноги… Волкодав пригнулся, как против сильного ветра, и двинулся на Тилорна. Следующее «Ха!» учёного чуть не заставило его споткнуться, но он продолжал идти. Если он что и умел, так это отвечать яростью на ярость. И беспощадностью на беспощадность. Жизнь научила. Хакнуть в третий раз Тилорн попросту не успел. Прыгнув вперёд, Волкодав мигом скрутил его и прижал к полу. И грозный воин немедленно испарился, словно мираж, к которому подошли слишком близко. На Волкодава снизу вверх смотрел прежний Тилорн, улыбающийся, взмокший и виноватый. Волкодав выпустил его и сказал: – Всё-таки ты колдун. – Так я и знал, что ты это подумаешь, – огорчился Тилорн и принялся оправдываться: – Это совершенно такие же приёмы, как и те, которыми владеешь ты сам. Только основаны они не на ловкости тела… хотя и на ней тоже… но ещё и на сосредоточении мысли, позволяющей направлять, скажем так, духовный удар… Волкодав оглянулся на Ниилит: – Значит, вот ты как лошадей пугать собиралась. Ниилит молча кивнула, а Тилорн продолжал: – Эти приёмы позволяют обезопасить себя от зверей. Да и недоброго человека можно прогнать… Волкодав заметил: – Меня ты не больно прогнал. – Я осторожничал, – гордо объявил Тилорн. – Ты мой друг, и ты всё-таки ранен. Если ты заметил, я тебя по больному месту не бил. И потом, я сам ещё не вполне… – Тут он запнулся, покраснел и честно добавил: – По правде говоря, я бы и тогда с тобой, наверное, не совладал. – Ты очень сильный, – подтвердил Эврих. Тилорн покачал головой: – Не в том дело. – Как же ты, такой ловкий, в клетку попал? – спросил Волкодав. Тилорн пояснил, что владеющего волшебной борьбой тоже можно смять числом и взять измором. Что, собственно, с ним и произошло. Волкодав решил последовать своему давнишнему правилу: осваивать любой увиденный приём, даже самый на первый взгляд нелепый. Он попросил Тилорна показать. Тилорн поставил на лавку полено и долго объяснял венну, как вызывать в себе ненависть, как обращать её в силу и затем метать в супротивника. И правда, по мановению его ладони полено взлетало, как сдунутое, и звонко брякалось в стену. Волкодав долго пробовал, но у него так и не получилось. Наверное, кое-что ему было всё-таки не дано. Он умел только гасить лучину, издали направляя на неё развёрнутую ладонь. Так венны проверяли себя перед поединком, желая узнать, достигнуто ли внутреннее равновесие. Он не стал ничего говорить, хотя и был задет за живое. Трое суток он не садился в доме за общий стол и ночевал во дворе, у маленького костерка, внутри круга, вычерченного на земле. На третью ночь он не спал вовсе, но никто не пришёл. Должно быть, рассудил венн, Морана Смерть сразу забрала своего последователя к себе. Как он и предвидел, кнесинка Елень в самом деле несколько дней не выходила из крома и даже из своих хором показывалась редко. Однако потом всё пошло совершенно как раньше. С той только разницей, что теперь никто уже не фыркал и не насмешничал по поводу телохранителя-венна. Волкодав невозмутимо стоял у кресла государыни, за правым плечом, обманчиво-спокойно сложив на груди руки, и над локтями из рукавов кожаного чехла выглядывала кольчуга. Он её и не пытался скрывать. Однажды на рынке его зазвал к себе какой-то купец и попытался вручить подарок – дорогой красивый кинжал. Купец уверял, что не ищет никаких милостей кнесинки. Волкодав поблагодарил, но подарка не взял. Тилорн по-прежнему пропадал у мастера Крапивы. Дюжие уноты провожали учёного туда и обратно. Вдвоём с Крапивой они сходили к стекловару Остею и заказали чаши, причём повторилась почти та же история, что и в мастерской бронника. Любознательный Тилорн начал задавать вопросы и, понятно, сейчас же принят был за подсыла. Потом – уличён в колдовстве. Кончилось же тем, что Остей и Крапива чуть не за бороды взяли друг друга, оспаривая, кому завтра принимать у себя мудреца. Добрый бронник страшно гордился тем, что самой кнесинки телохранитель облекал себя в кольчугу, приобретённую у него в мастерской. И ходил гоголем, пока кто-то из соседей не умерил его гордость, справедливо заметив: – Было бы с чего пыжиться, если бы о твою кольчугу те ножи притупились. А так… Неслышные тени придут к твоему изголовью И станут решать, наделённые правом суда: Кого на широкой земле ты подаришь любовью? Какая над этой любовью родится звезда? А ты, убаюкана тихим дыханием ночи, По-детски легко улыбнёшься хорошему сну, Не зная, не ведая, что там тебе напророчат Пришедшие властно судить молодую весну. И так беззащитно-доверчива будет улыбка, А сон – так хорош, что никто не посмеет мешать, И, дрогнув в смущенье, хозяйки полуночи зыбкой Судьбы приговор погодят над тобой оглашать. А с чистого неба льёт месяц свой свет серебристый, Снопы, и охапки, и полные горсти лучей, Черёмуха клонит душистые пышные кисти, И звонко хохочет младенец – прозрачный ручей. И что-то овеет от века бесстрастные лица, И в мягком сиянии чуда расступится тьма, И самая мудрая скажет: «Идёмте, сестрицы. Пускай выбирает сама и решает сама». 8. Прогулки верхом Волкодав стоял на заднем дворе крома, на площадке для стрельбы из лука, и бил в цель. Если не упражняться, любая сноровка забывается. Он стрелял по-всякому: и просто так, и лёжа, и навскидку с поворота, и бросаясь кувырком через голову, и с коня, сидя на нём охлябь. А заодно приучал Серка слушаться только коленей, голоса и свиста, без поводьев. Увидев подошедшую кнесинку, он опустил лук и поклонился: – Здравствуй, госпожа. – Как твои раны? – первым долгом спросила она. – Заживают? Он ответил: – На мне быстро всё заживает, госпожа.