Возможных вариантов не слишком много. Насколько я могла судить, максимум четыре. Либо я умерла и теперь в чистилище. Либо я под воздействием наркотиков. Либо это кино. Либо я сошла с ума. Я вздрогнула. У меня за спиной появился бородач. – Ты еще здесь, Ханна. Боишься отправляться домой одна? Мне тебя проводить? Его лицо выражало искреннее участие. В сущности, он не выглядел как человек, которого стоит бояться. До этого он будто был огорчен, потому что по какой-то причине считал меня обузой, но теперь он смотрел на меня с неподдельным беспокойством. Я задержала дыхание. – Я хочу узнать только одно: я умерла? Допустим, что так… тогда все это не казалось бы мне настолько реальным… или нет? Он нахмурился. – Ты жива и в добром здравии. А почему ты спрашиваешь, Ханна? – Ну… тогда здесь снимают фильм? – спросила я. Честно говоря, я хотела это спросить. Но вместо этого прозвучал совсем другой вопрос: – Ну, тогда здесь устроили костюмированное представление? Я в растерянности захлопнула рот. Почему я не смогла произнести слово «фильм»? Я попыталась еще раз, стараясь сильнее: «Костюмированное представление». По меньшей мере десять раз подряд. И все равно, как бы сильно я ни пыталась – слово «фильм» не хотело слетать с моих губ. Бородач тут же сильно насторожился. – Скажи мне, что ты помнишь. О том, что произошло, прежде чем ты здесь оказалась. Я непонимающе посмотрела на него. Разве он не знает? – В общем-то, вот что, – осторожно сказала я. – Я упала в воду, а потом этот парень втащил меня в красную гондолу с одноглазым гондольером. А потом что-то загрохотало, и я очнулась тут, голая. – О боже! Ты сохранила свои воспоминания! А чего он ожидал? Что наркотик, под которым я, похоже, была, будет действовать вечно? – Я не помню ничего о грабителях, – возразила я. Он вздохнул. – Не было никаких грабителей. Это Себастьяно выдумал. – Кто это вообще? – Человек, который принес тебя сюда. – А все мои вещи и мое зеркало тоже Себастьяно припрятал? – спросила я. «Зеркало»? – я громко застонала. С какой стати я сказала «Зеркало»? Я хотела сказать «айпод»! «Зеркало» – в ужасе повторила я. – «Зеркало!» Бородач вздохнул. – Даже не пытайся. – Что вы со мной сделали? – обвиняюще воскликнула я. – Почему я больше не могу сказать «зеркало»? Разумеется, я имею в виду не «зеркало», а «зеркало»! – Что бы ты ни пыталась сказать, ты не сможешь это произнести. Потому что это оказалось бы анахронизмом. Это слово я сегодня уже слышала! – Анахро… что это вообще за фигня? – То, что не соответствует этому времени. Я потрясенно уставилась на него. – Этому времени? – С твоей точки зрения, это прошлое. Не сдержавшись, я громко расхохоталась. Хотя ситуация была ни капельки не смешная. Даже мне самой мой смех показался слишком громким. – Тсс, не шуми так сильно! – упрекнул меня бородач. – Дождешься, что нас схватит стража! Я решительно набрала в грудь воздуха. – Я хочу наконец узнать, что на самом деле здесь происходит! – Я тебе только что объяснил. – А я не верю ни единому слову. Бородач вздохнул еще раз. – Пойдем. Я отведу тебя туда, где ты сможешь остаться на некоторое время. Я последовала за ним. Больше мне здесь не на кого было положиться. Я совсем не знала его, но по крайней мере я знала парня, который меня сюда притащил – уже что-то, для начала, чтобы попытаться во всем разобраться. А объяснений требовало многое. Нигде не было электрического света, ни в домах, ни на улицах или площадях. Ни одной моторной лодки, ни у одной пристани. Все люди, которые время от времени попадались нам по пути, были одеты в старинном стиле. Большинство несли с собой фонари со свечами, а у некоторых были факелы. Все казалось мне совершенно настоящим. Я даже чувствовала, как факелы пахнут смолой. Итак, должно быть, я сошла с ума, потому что только сумасшедшие могут воображать себе вещи, которые кажутся им совершенно реальными. Все началось с безобидного зуда в шее, а затем внезапно переросло в настоящий психоз. Когда я снова вернусь домой, не стоит рассказывать никому эту безумную историю. Ванесса спросит, что я употребила, а мама потащит меня к школьному психологу и расскажет ему о моих «временных нарушениях восприятия». А тот спросит с обманчиво доброжелательной улыбкой: – Анна, подвергалась ли ты в последнее время необычному стрессу? Ты ведь точно знаешь, что в действительности путешествия во времени невозможны? Нет, разумеется, невозможны. Это я и сама могу сообразить. В качестве лучшей версии я решила воспринимать все происходящее как своего рода иллюзию. Например, этого неприветливого венецианца. Сообщив мне, что мы находимся в прошлом, он замолчал, а поскольку он все равно был лишь плодом моего воображения, я не видела никакой необходимости с ним говорить. Несмотря на это, я шла за ним, поскольку недоброе предчувствие говорило мне, что я немногого достигну, если буду стоять на месте. Быстрым шагом он вел меня по улочкам и мостам, а я плелась за ним, как загипнотизированная овца. – Куда мы идем? – в какой-то момент решила спросить я. Вдруг он – дружелюбный призрак, который поможет мне выбраться из этой существующей лишь в моем воображении ситуации, если я спрошу его вежливо. Никакого ответа. – У тебя вообще есть имя? – спросила я. – Бартоломео. Похоже, у моего подсознания была неплохо развита фантазия. У призраков даже были собственные имена. Я решила сократить Бартоломео до «Барта», тем более что это хорошо подходило к его заросшему лицу [7]. Как раз когда я начала спрашивать себя, как долго мне еще предстоит в этом ненормальном состоянии шагать сквозь ночь, как мы остановились на извилистой улочке. – Пришли. * * * Мы стояли перед узким двухэтажным домом, второй этаж которого слегка выдавался над первым, как и у всех остальных домов на этой улочке. Маленькие окна были заделаны множеством круглых стеклышек, и за ними было темно. Барт принялся нетерпеливо колотить в дверь, пока ее не открыли. До нас донесся запах зелени, дыма и спертого воздуха, который ударил мне в нос. Для плода воображения запах был потрясающе реальным. Передо мной стояла женщина в рубашке до пола, похожей на шатер, под которой заметно колыхались ее телеса. Она держала свечу, которая подсвечивала ее второй подбородок. Сложно было сказать, сколько ей лет. Морщин на ее лице не было видно – оно было для этого слишком толстым. Женщина возмущенно посмотрела сначала на Барта, а потом на меня. – Вас явно черти принесли! – Почему вы сразу же предполагаете худшее? – Потому что я вижу, что вы не принесли хороших новостей. Или я все-таки могу надеяться, что вы пришли, чтобы забрать бесполезную девчонку?