Мама разворачивает газету и достает свечу в виде снеговика. У матери Хизер есть план украшения дома; если в этом году она не решила его изменить, эта свеча окажется в ванной на первом этаже. Фитиль почернел: в прошлом году папа Хизер на минутку зажег свечу. Но едва заслышав запах плавящегося воска, ее мама принялась колотить в дверь ванной и требовать, чтобы он затушил пламя. «Это декоративная свеча! — кричала она. — Декоративные свечи не зажигают!» Мама заглядывает на кухню, а потом поворачивается к нам. — Вам лучше поторопиться, — шепчет она и говорит Хизер: — Твоя мама ищет свитер, который связала для конкурса дурацких рождественских свитеров. Говорит, ее работа вне конкуренции. — Неужели настолько дурацкий? — спрашиваю я. Хизер морщит нос. — Если она не победит, то судьи просто не понимают значение слова «дурацкий». Тут дверь кухни открывается, и мы выбегаем на улицу, громко захлопнув за собой входную дверь. У двери стоит маленькая елочка, которую я принесла с базара. Я достала ее из пластикового ведерка и обернула корни грубой мешковиной. — Давай первую половину пути я понесу, — говорит Хизер, берет сверток размером с баскетбольный мяч и кладет на руку, как младенца. — А ты захвати лопатку. Беру садовую лопатку, и мы идем. На середине пути вверх по склону горы Хизер предлагает поменяться. Я кладу фонарик в карман и забираю у нее деревце. — Держишь? — спрашивает она. Я киваю, и она берет у меня лопату. Берусь за дерево покрепче, и мы продолжаем взбираться по склону. Местные любовно называют Кардиналз-Пик «горой». Мы идем по протоптанной дорожке, которая три раза огибает гору и ведет к вершине. Луна как обрезок ногтя — едва освещает склон. За поворотом без фонариков уже не обойтись. А пока мы светим по сторонам и отпугиваем копошащееся в кустах мелкое зверье. — Так, значит, встречаться с парнями, которые работают на базаре, тебе нельзя, — рассуждает Хизер, словно продолжая прерванный разговор, над которым она долго размышляла. — Тогда давай вместе придумаем, с кем бы еще ты могла… ну… провести время. Я смеюсь, незаметно достаю фонарик из заднего кармана и свечу ей в лицо. — О! Да ты, я смотрю, не шутишь! — Не шучу! — Ну уж нет, — отвечаю я, наблюдая за ее реакцией. — Нет и еще раз нет! Во-первых, до Рождества у нас куча работы и ноль свободного времени. Во-вторых — и это принципиальный момент! — я живу в трейлере на елочном базаре! Что бы я ни делала, что бы ни сказала, отец всегда в двух шагах. — Но попробовать все равно стоит, — отвечает она. Наклоняю елку, чтобы иголки не лезли в лицо. — И еще. Представь, что бы ты почувствовала, если бы знала, что придется бросить Девона сразу после Рождества? Это же ужасно! Хизер достает лопатку из заднего кармана и идет дальше, постукивая ею по ноге. — Ну, раз уж ты об этом заговорила, я, вообще-то, так и планировала. — Что?! Она пожимает плечами. — С твоими-то принципами тебе наверняка покажется ужасным то, что я… — Почему все считают меня принципиальной? Что это вообще значит? — Да не ерепенься ты, — смеется Хизер. — Я люблю тебя как раз из-за твоих принципов. У тебя такой крепкий… как это говорится… моральный фундамент, вот. И это здорово. Но девчонка, которая планирует кинуть своего парня сразу после Рождества, рядом с тобой выглядит не лучшим образом. Ну, то есть на твоем фоне. — Как можно планировать бросить парня за месяц? — Ну… жестоко было бросать его перед Днем Благодарения, — объясняет Хизер. — Вот сидит он за столом с родными и говорит — что? «Я благодарен за то, что мое сердце разбито»? Несколько шагов мы молчим, а я обдумываю ее слова. — Наверное, подходящего момента никогда не представится, но ты права — есть дни, в которые расставаться точно не стоит. Так давно ты это решила? — Еще на Хэллоуин, — отвечает она. — Но у нас были такие классные костюмы! Мы сворачиваем за угол, и лунный свет меркнет. Теперь приходится светить прямо под ноги. — С ним вроде бы все нормально, он хороший парень, — продолжает Хизер. — Иначе я бы не парилась и бросила бы его и в праздник. Он умный, хоть по нему сразу и не скажешь, добрый и милый. Просто иногда он может быть таким занудой! И бестолковым, что ли? Не знаю. Я никогда не осуждала людей, решивших расстаться. Всем нам нужно разное, и у всех разные потребности. Мейсон, первый парень, с которым я порвала, был умен и не лишен чувства юмора, но не хотел отпускать меня ни на шаг. Поначалу я думала, что это здорово — когда ты нужна кому-то как воздух, но очень быстро эта навязчивость приелась. Чувствовать себя желанной — одно, но когда к тебе липнут — совсем другое. — А в каком смысле он зануда? — спрашиваю я. — Сейчас попробую объяснить, — отвечает она. — Представь: даже если бы я попыталась описать тебе степень его занудства, слушать меня было бы интереснее, чем общаться с ним лично. — Серьезно? Тогда мне не терпится с ним познакомиться. — Вот поэтому тебе совершенно необходимо завести парня, пока ты здесь, — говорит она. — Тогда мы сможем ходить на свидания вчетвером, и мне не придется умирать со скуки. Как странно было бы завести роман с кем-то здесь, в Калифорнии, зная о том, что скоро все должно закончиться. Если бы я этого хотела, то в прошлом году согласилась бы встречаться с Эндрю. — Свидания вчетвером? Я — пас, — говорю я. — Но все равно спасибо за предложение. — Еще успеешь меня поблагодарить, — замечает она. — Я от тебя не отстану. Со следующим поворотом мы почти достигаем вершины; сворачиваем с протоптанной дорожки, которая становится все уже, и углубляемся в низкий кустарник. Хизер светит по сторонам. Какой-то зверек улепетывает прочь. Судя по звуку, кролик. Еще десять шагов и кустарник редеет. В темноте все пять елочек не видны, но когда свет падает на одну из них, на сердце становится так тепло! Хизер медленно переводит фонарик, и я вижу все пять. Мы посадили их на расстоянии полутора метров друг от друга, чтобы тень не падала на соседние деревья. Самое высокое уже на пару дюймов выше меня, а самое маленькое едва доходит мне до пояса. — Привет, ребята, — шепчу я, прогуливаясь между ними. Держа новый саженец в руке, поглаживаю свободной рукой иголочки. — Я в прошлые выходные приходила, — говорит Хизер. — Прополола сорняки и разрыхлила землю, чтобы сегодня было полегче. Ставлю мешок на землю и поворачиваюсь к ней лицом. — Да ты у нас садовод! — Это вряд ли, — отвечает она. — Но в прошлом году мы так долго сражались с сорняками в темноте, что я решила… — Будем считать, что тебе это понравилось, — говорю я. — Какой бы ни была причина, ты не сделала бы это, не будь ты такой прекрасной подругой. Спасибо. Хизер вежливо кивает и вручает мне лопатку. Оглядевшись, я нахожу идеальное место. У меня есть правило: новому деревцу — лучший вид на окрестности. Встаю на колени — Хизер уже взрыхлила землю. Выкапываю яму, достаточно большую, чтобы вместить корни. В последние два года мы по очереди приносили деревца на гору. Теперь здесь моя личная еловая плантация. И частичка меня останется здесь даже после того, как мы вернемся на север. В голову опять лезут непрошеные мысли: а будет ли у меня возможность в следующем году срубить самое взрослое дерево? Я рассчитывала, что этот праздничный сезон будет идеальным, а не обремененным сомнениями. Но теперь везде, во всем, что бы я ни делала, меня подстерегает вопрос: «а что, если…?» Не знаю, как насладиться этими мгновениями, не думая о том, что это в последний раз. Развязываю шпагат, скрепляющий мешковину вокруг корней. Разворачиваю ткань, стараясь не повредить корни. На них комья земли с нашей плантации в Орегоне. — Мне будет не хватать этих наших походов, — говорит Хизер. Ставлю деревце вертикально в яму и раздвигаю корни руками. Хизер садится на колени рядом и помогает забросать яму землей. — Хорошо хоть впереди у нас еще год, — произносит она. Не решаясь взглянуть на нее, высыпаю пригоршню земли ближе к стволу, затем отряхиваю руки и сажусь на землю. Подтянув колени к груди, устремляю взгляд на огни города у подножия темной горы. Пусть каждый год я приезжаю сюда совсем ненадолго, мне кажется, что я здесь выросла. Делаю глубокий выдох. — В чем дело? — спрашивает Хизер. Я поднимаю глаза. — Еще одного года может не быть. Она, нахмурившись, смотрит на меня, но молчит. — Родители ничего мне не говорят, — признаюсь я, — но я слышала, как они это обсуждали. Они считают, что тянуть с продажей бизнеса еще один сезон нет смысла. Теперь уже Хизер смотрит на город. С такой высоты, да еще в сезон праздников, когда все огни горят, отсюда хорошо виден наш рождественский базар. С завтрашнего дня вокруг него загорится прямоугольник белых фонарей. Но сегодня мой дом — всего лишь темное пятно на длинной улице, освещенной лишь фарами проносящихся мимо автомобилей.