В голосе хозяина слышались сомнения, и, честно говоря, я их разделяла. — Зачем? — Видимо, молодой волшебник тоже. — Сказал, что наша дочка слабенькая и сама с такой хворью не справится. — С лавки поднялась женщина с ребенком на руках, глаза были заплаканные, в синей обводке от бессонной ночи. Мог ли лекарь доверить неопытному подростку неизлечимо больного ребенка? Я с беспокойством покосилась на бледного целителя: он и без того с трудом справлялся со своими эмоциями, а это может стать и вовсе не подъемной ношей. Но пока я придумывала, как вмешаться и разрешить ситуацию, Весень, закусив губу, взял из рук матери младенца, развернул пеленки и чуткими длинными пальцами ощупал тельце. Даже мне было понятно, что у девочки сильный жар. — Я возьму ее с собой, — внезапно сказал волшебник. Женщина всплеснула руками и что-то запричитала сквозь слезы, мужчина крепче сжал пальцы на ее плечах и уже собрался что-то возразить… — Завтра утром придете и заберете, — сухо отрезал Весень. Я отметила, что он не уточнил — живую ли, здоровую ли. Ох, мальчик-мальчик, не много ли на себя берешь? — Ну же, решайтесь! — поторопил родителей больной малютки Весень. — Зачем за мной посылали? Женщина выхватила у целителя дочку и прижала к себе, как драгоценность, но муж властно разжал ее руки и передал ребенка обратно. Надо было видеть лица парней, когда мы вышли из дома со свертком, в котором был младенец. Я бы пошутила, что Весень взял работу на дом, но не была уверена, что здесь, на Севере, поймут мою шутку. — Это что? — поднял соломенные брови Лель. — Кажется, кто-то стал кормящим отцом, — рассмеялся Ратко. И тут юмор не поняла уже я. Наверно, по моему лицу это было заметно, потому что богатырь с гордостью похлопал целителя по костлявому плечу и объяснил: — Он со своими пациентами делится жизненной силой, потому такой бледный и тощий. — Вот теперь точно в трактир! — не терпящим возражений тоном заявил Лель. — Тебе надо восстановить силы, а нам выпить и успокоиться. Перелом на Ольховой улице подождет до завтра — никуда не убежит. Глава 9 КРАСНЫЕ БУСЫ — Это бедный район? — решила задать я вопрос, хотя никаких признаков бедности у жителей не заметила, но уж больно неухоженной выглядела часть города, где мы незапланированно посетили уже два двора. Троица переглянулась. — В городе, конечно, есть бедняки, — ответил за всех Ратко, — но на целую слободку их не наберется. — Тогда почему эта улица выглядит так, будто здесь была чума? Весень три раза плюнул через плечо и гневно посмотрел на меня, чтобы больше не каркала. Ратко пожал плечами. — Ну давай спросим, — кивнул он на мужичка, пытавшегося вернуть в петли покосившийся ставень. Богатырь подошел к трудяге, подхватил ставень одной рукой снизу, второй сбоку и с первой попытки поставил на место. — Спасибо, подсобил, добрый человек! — Да не за что, — расплылся в дружелюбной улыбке Ратко. — Ты лучше скажи, что такое с вашей улицей стало? Что за беда? — Да леший его знает! — Горожанин, совсем как Весень минуту назад, три раза сплюнул через плечо и сделал какой-то охранный знак. — Сыпется все, будто сглазил кто-то. Я этот ставень уже третий раз поправляю. Краска на крыльце облезать стала, а красили летом. Плетень вот вдруг покосился. Оно, конечно, может, краску мне на базаре негодную продали и на плетень снегу навалило. Да только если бы у одного меня такое происходило, а то вся улица, почитай, разваливается. Ей-богу, старостиха с соседнего проулка порчу навела. — А почему она? — Да ходит тут, бродит, языком мелет. А баба-то злая, и глаз у нее недобрый. Я пожала плечами. Если бы от каждой злой бабы начинали разваливаться дома, скоро бы ни города, ни деревеньки на земле не осталось. Доброта в число и моих-то достоинств никогда не входила. — А вы кто такие будете? — вдруг очнулся говорливый мужик и с подозрением посмотрел на Весеня, который укачивал на руках ребенка. — В гости ходили, — туманно ответила я. А то тоже в колдуны запишет, и не отопрешься, ведь со мной их трое. — Что за баба-то? — громко спросил Лель, не желая развивать щекотливую тему. — Где живет? Как выглядит? Я едва удержалась, чтобы не зашикать на него — втянет нас в беду! — А вам на што? — насупился мужик. Я мысленно присоединилась к нему в этом вопросе. Зачем нам знать, где живет и как выглядит какая-то злая баба? — Ты что, старый, не видишь? Это детки с Калиновой улицы. Сдать им змеищу, да и дело с концом! — На крыльцо высунулась хозяйка двора и стала с грохотом выставлять за порог пустые ведра. Мужик оглядел нас из-под мохнатых бровей. — Я на охоту на ведьм не подписывалась, — прошептала я так, чтобы слышала только неразлучная троица. — А у нас ведьмы и не водятся, — попытался успокоить меня Ратко. Ага, я и поверила. То-то тут все о ней так ласково отзываются, дай только шанс — веток в костер под пятки мигом подкинут. — Да что ты тянешь! Вон за тем углом живет она, господа волшебники. Дом с коваными воротами, — подтвердила мою догадку женщина с крыльца. — Варварой зовут. Ей уж полвека минуло, а в последнее время ходит павой в бусах и расписном платке! Интересно, что бы она сказала о некой баронессе Зоненштадтской, которой минуло семьдесят и которая при этом не подумала отказаться от жемчуга и бриллиантов? Я посмотрела на женщину, мягко говоря, неодобрительно. Неразлучная троица, не сговариваясь, развернулась в указанном направлении. — Вы серьезно? — едва поспевала я. — Прямо вот совсем серьезно? Почему-то было смешно и в то же время досадно. Парни поверили одной злоязычной бабе, которая клеветала на другую такую же, и теперь мы дружной толпой идем в неизвестном направлении. Поневоле задумаешься о сглазе и колдовстве, когда на две ближайшие улицы и переулок всего один дом в приличном состоянии. Жилище старосты стояло как новенькое, будто только что срубленное, обтесанное и покрашенное. Забор дощечка к дощечке, тогда как соседний напоминал зубы во рту старика. — Что мы здесь делаем? — продолжала канючить я. — Да еще младенца с собой притащили. Хотя как раз ребенок за пазухой у Весеня вовсе не возражал против долгой прогулки, наоборот, мирно спал, только иногда слегка покряхтывая, когда волшебник перехватывал его поудобнее. — Здесь пахнет волшебством, ты же сама внимание обратила, — сказал Ратко, без тени смущения колотя по основательным воротам старосты. Пока он колотил, за нашими спинами что-то протяжно заскрипело. Мы обернулись вовремя, чтобы увидеть, как за два дома от нас поперек проулка рухнуло дерево, под которым мы прошли буквально пару минут назад. Ратко выругался и удвоил свой натиск. — Эй, хозяева! Открывайте, поговорить надо! Я же, не веря своим глазам, продолжала смотреть на улицу. Либо мы все сходим с ума, либо упавшее дерево действительно становится все трухлявее, заборы по обеим сторонам проулка накреняются все больше, усеивая сугробы мелкими чешуйками облетающей краски. — С кем говорить-то? Вы кто такие будете? — раздался требовательный голос с высокого крыльца. Мы отступили на шаг и задрали головы, чтобы получше рассмотреть, кто говорит. На крыльце стояла крепкая баба в накинутом на плечи полушубке и синем платке. На шее у старостихи, как и говорила ее завистница, красовались ярко-красные крупные бусы — словно вишни, нанизанные на нитку. Тетка была дородная, сбитая и никак не старше сорока лет. — Волшебники мы, тетушка, с Калиновой улицы. Дозволь во двор войти! — С чего это? — резонно возразила тетка. — Я вас не звала. — У вас на дворе опасный волшебный амулет. Хотим найти, пока от него людям худа не вышло. Тетка на миг испугалась, потянулась к горлу рукой, но затем все с тем же упорством ответила: — А вам откуда знать? Соседушки наклепали? Они от зависти еще и не такого понарасскажут. Только после слов про амулет до меня стал доходить смысл происходящего. Пока Ратко был занят переговорами, я дернула за рукав Леля. — Что за амулет-то? Красавец повернул ко мне свое нахмуренное лицо и кивнул в сторону старостихи: