Дурнота мгновенно накатила, сжав мой желудок в крепкий кулак. – Зачем вы так? Я ведь ничего дурного вам не сделала… Все полгода работала на совесть. И Никита… – А что Никита? – он упёрся плечом в стену, сложил руки в замок на груди и разъедал меня ядовитым взглядом. – Никита ко мне привык. И я к нему… Я знаю все его диагнозы, все проблемы. Все подходы к нему. Все его привычки и предпочтения… Если я уйду, его это травмирует! Он будет думать, что я его предала… – не знаю почему, но в тот момент себя мне было не жаль. Все мои эмоции сконцентрировались на том, как отразится мой уход на маленьком напуганном мальчике. – И будет прав, – отчеканил Масленников. – Стоило задуматься обо всём этом ДО того, как ты услужливо раздвинула свои стройные ноги перед этим тетеревом. – Это никак не связано! Моя работа и моя личная жизнь – это два разных мира! – Дура ты, Олеся, – с разочарованием произнёс Владимир. – Надеешься на что-то. Но таких, как ты, у этого Демида десятки. Таких же жаждущих отщипнуть от него кусочек райской жизни. Только он ни одну из вас к себе настолько близко не подпустит. И ни одна из вас ему не ровня. Он женат на ком? На дочери Пахомова! А ты куда полезла? Или забыла, что у любовниц век короткий? – Владимир Иванович! Хватит! – А я бы мог, – он шагнул в мою сторону, и я неуверенно попятилась. – Что – мог? – Подпустить тебя. К себе… – Масленников приблизился ко мне вплотную, заставив сжаться от ужаса. – Пожалуйста, не надо. – А чем я хуже, Олеся Викторовна?! – схватив за запястье, он дёрнул меня к себе. – Прекратите! – но все мои попытки вырваться не увенчались успехом. – Чем?! Тем, что мой отец не президент?!! – Отпустите меня! – что было сил, я отталкивалась от него свободной ладонью, но и её Владимир сжал так крепко, что синяк мне был обеспечен. – Держите себя в руках!!! – Да не могу я! – он впечатал меня спиной в стену. – Я как дебил последний! Смотрел на тебя и на сына! И понадеялся! А вдруг?! Да как здорово было бы! А ты! Такая же шалава, как и остальные! Из моих глаз потекли слёзы страха, а из горла вырвались хриплые всхлипывания. – Пожалуйста, прекратите!!! Он опустил голову к моему лицу, но я закрыла глаза и отвернулась в сторону. – Неужели я настолько ужасен, Олеся? – Вы меня пугаете. Ваше поведение максимально непредсказуемо! А методы демонстрации симпатии очень странные! Хватит! Я снова дёрнула руками, и на этот раз Владимир меня отпустил. – Собирай манатки и проваливай. Твой номер оплачен до полудня, – не дожидаясь ответа, он стремительно вышел, оставив меня одну. Кое-как успокоившись, я снова набрала номер Демида, но он снова был «не абонент». – Да где же ты?! У меня оставалось полчаса на сборы. Не заботясь об аккуратности, я скидывала свои вещи в чемодан. Несколько секунд смотрела на платье цвета какао и на туфли на тонких шпильках. Это вроде бы был подарок… Но надеть их во второй раз после всего сказанного… Как? Я сложила их в небольшой пакет с эмблемой отеля. Оглядела комнату и ванную. Вроде бы ничего не забыла. Накинула на плечи пальто, натянула полусапожки и вышла в коридор. Ноги были ватными… Но я всё равно заставила себя дойти до «люкса» Масленникова. Постучала. – Чего тебе? – он, всё такой же хмурый, приоткрыл дверь. – Дайте мне с Никитой поговорить. Не бейте по нему моим исчезновением. Даже если люто ненавидите меня. Его не заставляйте страдать от неведения. Владимир смотрел на меня секунд десять. И я держала удар. Смотрела на него в ответ с гордо поднятой головой. Потому что уж перед ним я ни капли не провинилась. И ничего ему не была должна. Моей болью был его сын. – Пять минут. – Спасибо. Он впустил меня внутрь и позвал Никиту. Я в это время сунула пакет с нарядом на тумбу за ворох лыжной экипировки и приготовилась пережить детские слёзы… Подбирать слова утешения было бесполезно. Никита истошно рыдал, вцепившись в меня намертво. И ему было всё равно, кто оказался инициатором нашего расставания. – Ты обещала, что не уйдёшь от нас!!! – Знаю, малыш… – Тогда почему уходишь?! – Так получилось… – Пусть получится по-другому! Олеся, ну пожалуйста!!! Шмыгая носом и поглаживая светленькие волосики, я глянула на Масленникова. До последнего надеялась, что он передумает и сжалится над сыном. В тот момент я была готова согласиться даже на половину оклада. Слишком невыносимо детское отчаяние… Но тот уже всё окончательно для себя решил. И горе сына его не трогало. – Прости, Никита. Я сама грущу. Но ничего не поделаешь… – Поделаешь! – мой маленький проказник не сдавался. – Папа! Помоги Олесе Викторовне не уехать от нас! – Никита с такой надеждой и верой во всесилие отца посмотрел на него… Но наткнулся на каменную стену молчания. Этот человек-демон будет кошмарить сына всё его детство… – Прости, малыш, – я снова крепко обняла мальчика, чувствуя, как трепыхалось за тонкими рёбрышками раненое сердечко. – Прости меня… Я тебя подвела… – Олеся, я тебя люблю! Всегда-всегда буду любить! – И я тебя, мой милый. Всегда-всегда. Теперь мы ревели напару. У меня отняли не работу. У меня отняли маленькое озорное счастье. В ту секунду я ненавидела обоих: и Демида с его неуёмной похотью, и Владимира с его чёртовыми тараканами. Из-за их бездумных слов и поступков… – Мне пора идти. Будь хорошим мальчиком, ладно? Слушайся папу. – Не хочу… – Никита безутешно вытирал слёзы. – Я с тобой хочу, Олеся! – Со мной нельзя. Да и папа ведь расстроится… А он тебя так любит… – Ладно… – Люблю тебя, мой маленький, – я поцеловала малыша в красный нос, поспешно поднялась с колен и выскочила из номера, пока Никиту не накрыла вторая волна истерики. Подхватив чемодан, понеслась к лифту. Но нет. Из-за двери до меня донёсся детский крик отчаяния. Следом – недовольный низкий голос. «Боже, что я наделала?..» Глава 14 Олеся В номере Демида никого не оказалось. По крайней мере на мой стук никто не отреагировал. Его телефон так и остался вне зоны доступа. Я решила, что это знак, и заказала такси до вокзала. Всю дорогу в «Ласточке» боролась со слезами обиды и злости. Обижена я была на весь мир, а злилась исключительно на себя… Оставив чемодан в камере хранения на вокзале, я купила билет на вечерний поезд, снова взяла такси и доехала до Имеретинки. «Море волнуется раз, море волнуется два…» – я брела по пустынной набережной, а январский ветер рвал мои волосы и подменял слёзы холодным морскими каплями. В ушах звенел злой голос Масленникова: «Ни одна из вас ему не ровня! Такая же шалава!» В какой момент я из культурной девушки из приличной семьи превратилась вот в ЭТО? Меня и дурой-то назвали за всю жизнь лишь однажды. И то – бывший муж в процессе развода. Это не в счёт. А тут я внезапно и шалавой оказалась. И женщиной второго сорта… Не ровня… Я со злости пнула гальку в море. Потом ещё одну. И ещё. Потом вспомнила, во сколько мне обошлась моя обувь, и прекратила.