– Да пошло оно. Стащила с себя тёмно-бордовый «футляр», натянула чёрную рубашку с глухим воротом и серую юбку-карандаш. Вообще стала похожа на привидение. – Господи, Жданова, ну какого лешего с тобой творится, а? Работа нравится, девочки тебя любят, частные уроки худо-бедно прилетают. Конечно, я знала, что со мной не так. Но упрямо игнорировала собственные эмоции, потихоньку выдавливая их рассуждениями здравого рассудка. В нарушение всех правил я остервенело накрасила губы матовой вишнёвой помадой, подвела стрелки и, расстегнув воротник, повязала на шею шёлковый платок цвета прелой малины. – Ангелина Бенедиктовна будет рвать и метать. Прекрасно. Восьмое марта в женской гимназии… Директриса, конечно, сжалилась над подопечными, поэтому ученицам было разрешено «умеренно» нарядиться и проявить «высокий вкус» в выборе скромно-торжественной причёски. За эти недели я, конечно, втянулась и привыкла к интересному слэнгу Ангелины, но мои глазные мышцы каждый раз так и порывались бессовестно закатить наглые зрачки. Увидев меня в коридоре школы, она красноречиво-разочарованно покачала головой, но замечание в честь праздника не сделала. Иногда мне казалось, что эта высушенная беспощадным временем женщина не так уж и однозначна… В её взгляде изредка мелькал еле заметный огонёк жизни и ещё чего-то. Но мы были слишком недолго знакомы, чтобы я могла точно понять – чего именно. Чтобы добавить занятиям лёгкости и праздничного настроения, на уроке этики я решила поговорить с девушками выпускного класса о культуре дарения цветов, символизме и правилах ухода за букетами. Ученицы мило переглядывались и улыбались, заметив, что их преподаватель набралась смелости для нарушения строгих правил внешнего вида. Я улыбалась в ответ и подмигивала им. Примером я для них была самым некудышным – по мнению большинства моих коллег. Но зато девочки не боялись подходить ко мне и всё чаще погружали в девичьи проблемы, секреты и терзания. Для меня это было ценно. Помогало отвлечься от своих собственных тараканов. Я вообще любила быть полезной… – …а теперь давайте поговорим о букетах для мужчин. – А такие бывают? – хихикнули ученицы. – Разумеется! Но тут нужно быть крайне осторожной в выборе цве… В дверь кабинета кто-то постучал, и мы дружно повернули головы в одну и ту же сторону. – Прошу прощения, милые дамы. Мне бы у вас украсть Олесю Викторовну. Макаров с охапкой белых тюльпанов уверенно улыбался в приоткрытую дверь, а я, сражённая параличом всех конечностей, оторопело уставилась на него, забыв, что моргать и дышать жизненно важно для организма. В классе наступила гробовая тишина. Девочки бесшумно поворачивали головы то на меня, то на него, то друг на друга. Придя в себя, я приложила невероятные усилия, чтобы разжать челюсти и строго ответить: – У Олеси Викторовны важное занятие. Демид скептически уставился на дисплей проекционной доски, где маячил слайд с «мужскими» цветами, и прыснул в кулак, словно безголовый старшеклассник. Я готова была разорваться осколочным фугасом от нахлынувшей злости. – И часто вы дарите мужчинам цветы? Теперь уже мои девочки не удержались от глупого хихиканья, но я строго глянула на них. – Вы мешаете уроку. Выйдите и закройте за собой дверь. И да, где-то на задворках сознания я ужасно боялась, что всё это станет достоянием общественности и Ангелины Бенедиктовны… – Ну пожалуйста, – Макаров виновато улыбнулся и зыркнул на свой букет. – Олеся Викторовна, у него ведь белые тюльпаны… – осторожно проговорила Юля Вайсман, дочь одного из столичных застройщиков. – Ага, – уверенно кивнул Демид, но потом с сомнением перевёл взгляд на свою гипотетическую заступницу. – А что это значит? – Это значит, подите вон отсюда, – процедила я. – Белые тюльпаны дарят в знак проявления искренней симпатии или же в качестве признания вины и просьбы проявить к дарителю снисхождение, – прочла Юля свой конспект. – Отлично, нам это подходит, – Макаров ещё увереннее вознамерился шагнуть внутрь. – Так, хватит! – моё терпение лопнуло, и я угрожающе двинулась в его сторону. – Вам тут вообще находиться запрещено! Прикрыв за собой дверь, я заметила краем глаза, как все мои ученицы перегнулись через парты в надежде услышать ещё хоть что-то. – Как ты вообще сюда попал?! – накинулась на него почти шёпотом. – Лёгким движением руки с пятитысячной купюрой в карман охранника. – Да что ты себе…! – Я просто хочу объясниться, – Демид ухватил меня за запястье и огляделся, видимо, ища укромный уголок. – Мне не нужны твои объяснения! – прошипела я ему в ответ, безуспешно вырывая руку. – Олеся, хорош, а? Я хочу тебе помочь! – так же шёпотом рыкнул он. – Ты оглох?! Я с тобой никуда не пойду! – попыталась оттолкнуть его, но моих силёнок сдвинуть с места этот булыжник не хватило. – Да почему, блин? – наглые тёмно-синие глаза недоумённо всматривались в моё лицо. – Потому что каждый раз, когда мы сталкиваемся, я огребаю проблем. С меня хватит! – последняя фраза, как бы я ни пыталась сдерживаться, прозвучала на тихом отчаянном всхлипе. Демид раздражённо качнул головой: – Между прочим, в прошлый раз я очень чётко обозначил свою позицию и уверил твоего босса, что причина моего отказа с ним работать не в тебе. И я до последнего пытался уговорить его на выгодные сделки! Я же не виноват, что ему охота слить свои капиталы в унитаз! – Класс! – теперь я скатилась в сарказм, расплывшись в ядовитой улыбке. – Вот только от увольнения меня это не спасло. Я не хочу терять работу после каждой встречи с тобой. Ты обходишься мне непозволительно дорого! – Может, я того стою?.. – бесстыжие брови на мгновение красноречиво взлетели вверх. Но ответить всё, что думаю о его стоимости, я не успела… – Молодые люди, кто-нибудь объяснит, что тут происходит? И почему в здании женской гимназии находится мужчина?! – Ангелина Бенедиктовна… Глава 16 Олеся Мы оба замерли под ледяным взглядом Садовниковой. «Ну капец… В ТРЕТИЙ РАЗ?!» – Мне повторить вопрос?! Кажется, даже молекулы воздуха в этот момент застыли, боясь попасть под раздачу. – Это… Простите, это недора… – Завтра чудесный весенний праздник, А-Ангелина Бенедиктовна, – внезапно промурлыкал Демид. – Хотел поблагодарить вас за то, что вы так радушно приютили к себе мою… э… мою подругу, – он выпрямился, ухватил меня за талию, наигранно прижимая к себе, и протянул ей МОЙ букет. – Это вам! К сожалению, я не силён в цветочном этикете, но надеюсь, тюльпаны вы любите любого цвета. Ангелина несколько бесконечных секунд смотрела на цветы, потом – на нас, на руку Демида на моей талии, потом удивительно грациозно приняла букет, сжав губы в ниточку, и строго ответила: – Юноша, у нас тут не проходной двор. – Понимаю… – Вы не имеете права здесь находиться. И я ещё проведу тщательную проверку по факту вашего появления в стенах гимназии. Чтобы через… – она изящно вскинула левое запястье и посмотрела на миниатюрные золотые часы, – через пятнадцать минут духу вашего тут не было! – Само собой. Непременно. Благодарю! – для большего эффекта Макарову оставалось только в реверансах расплыться. Я же непонимающе смотрела на хранительницу законов, правил и условностей, которая тем временем микроскопически игриво вскинула тонкую подкрашенную бровь, глянув сквозь очки на Демида, царственно кивнула, повернулась на каблуках и «поплыла» прочь. – А… Но… – Восьмой кабинет свободен, – раздался напоследок её комиссарский голос. Я даже не успела сообразить, что произошло, как Макаров силой втолкнул меня за дверь с табличкой «8».