– Да, прости, – Олеся шмыгнула носом и обернулась. – Тебе запрещено выносить мозг. Скрежетнув зубами, я всё же удержался от грубости: – Главное правило состояло в том, чтобы получать удовольствие от процесса и не вовлекаться в это всё эмоционально. Но раз уж оно нарушено… – я напряжённо сглотнул. – Значит, пора поставить точку. – Прекрасно, – прозвучал безжизненный шёпот. – Поэтому извинений не предполагается?.. – Извини, если тебе было неприятно. Но фактически я ничего эдакого не сказал. Отчаянный влажный взгляд по щелчку пальцев превратился в мёртвый. Я продолжал прикладывать все свои силы, чтобы изображать спокойствие. И безразличие. Олеся должна быть уверена, что наша условная чёрта была нарушена именно с её стороны. Несколько секунд спустя она будто бы очнулась, взяла в руки телефон и села на край кровати. – Что ты делаешь? – Покупаю билет на ближайший рейс. Я шагнул на лоджию и закурил, чувствуя ноющую боль в мышцах спины. – Ты должен мне за две недели. Точнее за восемнадцать дней. – Неужели ты включила деловой подход? – я выдавил из себя тихий смешок. «Да, малышка. Руби с плеча. Ты права, моя умница…» – достал телефон и перевёл ей сумму за месяц. – Тут слишком много, – её нежный голос сейчас звучал отчаянно жёстко. – Компенсация за билет и… и прочее. Она ничего не ответила. Я вернулся в комнату, но Олеси в ней не было. Потом из ванной раздался шум воды. Через десять минут она вышла обёрнутая в полотенце. Не глядя на меня, скинула его на пол. Конечно же, голая. – Пункт с прощальным сексом можем опустить. Её скулы вспыхнули. – Я, по-твоему, после поставленной ТОЧКИ должна пулей вылететь из номера? Полуголая и шмотки через плечо?! – Ну явно не обнажаться передо мной… Хорошо, что у неё под рукой не было ничего тяжёлого. – Пусть ты мне и платил, – в голосе Олеси мне впервые послышались ноты угрозы. – Но я не шавка, которую можно просто пнуть при первом желании. Если я должна уйти, я уйду. Не переживай. Но даже такая мразь, как Масленников, дал мне полчаса на сборы. И если ты хоть на пять процентов тот мужчина, которым себя мнишь… – зелёное пламя, словно дикий огонь, хлестнуло меня через всю комнату. Олеся судорожно вздохнула и замолчала, начав одеваться. Нижнее бельё. Моё любимое. Бежевое кружевное. Короткое белое платье-тенниска. Светло-голубые кеды. Зеленоглазка плавно, но уверенно перемещалась по номеру, закидывая вещи в свой маленький чемодан. И всё же руки её тряслись… «Встань. Извинись и останови её.» «Нет. Она должна уехать.» «Не должна. Если она уедет, ТАКОЕ ты уже не исправишь.» «Если я остановлю её, будет ещё хуже.» «А вдруг не будет?» «Ты лучше всех знаешь ответ…» Я насмерть боролся с собственным разумом, но так и остался неподвижно сидеть в кресле и смотреть. Впервые в жизни ощущал дикую боль в пальцах рук от напряжения. Очень непривычно… * * * Олеся Боль была такой нестерпимой, будто вместо внутренностей во мне крошилось стекло. Я двигалась на автомате, без разбора швыряя вещи в чемодан. Затылок пылал, ноги меня не слушались, ладони заледенели. Колкие фразы Демида оставляли после себя удушающий пепел… Но разве он был не прав? Это я взбрыкнула. Могла бы ведь просто стервозно усмехнуться и проглотить обиду. Но, видимо, не быть мне успешной содержанкой… Под конец я проверила в сумке паспорт, телефон и банковскую карту. Подняла взгляд на Демида. «Он врёт», – мелькнуло на мгновение в мыслях, но я была слишком зла, слишком раздавлена, слишком убита… Открыла было рот сказать что-то едкое на прощание, но поняла, что сказать мне было нечего. Вытянула ручку чемодана, подошла к двери… «Встань, Макаров. Просто встань и останови меня. Пожалуйста…» – в ту секунду я ненавидела себя. За то, что была готова снова простить его. Хотя его я тоже ненавидела. За то, что никак не могла разлюбить. Но чуда не случилось. К счастью. Я молча вышла из номера и спустилась в гостиничный холл.113e0c В девять вечера мой самолёт приземлился в расплавленном июньским зноем Подмосковье. Сидя в прохладном вагоне аэроэкспресса, я открыла банковское приложение, календарь и актуальный курс валют. По всем прикидкам выходило, что накопленных Макаровских бонусов для маминых лекарств мне хватало до конца года. Или даже до весны. «Неужели придётся уволиться из школы и снова искать место гувернантки? – от этой мысли мне подурнело. – Или я могу взять больше частных учеников!» «Или ты можешь найти себе очередного спонсора! – саркастично буркнул внутренний голос. – Как ты говорила? Для разнообразия?» «Отвали.» «А что такое? Тебе же нравилось!» «Перенравилось!» «Просто признайся, что надеешься на его звонок!» Я не знала, на что я надеялась… Наверное, надеялась, что найду в себе силы переступить и через эту историю. Что смогу склеить себя изнутри. Воскресить. Не сразу. Не прямо сейчас. Но когда-нибудь… Дома меня встретил цветущий жасмин. Войдя в квартиру, я распахнула окно и впустила в спальню нежный аромат, мгновенно окутавший мои мысли. Этот куст был свидетелем почти всех моих горестей и радостей ещё со школьной скамьи. Знал все мои секреты. Все ошибки. Все мечты. Я смотрела на россыпь нежных белых цветков, легко покачивающихся от еле заметного ветерка, и клялась, что всё переживу. Возьму себя в руки, стисну зубы и решу свои проблемы, чего бы мне это ни стоило. У меня просто не было выбора. В ответ на громкие обещания я услышала отдалённые раскаты грома. Воздух наполнился влажной свежестью, а небо из ясно-голубого вдруг стало каким-то выцветшим. Мелкие облака уступили место грузным мрачным тучам, которые ветер играючи нёс откуда-то с запада. Порыв. Ещё один. Я подставила лицо наступившей прохладе и через секунду улыбнулась: первые крупные тёплые капли приземлялись на кожу, ресницы, волосы. Ливень быстро набирал силу, а я продолжала стоять у открытого окна и благодарить стихию за то, что она так любезно помогла мне скрыть вновь прорвавшие оборону слёзы. * * * Демид Мой рейс садился в аэропорту под безумным ливнем. Сплошные потоки воды неслись к земле откуда-то сверху, не давая самолёту спокойно завершить свой маршрут. Зонта у меня естественно не было, и к концу трапа я промок насквозь. Пришлось даже переодеться, чтобы не натащить вместе с собой несколько литров воды в салон такси. Природа откровенно бесновалась, и я уже окончательно пожалел, что рванул домой следом за Олесей. Нужно было переночевать в Сочи… «Интересно, она тоже попала под ливень?» – я запрещал себе думать о ней. Но с непривычки это было сложно. Вернувшись домой, прошёлся по комнатам и собрал оставленные ею вещи. «Заканчивай с пытками!» – снова грохнул в ушах голос разума. «Хорошо. Всего один вечерок…» – в холодильнике нашёл Олесино любимое вино. Вскрыл. Отхлебнул. Достал большую кружку и плеснул в неё почти половину бутылки. За окном ливень стал значительно легче, но я всё равно завис взглядом на тонких дорожках капель на стекле. «Так нельзя. Я свихнусь…» – уселся на пол, снова отпил вина и открыл нашу с Олесей переписку. Хотел отмотать диалог к самому-самому началу, но оказалось, что мы с зеленоглазкой – те ещё болтуны. Я остановился на её интимных фото и перестал дышать. «Мудак ты, Макаров…» «Знаю. Тем надёжнее.» Каждый кадр я по несколько раз увеличивал, долго рассматривал, водил пальцами по тонким изгибам женского тела. Не знаю, сколько времени прошло, но бутылка внезапно оказалась выпита целиком, и остатки моего здравомыслия уже несколько раз спасли меня и Олесю от пьяных звонков. Я словно с мясом выдирал из себя эти фото и нажимал на «Удалить». Когда сил не осталось, упёрся затылком в стекло, глубоко вдохнул и… заблокировал её номер. Везде. Нужно было попробовать поспать. Я поднялся на ноги и, слегка пошатываясь, зашагал в спальню. На телефоне оставалось два процента заряда, когда он мягко завибрировал в моей руке входящим звонком. Это был европейский номер Эллы.